Блондинки
Блондинки умными бывают;
Пример тому – Мэрлин Монро.
Мужчины головы теряют;
Ведь все блондинки заодно.
Нет, не имею я ковра:
Щажу завистливых соседей.
А на штанах моих – дыра,
Чтоб в обморок упали леди.
Ну, какой же я аспид?
Просто шутки мои
Не всегда как подарки,
Цветы иль рубли.
При спорах каждый дятел способен дать совет,
А каждый несогласный – молчать ему в ответ.
Но если уж ответишь, то сделай это так,
Чтоб улыбнулся каждый мудрец или дурак.
Уходя, он так испортил воздух,
Что девиц от этого стошнило,
И завял на поле весь подсолнух,
И рыдала брошенной Стихира.
Здравствуй, Мышка! Забудь по Юру.
У него теперь кошки-мышки
С потрясающе дикой Кошкой.
Протрезвей. И не будь ты дурой.
Жил-был чмо на букву м,
Закомплексованный совсем.
Он когда смотрел на ж,
Вспоминал про Фаберже…
Пишите, коллеги! Конечно, пишите!
Бумага всё стерпит! Пишите стихи!
Как флагом стихами смешными машите!
Лепите неведомо что из строки!
И россияне, выпив всю водяру,
Лежат на коврике, разбившися на пары.
А те, кто убежали из России,
Сидят под утро трезвые и злые.
Корявым слогом он марает лист
И временами врет, как сивый мерин.
Стихи писать мостится сталинист
И не стыдится в том, в чем не уверен.
Захлёбываясь в строках парафраза,
Поэт стонал: «Возьми меня, возьми!».
Актриса усмехнулась: «Очень надо!
Пойди-ка, милый, сопли оботри!»
Коллега! Похвалы не ждите.
Трудитесь весело, не зря.
И будьте гением великим
В трусах таких же, как и я.
«Зайчик, ласточка, родная,
Котик, солнышко, чаёк»…
Этих слов я не признаю:
Дюже сахарный паёк.
В своих стихах я постараюсь
Не падать в словоблудья грязь.
Мне каждый стих теперь – товарищ.
У верных слов – большая власть.
Диверсию совсем не отметаю.
Но самолеты чаще падают тогда,
Когда геройствуют иль бдительность теряют
Пилоты их «под мухой» иногда.
Жаль, в наше время нету Дон-Кихотов.
Живут лишь Санчо-Пансы и ослы.
А Дон-Кихоты превратились в Россинантов:
Жуют и ржут на пастбищах страны.
Ох, этот нежно-негативный опыт!
Когда послушаешь его холодный шепот,
То сразу перья осыпаются из крыл
И миражи мерещатся любвей могил.
Я обожаю классный джаз и блюз.
Читаю чью-то книгу «Джаз в болоте».
А грубость не люблю; высокой ноте
Вредит она опошленностью чувств.
Как бескорыстны наши президенты!
Они радеют Думой о народе
В кремлевских блиндажах-апартаментах.
Ну, а народ – с лопатой в огороде.
Сорок восемь? Всего сорок восемь?
Это ж юность, активная жизнь!
Вот когда доживешь до ста восемь,
То поймешь, что любовь не софизм.
Ну что ж, мой друг, давайте всё обсудим;
Намеки прочь! Ваш стих меня сразил.
Я чувствую: не вымерли все люди,
И я на белом свете не один.
Вы похвалой меня вогнали в краску;
Я не наставник вовсе, не мудрец.
Я просто клоун в многоцветной маске,
Паяц, насмешник, шуточек творец.
Свою книгу пишу не пером,
А по клавишам бойко стучу.
Напишу сто страниц ни о чём,
А потом ни о чём помолчу.
Всякий хочет быть народным,
На Парнасе, благородным,
И великим, и богатым,
В сюртуке и не женатым…
Я всё забыл. Проклятый гад склероз!
