Эдгар По - Ворон(переводы)

Просящий входа в дверь мою?

Простите мне: ваш легкий стук

Имел такой неясный звук,

Что, я клянусь, казалось мне,

Я услыхал его во сне".

Тогда, собрав остаток сил,

Я настежь дверь свою открыл:

Вокруг жилища моего

Был мрак – и больше ничего.

Застыв на месте, я впотьмах

Изведал снова тот же страх,

И средь полночной тишины

Передо мной витали сны,

Каких в обители земной

Не знал никто – никто живой!

Но все по-прежнему кругом

Молчало в сумраке ночном,

Лишь звук один я услыхал:

"Ленора!" – кто-то прошептал…

Увы! я сам то имя звал,

И эхо нелюдимых скал

В ответ шепнуло мне его,

Тот звук – и больше ничего.

Я снова в комнату вошел,

И снова стук ко мне дошел

Сильней и резче, – и опять

Я стал тревожно повторять:

"Я убежден, уверен в том,

Что кто-то скрылся за окном.

Я должен выведать секрет,

Дознаться, прав я или нет?

Пускай лишь сердце отдохнет, -

Оно, наверное, найдет

Разгадку страха моего:

То вихрь – и больше ничего".

С тревогой штору поднял я -

И, звучно крыльями шумя,

Огромный ворон пролетел

Спокойно, медленно – и сел

Без церемоний, без затей,

Над дверью комнаты моей.

На бюст Паллады взгромоздясь,

На нем удобно поместясь,

Серьезен, холоден, угрюм,

Как будто полон важных дум,

Как будто прислан от кого, -

Он сел – и больше ничего.

И этот гость угрюмый мой

Своею строгостью немой

Улыбку вызвал у меня.

"Старинный ворон! – молвил я, -

Хоть ты без шлема и щита,

Но видно кровь твоя чиста,

Страны полуночной гонец!

Скажи мне, храбрый молодец,

Как звать тебя? Поведай мне

Свой титул в доблестной стране,

Тебя направившей сюда?"

Он каркнул: "Больше-никогда!"

Я был не мало изумлен,

Что на вопрос ответил он.

Конечно, вздорный этот крик

Мне в раны сердца не проник,

Но кто же видел из людей

Над дверью комнаты своей,

На белом бюсте, в вышине,

И на яву, а не во сне,

Такую птицу пред собой,

Чтоб речью внятною людской

Сказала имя без труда,

Назвавшись: Больше-никогда?!

Но ворон был угрюм и нем.

Он удовольствовался тем,

Что слово страшное сказал, -

Как будто в нем он исчерпал

Всю глубь души – и сверх того

Не мог добавить ничего.

Он все недвижным пребывал,

И я рассеянно шептал:

"Мои надежды и друзья

Давно покинули меня…

Пройдут часы, исчезнет ночь -

Уйдет и он за нею прочь,

Увы, и он уйдет туда!…"

Он каркнул: "Больше никогда!"

Такой осмысленный ответ

Меня смутил. "Сомненья нет, -

Подумал я, – печали стон

Им был случайно заучен.

Ему внушил припев один

Его покойный господин.

То был несчастный человек,

Гонимый горем целый век,

Привыкший плакать и грустить,

И ворон стал за ним твердить

Слова любимые его,

Когда из сердца своего

К мечтам, погибшим без следа,

Взывал он: "Больше никогда!"

Но ворон вновь меня развлек,

И тотчас кресло я привлек

Поближе к бюсту и к дверям

Напротив ворона – и там,

В подушках бархатных своих,

Я приютился и затих,

Стараясь сердцем разгадать,

Стремясь добиться и узнать,

О чем тот ворон думать мог,

Худой, уродливый пророк,

Печальный ворон древних дней,

И что таил в душе своей,

И что сказать хотел, когда

Он каркал: "Больше никогда?"

И я прервал беседу с ним,

Отдавшись помыслам своим,

А он пронизывал меня

Глазами, полными огня -

И я над тайной роковой

Тем глубже мучился душой,

Склонившись на руку челом…

А лампа трепетным лучом

Ласкала бархат голубой,

Где след головки неземной

Еще, казалось, не остыл,

Головки той, что я любил,

И что кудрей своих сюда

Не склонит больше никогда!…

И в этот миг казалось мне,

Как будто в сонной тишине

Курился ладан из кадил,

И будто рой небесных сил

Носился в комнате без слов,

И будто вдоль моих ковров

Святой, невидимой толпы

Скользили легкие стопы…

И я с надеждою вскричал:

"Господь! Ты ангелов прислал

Меня забвеньем упоить…

О! дай Ленору мне забыть!"

