Сборник - Зарубежная любовная лирика

Промчались дни мои, как бы оленей
Косящий бег. Срок счастья был короче,
Чем взмах ресницы. Из последней мочи
Я в горсть зажал лишь пепел наслаждений.

По милости надменных обольщений
Ночует сердце в склепе темной ночи,
К земле бескостной жмется, средостений
Знакомых ищет – сладостных сплетений…

Но то, что в ней едва существовало,
Днесь, вырвавшись наверх, в очах лазури
Пленять и ранить может, как бывало,

И я догадываюсь, брови хмуря,
Как хороша, к какой толпе пристала,
Как там клубится легких складок буря.

Когда уснет земля и жар отпышет
И на душе зверей покой лебяжий,
Ходит по кругу ночь с горящей пряжей,
И мощь воды морской зефир колышет.

Чую, горю, рвусь, плачу – и не слышит —
В неудержимой близости все та же —
Целую ночь, целую ночь на страже, —
И вся, как есть, далеким счастьем дышит.

Хоть ключ один – вода разноречива —
Полужестка, полусладка – ужели
Одна и та же милая двулична?

Тысячу раз на дню себе на диво
Я должен умереть – на самом деле —
Я воскресаю так же сверхобычно.

Ты в юности казалась нежной розой,
Что, лепестков лучам не открывая,
За зеленью стыдливо, молодая,
Еще таит мечты любви и слезы.

Иль может, ты (не с миром нашей прозы
Тебя равнять) была зарею рая,
Что, тени гор и поле озаряя,
На небесах полна невинной грезы.

Но для тебя года прошли неслышно,
И молодость в своем уборе пышном
Сравнится ли с твоею красотою?

Так и цветок душистее раскрытый,
И в полдень так лучи с небес разлиты
Роскошнее, чем утренней зарею.

Буря умолкла, и в ясной лазури
Солнце явилось на западе нам;
Мутный источник, след яростной бури,
С ревом и с шумом бежит по полям!
Зафна! Приближься: для девы невинной
Пальмы под тенью здесь роза цветет;
Падая с камня, источник пустынный
С ревом и с пеной сквозь дебри течет!

Дебри ты, Зафна, собой озарила!
Сладко с тобою в пустынных краях!
Песни любови ты мне повторила;
Ветер унес их на тихих крылах!
Голос твой, Зафна, как утра дыханье,
Сладостно шепчет, несясь по цветам.
Тише, источник! Прерви волнованье,
С ревом и с пеной стремясь по полям!

Голос твой, Зафна, в душе отозвался;
Вижу улыбку и радость в очах!..
Дева любви! – я к тебе прикасался,
С медом пил розы на влажных устах!
Зафна краснеет?.. О друг мой невинный,
Тихо прижмися устами к устам!..
Будь же ты скромен, источник пустынный,
С ревом и с шумом стремясь по полям!

Чувствую персей твоих волнованье,
Сердца биенье и слезы в очах;
Сладостно девы стыдливой роптанье!
Зафна, о Зафна!.. смотри… там, в водах,
Быстро несется цветок розмаринный;
Воды умчались – цветочка уж нет!
Время быстрее, чем ток сей пустынный,
С ревом который сквозь дебри течет!

Время погубит и прелесть и младость!..
Ты улыбнулась, о дева любви!
Чувствуешь в сердце томленье и сладость,
Сильны восторги и пламень в крови!..
Зафна, о Зафна! – там голубь невинный
С страстной подругой завидуют нам…
Вздохи любови – источник пустынный
С ревом и с шумом умчит по полям!

Я был еще дитя; она уже прекрасна…
Как часто, помню я, с своей улыбкой ясной
Она меня звала! Играя с ней, резвясь,
Младенческой рукой запутывал не раз
Я локоны ее. Персты мои скользили
По груди, по челу, меж пышных роз
и лилий…

Но чаще посреди поклонников своих,
Надменная, меня ласкала, а на них
Лукаво-нежный взор подняв как бы случайно,
Дарила поцелуй, с насмешливостью тайной,
Устами алыми младенческим устам.
Завидуя в тиши божественным дарам,
Шептали юноши, сгорая в неге страстной:
«О, сколько милых ласк потеряно напрасно!»

«Ланиты у меня на солнце загорели,
И ноги белые от терний покраснели.
День целый я прошла долиною; влекли
Меня со всех сторон блеяния вдали.
Бегу, – но, верно, ты скрываешься, враждуя;
Все пастухи не те! О, где же, где найду я
Тебя, красавец мой? Скажи, поведай мне,
Где ты пасешь стада? В которой стороне?