И смерть-карга кругами окружает…
Нажав на тормоза, мой паровоз
По рельсам памяти уже не пробегает.
Любовь – она всегда одна,
Хоть разных лиц она полна.
В ней рвутся нити каждый раз,
И слезы сыплются из глаз.
Когда-нибудь стихи я прочитаю
О женщине, которой вовсе нет.
О ней я думаю, потею и мечтаю.
Ну, а сейчас пойду смотреть кордебалет.
Июль дождит. Макушка лета!?
Хоть каплю б солнечного света!
Залил нас Бог, как в ванной душ,
И сам резвится среди луж.
Самому честному рецензенту
Меня развеселили Вы вконец…
Хотя за критику – премного благодарен,
Но выраженья вроде «графоман», «бездарен»
Не делают Вам чести, СамЧестРец.
Актеры вживаются роли,
Витают в своих миражах.
Их счастье – забыться от боли,
С беспечной улыбкой в устах.
Не родись никем, мой друг, в России!
Здесь опасна и трудна людская жизнь.
Выбирай загранку посчастливей!
Ну, а лучше – вовсе не родись!
Беда аквариумной рыбке:
По стенкам шлепать плавником!
У ней в амбициях ошибка;
Ведь притворялась карасём!
Люди ходят в унитаз
Ежедневно и не раз.
Но совать туда свой глаз
Может только г@внолаз.
Бывают дни, когда нежданно
Нам детство вспомнится порой,
И сразу с грустью понимаешь,
Что взрослый ты, но не герой.
Благодарить стихом корявым,
Родной коверкая язык,
Убогим тостом величавым
Усердно тужился мужик.
Когда последние стихи
Я уроню тут на Стихире,
Сорвав аплодисменты лирой,
Меня накроют лопухи.
Божественно-свято греша в своём чувстве,
Она поднырнула в безумстве горячем…
Отдавши всю нежность, разбитое сердце
Лежит одиноко в больничной палате…
Прилюдно целоваться? Это круто.
Передо мной мерцает монитор.
И я в него, в страничку с твоим фото,
Почти под платье страстный вперил взор.
Кто кого судит? Кто выбирает?
Вкусы у судей не совпадают.
Если уж сунулся ты в судии,
Будут измазаны руки твои.
Тупая пьеса – жизнь. Её обрящем.
Апостол, не надейся на награду!
Мы говорим «приветик!» всем входящим,
А уходящим – «не горюй, не надо!»
Коллеги, братцы, стихиряне!
В пылу дискуссий о стихах
Не обзывайтесь дураками
И сохраняйте добрый нрав!
Мы не роботы. Мы дети:
В куклы хочется играть.
Почему же куклы эти
Лезут сразу на кровать?
С трибуны громко, громогласно,
Она сказала: «Все – козлы!».
И стало всем предельно ясно:
Её спонсируют ослы.
Любовь ушла. И сердце на закате.
Рассветом остудился новый день.
О счастье мы мечтаем на кровати.
И нам мечтать нисколечко не лень.
Позор не в том, что в счёте проиграли.
Победа достается не всегда.
Но в том команды главная беда,
Что дерзкую отвагу потеряли.
Грусть у подушки томится.
Слышатся вздохи и стоны…
Пусть мне потом не приснится
Траурный марш Мендельсона!
Разрушая доктрины в себе,
Не беритесь писать про Христа.
Если слог раскорячится где,
Не поможет Архангел с креста.
Без крыльев к звёздам не взлететь.
Без крыльев не покинуть атмосферу.
Без крыльев даже песенку не спеть.
Но в крыльях, други, соблюдайте меру!
Если вам совсем уж плохо,
Надо крикнуть «Хорошо!»
И тогда враги подохнут.
Сразу станет хорошо.
По августовски хочется напиться,
Чтоб к сентябрю замедлить бег времён,
И так с Венерой воссоединиться,
Чтоб застонал в музее Аполлон!