Но мрачный ворон, как всегда,

Мне каркнул: "Больше никогда!"

"О, дух иль тварь, предвестник бед,

Печальный ворон древних лет! -

Воскликнул я. – Будь образ твой

Извергнут бурею ночной

Иль послан дьяволом самим,

Я вижу – ты неустрашим:

Поведай мне, молю тебя:

Дает ли жалкая земля,

Страна скорбей – дает ли нам

Она забвения бальзам?

Дождусь ли я спокойных дней,

Когда над горестью моей

Промчатся многие года?"

Он каркнул: "Больше никогда!"

И я сказал: "О, ворон злой,

Предвестник бед, мучитель мой!

Во имя правды и добра,

Скажи во имя божества,

Перед которым оба мы

Склоняем гордые главы,

Поведай горестной душе,

Скажи, дано ли будет мне

Прижать к груди, обнять в раю

Ленору светлую мою?

Увижу ль я в гробу немом

Ее на небе голубом?

Ее увижу ль я тогда?

Он каркнул: "Больше никогда!"

И я вскричал, рассвирепев:

"Пускай же дикий твой припев

Разлуку нашу возвестит,

И пусть твой образ улетит

В страну, где призраки живут

И бури вечные ревут!

Покинь мой бюст и сгинь скорей

За дверью комнаты моей!

Вернись опять ко тьме ночной!

Не смей пушинки ни одной

С печальных крыльев уронить,

Чтоб мог я ложь твою забыть!

Исчезни, ворон, без следа!…"

Он каркнул: "Больше никогда!"

Итак, храня угрюмый вид,

Тот ворон все еще сидит,

Еще сидит передо мной,

Как демон злобный и немой;

А лампа яркая, как день,

Вверху блестит, бросая тень-

Той птицы тень – вокруг меня,

И в этой тьме душа моя

Скорбит, подавлена тоской,

И в сумрак тени роковой

Любви и счастия звезда

Не глянет – больше никогда!!

Перевод С. Андреевского, 1878

Раз в унылую полночь, в молчаньи немом

Над истлевшим старинного тома листком

Задремав, я поник головою усталой…

Слышу в дверь мою легкий и сдержанный стук:

Верно, в комнату просится гость запоздалый…

Нет, все тихо и немо вокруг.

Тьмою вечер декабрьский в окошко зиял,

От углей потухавших свет бледный дрожал,

Тщетно в книге искал я забвенья печали

О моей незабвенной, утраченной мной,

Что архангелы в небе Ленорой назвали,

Что давно позабыта землей…

Каждый шорох чуть слышный в ночной тишине

Фантастическим страхом, неведомым мне,

Леденил мою кровь, и, чтоб сердца биенье

Успокоить, сказал я: "То в дверь мою стук

Запоздалого гостя, что ждет приглашенья…"

Но – все тихо и немо вокруг…

В этот миг, ободрившись, сказал я смелей:

"Кто там: гость или гостья за дверью моей?

Я заснул и не слышал, прошу извиненья,

Как стучали вы в дверь, слишком тих был ваш стук,

Слишком тих…" Отпер двери я в это мгновенье -

Только тьма и молчанье вокруг.

Долго взоры вперял я во мраке густом,

Полный страхом, сомненьем, и грезил о том,

Что незримо и страшно для смертного взора,

Но в молчаньи один только слышался звук -

Только вторило эхо мой шепот: "Ленора!"

И безмолвно все было вокруг.

Весь волненьем тревожным невольно объят,

Только в комнату я возвратился назад,

Слышу, стук повторился с удвоенной силой.

Что бояться? не лучше ль исследовать звук?

Это в раму стучит, верно, ветер унылый…

Все спокойно и тихо вокруг.

Я окно отворил; вот, среди тишины,

Статный ворон, свидетель святой старины,

С трепетанием крыльев ворвался и гордо

Прямо к бюсту Паллады направился вдруг

И, усевшись на нем с видом знатного лорда,

Осмотрелся безмолвно вокруг.

Гордой поступью, важностью строгих очей

Рассмешил меня ворон и в грусти моей.

"Старый ворон! уже без хохла ты… однако,

Путник ночи, тебя не смирили года…

Как зовут тебя в царстве Плутонова мрака?

Ворон громко вскричал: "Никогда".

С изумленьем услышал я птицы ответ,

Хоть ума в нем и не было сильных примет,

Но ведь все согласятся с моими словами,