Монолог гриба
Питаясь солнцем и дождём,
Расту под ёлкой в чаще леса.
От шума, города и стресса
Я мхом и небом ограждён.
Частенько снятся мне во сне
Подземные грибные боги.
Какую участь в эпилоге
Грибница предначертит мне?
Быть сорванным всегда есть шанс.
Грибник не спит, по лесу бродит,
Его опять мечта изводит
Сорвать меня. Такой нюанс.
Ну а пока я – друг ветров,
Брат муравьёв и часть вселенной,
Я – символ леса неизменный,
Приятель буйных комаров.
Я благороден – облик, стать!
Красив – взгляните, в шляпе дело!
Шикарное грибное тело – Такое надо поискать!
Пути Господни… Я теперь
Сушусь тихонько на балконе…
Я не червив – тут без потерь.
И вновь у солнца на ладони!
Что сегодня за улыбкой спрячу?
Вряд ли разгадать удастся вам.
День не поскупился – дал в придачу
Столько, что уже не по зубам:
Шквал эмоций, несогласий бурю,
Горький привкус давящих обид…
НО – что я в душе температурю —
Вам не выдаст мой отрадный вид.
Клон зеркальный улыбнётся хитро,
Одолжит улыбку поносить,
И физиономия – палитра
Красок счастья; так и будем жить…
Ну и что, что серым волком вою?
Я Чеширским притворюсь котом…
Что сегодня за улыбкой скрою?
Расскажу подушке я потом…
Июнь, июль и август – три куплета
Знакомой летней песни… О-ля-ля! —
Очередное наступило лето.
И снова пух рождают тополя,
Хихикают черешня и клубника,
Ворчат дожди – всё время невпопад,
А ночь без тьмы – как летняя улика —
Надежд и откровений водопад.
В кадрили, менуэте или вальсе
Сквозь лето без оглядки мы летим.
Не ускользай, шальное лето, сжалься,
Порадуй северян теплом своим.
Оставив в душах след, исчезнет лето.
Но песня до конца ещё не спета.
Со мной мои отрада и вина —
За всё, что «пере-» и за всё, что «недо-»,
За торжество изысканного бреда…
Всему своя назначена цена.
Былое изменить я не вольна.
И надо ли? Моё не в этом кредо.
Лишь над самой собой ценна победа —
Тем самым искуплю вину сполна.
Извольте, раздирайте душу в клочья!
Себе останусь верной днём и ночью,
Хоть нервы барахлят и облик хил.
Уставший мозг – вопросов средоточье…
Что в будущем? Поставлю многоточье…
Лишь воли бы хватило, страсти, сил…
Снова осень пришла в старый город
И раздела сады догола,
Но, туманом окутав просторы,
Красоту его смыть не смогла..
Пышность лета исчезла бесследно,
Отцвела, отшумела пора.
Бьют дожди, словно в колокол медный,
По пустому пространству двора.
Всё отчётливей видятся шпили
Сквозь неплотную сетку ветвей,
В синих сумерках башни застыли,
Став как будто ещё тяжелей.
Есть какая-то тайная прелесть
Не в листве, не в садах, не в цветах,
А вот в этих камнях, что согрелись
В ослабевших последних лучах.
Я вернуться туда обещаю,
Старый город и в ливнях приму.
Эта осень, его обнажая, —
Не во стыд, а во славу ему.
А Летний сад на самом деле – остров,
Прямых аллей таинственная даль.
Расчерчен и рассажен очень просто,
Не то, что этот вычурный Версаль.
Уютный, небольшой, тенистый, скромный…
Совсем не слышно жёлудь упадёт,
И встреченный случайно кот бездомный
Со мною ходит, как экскурсовод.
Здесь в тишине могу я выпить кофе
И помечтать на светлом берегу,
Здесь всё не так, как в пышном Петергофе,
Где суета и шум, всё на бегу.
Сюда я возвращаюсь каждый вечер.
Шаги и торопливы и легки.
Листва, как шаль, закутывает плечи
От холода у ветреной реки.
Я сделал свой выбор,
Я выбрал залив.
Д. Самойлов
Я сделала выбор: я выбрала Выборг,
Всю осень живу на сыром берегу,
Где волны качают серебряных рыбок
И ветер метёт золотую пургу.
Одна, как отшельник, у края залива
Печали свои зарываю в песке
И глажу осоки упругую гриву,
И травы сушу на пустом чердаке —
От гриппа и кашля, простуды и боли…
Шиповник сажаю, от ветра укрыв.
Я счастлива здесь, словно птица на воле,
Свободна, как сильный и гордый залив.
Я долго искала. Я сделала выбор.
Всё, бывшее прежде, спалила дотла.
