«Время кончилось…»
Время кончилось. Вечность осталась.
Небо с грешной землёй не рассталось.
То росу посылает, то луч,
Что пробиться сумел из-за туч.
Время кончилось. Времени нету.
Помнят ангелы истину эту,
В белых крыльях неся в небеса
Душу лёгкую, точно роса.
«Ты ещё жив? Чудеса, чудеса…»
Ты ещё жив? Чудеса, чудеса.
Значит, тебя берегут небеса.
Значит, ты нужен кому-то и где-то.
Вот тебе, милый, ещё одно лето
В нитях то солнечных, то дождевых.
Вот тебе место средь тварей живых —
Крупных и мелких, поющих, жужжащих,
Льнущих к руке и под ветром дрожащих.
«Птичье горлышко неутомимое…»
Птичье горлышко неутомимое.
Начинается время любимое.
Растянуть бы его, растянуть,
В шелковистой траве утонуть,
В сарафане со спущенным плечиком
Прикорнув меж жуком и кузнечиком.
«Все эти бабочки отважные…»
Все эти бабочки отважные,
И лепестки, и листья влажные,
Земли преображая лик,
Живут, рискуя каждый миг.
Они живут, летают, дышат,
Как будто небо – это крыша,
И каждый, кто под ней рождён,
От всех напастей ограждён.
Не о любви они поют, не о любви.
Поют о скучном и житейском соловьи.
У них по горлышко забот и срочных дел,
И лишь о них певец пернатый нынче пел.
Он пел и пел, а я стояла, сжав виски
И замирая от восторга и тоски.
«Здесь расстаются навсегда…»
Здесь расстаются навсегда.
Отсюда навсегда уходят
И даже тень свою уводят.
Темна стигийская вода.
А речка здешняя блестит,
И здешний день до ночи светел.
...И чей уход Господь наметил?
О ком душа Его грустит?
«Всё ненадёжно так и шатко…»
Всё ненадёжно так и шатко,
Но погляди: цветёт звездчатка —
Наивных десять лепестков.
Бездонна высь и чёрен ров.
На Божий мир бесстрашно глядя,
Она цветёт цветенья ради,
Доверившись лугам, лесам,
Головку тянет к небесам.
Уже и не больно. Легко и светло.
Что цвесть собиралось, уже расцвело,
Что в туче копилось, уже пролилось,
Что сбыться хотело, как будто сбылось.
И с лёгкой душою живу и дышу,
И день этот долгий прожить не спешу.
«Я проснулась рано, в пять…»
Я проснулась рано, в пять.
Поглядела – дождь опять.
Дождик серенький, негромкий.
Нахожусь на самой кромке
Яви призрачной пока.
Под щекой моя рука.
По окошку дождь стекает.
Это время истекает.
Затуманилось стекло.
Это время истекло.
А день меня не узнаёт.
Звенит, меня в упор не видя.
Но я, ей-богу, не в обиде.
Спасибо, что дышать даёт.
Я есть, и вроде нет меня.
Церквушки золотится купол.
С него скользнув, меня нащупал
Горячий луч средь бела дня.
И вчера я здесь была,
И тропа меня вела,
Тень моя перемещалась.
Я ходила и прощалась
С мигом сладостным, земным,
Ускользающим, как дым.
От забвенья защищала,
Долго помнить обещала.
«Я простыми, простыми словами…»
Я простыми, простыми словами
Целый день говорю с деревами.
С деревами, цветами, травой.
Чтобы вышла беседа живой,
Отвечайте, шуршите, скрипите,
Не теряйте, пожалуйста, нити,
Убедите в течение дня,
Что не можете жить без меня.
«День умирал, благословляя…»
День умирал, благословляя
Нас дальше жить и умоляя
Не забывать, чем был для нас
День долгий, прежде чем погас.
День умирал за лесом, полем,
За старой крышей, крытой толем,
Держась за мир лучом одним,
Прося светло проститься с ним.
Я покоя хочу. Мне покой обещали.
Мне поэт говорил – есть на свете покой.
Нас так долго мурыжили, столько стращали,
И зачем новый день мне – безумный такой?
Он несёт лишь раздрай. Лишь раздрай и тревогу:
Тот на воздух взлетел, этот сгинул в огне.
«Как живёшь?» – говорят. Говорю: «Понемногу.
Жду покоя и воли, обещанных мне».
Сырой пейзаж. Сырые краски,
И солнца осторожны ласки,
И свод небесный не просох,
И ни этапов, ни эпох,
А лишь преддверье и кануны.
