class="empty-line"/>
Если скучно и не спится,
если вечером один,
я включаю телевизор,
посмотреть на Телемир.
Первый я смотрю канал:
слёзы лью под сериал –
Дон Гарсия любит Розу,
не дождусь никак финал.
На канале на втором
разговор о том о сём:
муж привёл подругу в дом –
как нам жить теперь втроём?
Третий нам канал даёт
представление о том,
кто кого по чём имеет,
кто кого полил дерьмом.
На четвёртой кнопке кореш
сдал ментам в почин братву.
Пацаны за это дело
сносят голову ему.
Дальше новости культуры –
выставка: «Опять в Париж»,
инсталляция: «Мы – дуры»,
и спектакль: «Кури гашиш!».
На шестом канале новость:
ужас, мрак, большой облом!
Президент всех успокоил –
я забылся тихим сном.
Замела хвостом
следы кошка хитрая.
Пустое блюдце.
Смеются дети –
поймать не может лапой!
Весёлая игра.
Между нами, между нами
одеяло с облаками,
томик Пруста и альбомы –
мы с тобой давно знакомы.
Между нами, между нами
не сказать всего словами,
мы всё ближе, уже рядом,
электрическим разрядом
по нейлону и атласу,
кожей тёплой, током сразу,
на коленях и на бёдрах,
ближе-ближе, шёпот, шорох.
Вдруг звонок и на пороге
возвышается громадный
папа Веры, папа Веры
после очень долгой смены,
после очень трудной смены
папа Веры, папа Веры!
Гематома, гематома,
сотрясение, глаукома –
папа Веры, папа Веры
на заводе мастер смены.
И по боксу мастер спорта,
золотой призёр района,
фрезеровщик суперкласса,
горы мышц, большая масса.
Здравствуй, Вера! Здравствуй, Вера!
Всё отлично даже слева!
Я уже почти в порядке,
сняли гипс, с утра зарядка.
Да, конечно, можно в гости,
все уже срослися кости:
А кто там на остановке?
Направляется к подъезду…
В глазах огонь, дымится сера –
папа Веры, папа Веры
после очень долгой смены,
после очень трудной смены
папа Веры, папа Веры,
взглядом рубит даже стены,
трудовой отличник смены,
утончённые манеры!
Пустые бокалы, выпит мартини,
мы с тобой одни в пустой квартире.
За окном метель, на стене картина –
под солнцем тёплым цветёт Аргентина.
На площади люди танцуют танго,
между нами мороз, а у них там жарко!
Аргентина смеётся – всё не как раньше,
пары танцуют, а мы всё дальше.
Пустые бокалы, выпит мартини,
давай потанцуем, как на картине.
Как в Аргентине, в пустой квартире,
как будто бы мы – одни в этом мире!
Строим планы наперед мы на годы,
а на пути сплошные пень-колоды.
Вот прекрасно был б жить в Киото,
но срываться, что-то неохота.
Но ведь важная это работа –
из болота тащить бегемота.
Встать с печи и побежать за ворота.
Но шевелиться прям, вообще, неохота!
От кошмарных новостей безнадёга,
и нарастает постоянно тревога.
Засосало прямо в центр водоворота,
и ничего, вообще, неохота.
Просыпаешься с утра – непогода,
и тянет в сон с дремотой зевота.
Щас бы ванну, шоколад и ризотто,
а на войну, что-то неохота!
Страшно так, что нападает икота,
и прямо хочется, как будто бы чего-то.
Бьёт баклуши на районе басота:
О, боже, как же на войну неохота!
Ночью тень с косой у порога,
не хочу, это не моя дорога.
Побросала винтовки пехота –
хватит, братцы, на войну неохота!
На плаху голову склоня,
отчаянно шепчу молитву.
Палач беззлобно, не тая,
вострит проржавленную бритву.
Рукой по шее проведу –
как гармонично всё едино…
Спустя минуту, вознесусь,
а голова нырнёт в корзину.
Сквозь зеркала, сквозь призм систему,
настроив фокус на судьбу,
фотограф вспышкой краткой срезал
событие, время, глубину.
И вот, смахнув с картинки жёлтой,
пыль вековую рукавом,
склонятся головы седые
в воспоминаниях о былом.
Пошамкав ртом почти беззубым,
усугубив печаль вином,
вздохнёт старик: «Ты помнишь бабка…
Какой был вид за тем окном!».
Море пива есть у немца,
и лягушек ест француз.
У меня в карманах пусто,
перед дамами конфуз.
Но зато есть сила духа,
Сила мысли, доброта.
За мужской мой крепкий стержень
все девчонки без ума!
У кого-то много денег
и сплошная годнота.
А у латыша –
лишь хуй да душа!
Итальянец весь в шелках,
и цыган весь в соболях,
а у латыша вещи –
лишь хер да клещи!
Мёрзнут уши, мёрзнет нос,
мёрзнут лапы, мерзнет хвост.
От сатори до сатори
жизнь крутая, сука, стори!
Вы держитесь там бодрей,
не скучайте малыши.
И удачи вам скорей –
Спокойной ночи, латыши!
У кого-то много денег,
у кого-то ни шиша.
А у латыша –
лишь хуй да душа!
Счастливцев-Несчастливцев
СЧАСТЛИВЦЕВ:
Движенье, словно вера, затягивает глубже,
барьеры – не барьеры, а просто лужи.
На том конце дороги, которую проходишь,
игра, в которой – ты водишь!
НЕСЧАСТЛИВЦЕВ:
Сосуд моей души в плачевном состоянии,
невиданных затрат мне стоит оправдание.
Печальный образ мысли, кошмарные желания.
Вдохнуть и переждать – предельные мечтания!
В ветвях сомкнулись лип аллеи,
сидели рядом мы вдвоем.
В пруду у парка лилии белели,
и мы болтали молча обо всем.
Кидали с кручи в воду камни, ветки.
Круги, волнами расходясь,
являли миру все расцветки,
на солнце гребнями искрясь.
На гравий тень легла у входа,
я кинул взгляд, поворотясь.
Но тень исчезла вдруг внезапно,
как-будто бы чего-нибудь боясь.
К тебе я тут же обернулся,
чтоб, наконец, хоть что-нибудь сказать,
но на скамейке было пусто –
ушла, и дальше я решил молчать.
Слышу голос из прекрасного далёка:
он бормочет, причитает и скулит.
Голос явно чем-то сильно не доволен
и проклятий гневных мне сулит.
Я растерян и в недоумении,
и ни как я толком не пойму:
что же я такого сделал
или, может, сделаю ему?
Ночь, улица, фонарь, в стёкле витрины
В тяжёлом забытье сомкнулись веки,
я за прилавком в глубине пустой аптеки.
Ночь, улица,