И, словно булыжник из крепости Выборг,
Корнями и сердцем в ту землю вросла.
Спит Венеция в дожде,
Тихо, сумеречно, рано.
Только брызги по воде,
Только марево тумана.
Но среди пустых гондол,
Мокрых башен и палаццо
Звуки скрипок и виол
Начинают просыпаться.
За смычками вслед – гобой,
Флейты, трубы в до-мажоре,
Величаво сам собой
Клавесин вступает в споры.
Прогоняю странный сон,
Мне почудились, наверно,
Этот серый полутон,
Это струнное аллегро.
Растворяется в дожде
Звук оркестра… Piano, piano…
Только брызги по воде,
Сыро, холодно и рано.
Этот двор – как труба или пропасть,
Мир, что кажется в детстве так прочен,
Из окна – ледяная суровость
Стен соседних и неба кусочек.
Каждый шаг здесь отчётливо слышен,
Каждый житель с балкончика виден.
Сто семей уместилось под крышей,
В тесноте, да никак не в обиде.
В белом фартуке дворник, как стражник
Моего беззаботного мира,
Всё ключами гремел… Но однажды
В новом доме мне дали квартиру.
Все разъехались вскоре куда-то,
Но по-прежнему душу тревожит
Двор-колодец с небесной заплатой
И становится мне всё дороже.
Ещё, казалось,
долгий век
С осенней скукой не расстаться.
Но, к счастью,
выпал первый снег
Под Новый год, почти в двенадцать.
А я леплю снеговика,
Шары катаю,
строю крепость,
Коньком по зеркалу катка
Пишу какую-то нелепость,
Что я люблю тебя давно…
И ты давно об этом знаешь,
Но утром,
выглянув в окно,
Ты слов моих не прочитаешь:
Едва застывший тонкий лёд
Летящим снегом запорошит.
И снова будет Новый год
И встречен без тебя, и прожит.
Я занимаю столик у окна
И жду тебя с остывшей чашкой кофе.
А вдруг мелькнёт
во тьме знакомый профиль,
Но в этот вечер снова я одна.
В углу оркестр наигрывает джаз,
Смеётся саксофон, а может, плачет…
Наверно, всё сложилось бы иначе,
Но снова здесь я в этот поздний час.
Я понимаю: столько лет прошло…
Здесь всё по-старому,
и прежнее названье
Тревожит душу мне воспоминаньем,
Как свет через витражное стекло.
Всё, как тогда, уютен зал и чист,
Репертуар оркестрика всё тот же,
Но на тебя нисколько не похожий
Играет здесь другой саксофонист.
Звучит бессмертный «Маленький цветок»,
Любимый твой и твой коронный номер.
Нам не судьба быть вместе в этом доме,
Ты – где-то, знаменит и одинок.
И я одна сюда приеду вновь,
С осенними ненастьями встречаясь.
Мне кажется, здесь навсегда остались
И музыка, и юность, и любовь.
Ах, как пахнет зеленью весна!
Как лужайка летом опьяняет!
Проникают запахи до дна.
Заполняют запахи до края…
В городе природа чуть жива:
Блёкнет всё в бензиновом угаре…
Вдруг смертельным запахом трава
Душу опалила, как в пожаре.
Что там запах леса и лугов —
Я пронизан до последней жилки
Запахом… агонии цветов
В грохоте бензиновой косилки.
Причудлива, логична, неверна, —
Сухая пыль кофейного зерна
На дне стакана сеточкою трещин
Два силуэта показала – женщин.
За годы этот образ не поблёк —
Два профиля впечатались в сетчатку —
Тревожащий причудливый намёк —
Нередко возвращаюсь к отпечатку…
Заваривая кофе всякий раз,
Я не жалею нескольких минуток
Пред марафоном предстоящих суток,
Чтобы на дне опять увидеть вас…
Уже другие кофе, век, стакан —
Так силуэты и не повторились,
А может, не пробились сквозь обман,
А я в пыли увидеть что-то силюсь…
Чернеют скорбные цветы,
Желтеют траурные буквы…
Лежишь под буквами не ты…
И речи – не тебе как будто.
И я боюсь произнести,
Вдохнуть мешающее слово…
Цветам уже не зацвести —
И в сердце рушатся основы.
Жгут незадавленные слёзы,
Плотина держится едва.
Молчу, какие тут слова!
Дрожат чернеющие розы.
Не ты, не ты, жива, жива —
Надежда глупая на чудо:
А вдруг на час, на миг – оттуда.
Нашёл бы главные слова…
А может, мне… туда – отсюда?
На миг, на час… жива, жива.
Сейчас окликну, ты ответишь.
Чего ж ты медлишь, окликай!
Чернеет памяти река —
Один, один на этом свете.