И тень робка, и краски юны,
И мастер, что картиной жил,
Ещё кистей не отложил.
Ни налево не ходи,
Ни направо и ни прямо.
Крен опасный, морок, яма,
Смертный ужас впереди.
И судьба готовит плеть,
Чтоб стегать кого придётся.
И одно лишь остаётся —
Приподняться и взлететь.
«Ах, земля, кольцо-колечко…»
Ах, земля, кольцо-колечко,
Не калечь ты человечка,
Пожалей, побереги,
У него кругом враги:
Наводнения, торнадо,
Хвори разные. Не надо
Гнать беднягу здесь и там.
Он себя погубит сам.
«Мир наивен, как стишок…»
Мир наивен, как стишок
Про жука и лопушок,
Как «Весёлые картинки»,
Как мальчишечьи ботинки,
Как рассказы в букваре,
Как качели во дворе.
Но едва шутить с ним станешь,
Так ударит, что не встанешь.
Как это всё перевести
С молчанья на язык привычный?
Как луг цветочный, земляничный
Заставить в слове расцвести?
Как море шелковистых трав
Обычным словом обозначить?
И как заставить даль маячить,
Строку внезапно оборвав?
Так осенью пахнет, и тучи так низко,
И даль так туманна, и слёзы так близко.
Кого мне окликнуть? Куда мне податься?
О чём говорить, чтобы не разрыдаться?
Кусочек синевы в окне.
Кусочек вечности во мне.
В моём саду кусочек рая.
И всё это живёт, играя,
Переливаясь и светясь,
Друг с другом не теряя связь.
Читая мемуары Марка Талова[1]
Наверно, хорошо скитаться,
Случайной корочкой питаться,
С друзьями пить аперитив,
Когда ты молод и ретив,
Когда, ночуя без копейки
В парижском парке на скамейке,
Бездомный, нищий, молодой,
Ты спишь под яркою звездой.
Художник, пьяница, драчун,
Ты гениален, беден, юн.
Живёшь, буяня, дебоширя,
И если что-то любишь в мире,
То это краски и мольберт.
Мир, как маршан, жестокосерд.
Пойди, сложи свои полотна
У райских врат, закрытых плотно, —
Едва ли ты получишь мзду.
И всё же верь в свою звезду.
Едва отдашь ты душу Богу,
Твоя звезда найдёт дорогу.
«Остаётся лишь самая малость…»
Остаётся лишь самая малость:
К близким душам и нежность, и жалость.
Дни проходят в заботах о них —
О любимых моих, дорогих.
Пусть земля терпеливо их держит,
Пусть им свет нетускнеющий брезжит.
Пусть они до скончания дней
Будут живы молитвой моей.
«А взглянув, я обомлела…»
А взглянув, я обомлела.
Слева небо так алело,
Слева так горел закат,
Что сияли луг и сад,
Даже жизнь моя сияла.
Поражённая стояла,
Глядя – козырьком ладонь —
На бушующий огонь.
«Вы меня слышите там, вдалеке?..»
Вы меня слышите там, вдалеке?
Видите, к вам я иду налегке.
Видите, к вам я всё ближе и ближе.
Пёс мой покойный мне руки оближет.
Он не навеки – земной этот кров.
Встретимся с вами без слёз и без слов.
Все мы, с земного сошедшие круга,
Просто затихнем в объятьях друг друга.
Хоть всё погаси, что-то вспыхнет, ей-богу.
И лист золотой упадёт на дорогу,
И что-то вдали будет брезжить и мреть,
Заставит идти и не даст умереть.
Хоть всё погаси, будет тьма выносима,
Поскольку живая душа негасима.
«Жизнь идёт, и ты не вечен…»
Жизнь идёт, и ты не вечен.
И утешить вроде нечем.
Да и надо ль утешать —
Чувства острого лишать,
Что на свете всё предельно,
Потому что жизнь смертельна.
А я всё жду подарка,
Всё вешаю чулок.
Ничтожнее огарка
Остатней жизни срок.
И это ль не умора —
До самой сей поры
Надеяться, что скоро
Появятся дары.
«И чтобы пенье не кончалось…»
И чтобы пенье не кончалось,
Чтоб петь всё время получалось,
Чтоб звук, однажды замерев,
Рождался вновь. Чтоб был напев
Неповторимым и текучим.
Наверно, ты вот этим мучим.
Любая пауза страшит.
А вдруг Господь тебя лишит
(Бывает и такая кара)
Столь незаслуженного дара.