О нежный отрок, ты краснеешь предо мною!
Взгляни, как я бледна, – истомлена тобою:
Люблю твое чело невинное и нрав.
Пойдем. – Не все ж искать ребяческих забав.
О нежный отрок мой, узнай, как я страдаю:
Хочу забыть тебя – и все не забываю.
Прекрасное дитя, к тебе влекут мечты:
Как дева робкая, склоняешь взоры ты.
Грудь белая твоя, полуприкрыта тканью,
Еще не отдалась любовному желанью.
Пойдем. Узнаешь все. Тебя я научу.
С душою девственной беседовать хочу,
Пока, преодолев невольное смущенье,
Как я, познаешь ты и вздохи и томленье,
А детских щек твоих вот этот пышный
цвет —
Единственно моих лобзаний будет след.
О, если б наконец ты раннею зарею
Пришел на грудь ко мне приникнуть
головою!
Я, сон лелея твой, боялась бы дохнуть,
Чтоб не будить тебя, дышала бы чуть-чуть,
И, складки тонкого раскинув покрывала,
Я
б от твоих ланит горячих отгоняла
И дерзких комаров, и беспокойных пчел».

. . . . . . . . .

И Нимфа, отрока сыскав, стоит, вздыхает,
Трепещет и его с собою увлекает.
Садится на траву. Ей уступает он,
И горд, и втайне рад, и явно пристыжен.

Уж прикоснулася неверными перстами
Она к нему. Одна ее рука кудрями
Играет отрока, другая же рука
Ласкает шелк ланит младенческих слегка.
«Дитя, – зовет она, – приди на зов мой
страстный,
Прекрасен, юн, ко мне, и юной, и прекрасной,
Ко мне, прелестный друг, ты на колени сядь.
Скажи, как много лет успел ты сосчитать?
Бывал ли первым ты борцом между друзьями?
Им нынче, говорят, скользящими руками,
Счастливцам, жать пришлось тебя
к груди своей,
И на тебе сиял струящийся елей.
Ты потупляешь взор? О, как должна
гордиться
Та, у которой мог, красавец, ты родиться!
Богинею рожден ты, верно. Что с тобой?
Ты весь дрожишь. Дитя, коснись вот здесь
рукой:
Грудь у меня пышней, чем у тебя,
скруглилась.
Но это – знаешь ли? – быть может,
опустилась
Одежда женская перед тобой хоть раз? —
Но это не одно различие у нас.
Ты улыбаешься, краснея? Как сияет
Огонь твоих очей! Как твой румянец тает!
Не Гиацинт ли ты, любимый сын небес?
Иль тот, за кем орла ниспосылал Зевес?
Иль тот, кто, зарожден пленять богинь
собою,
Из лона Мирры шел, одетого корою?[1]
Дитя, кто б ни был ты, хочу тебя обнять!
Дитя, люби меня! Как часто отвергать
Умела юношей я пыл неукротимый;
Но ты, ты будь моим, хочу я быть любимой!

. . . . . . . . .

И возвестит векам мой камень гробовой,
Что Гименеем был развязан пояс мой».

На кровы ближнего селенья
Нисходит вечер, день погас.
Покинем рощу, где для нас
Часы летели как мгновенья!
Лель, улыбнись, когда из ней
Случится девице моей
Унесть во взорах пламень томный,
Мечту любви в душе своей
И в волосах листок нескромный.

Если на розу полей
Солнце Лагора сияло,
Душу ее перелей
В узкое горло фиала.

Глину ль насытит бальзам
Или обвеет хрусталь,
С влагой божественной нам
Больше расстаться не жаль:

Пусть, орошая утес,
Жаркий песок она поит,
Розой оставленных слез
Море потом не отмоет.

Если ж фиалу в кусках
Выпадет жребий лежать,
Будет, блаженствуя, прах
Розой Лагора дышать.

Сердце мое как фиал,
Не пощаженный судьбою,
Пусть он недолго дышал,
Дивная влага, тобою;

Той, перед кем пламенел
Чистый светильник любви,
Благословляя удел,
Муки простил я свои.

Сердцу любви не дано —
Но, и меж атомов атом,
Будет бессмертно оно
Нежным твоим ароматом.

О ты, которая на миг мне воротила
Цветы весенние, благословенна будь.
Люблю я, лучший сон вздымает сладко грудь,
И не страшит меня холодная могила.

Вы, милые глаза, что сердцу утро дней
Вернули, – чарами объятого поныне
Забыть вы можете – вам не отнять святыни:
В могиле вечности я неразлучен с ней.