мне болей смягченье,
Только это не то, что хотелось бы мне… Этот жар – в нем ведь нет исцеленья;
Только кто эта девушка, я не пойму – слишком юн я, немудрый…
Что ты скажешь, меня принимая в ту жаркую тьму, демон мой чернокудрый?
Знаю, знаю, ты скажешь – не думай: всё будет, поверь мне, и так хорошо, мол,
Только я не уверен… я знаю – отныне, покуда не помер,
То виденье со мной… и боязнь потерять… я, увы, догадался:
Эта девушка – ты. Тоже ты. Лучше б век я с тобою не знался -
Не болело бы сердце. Боязнь за любимую душу -
Это хуже, чем страх за себя, страх за родину… хуже,
Чем опасность случайно кузена убить в поединке шутейном;
Но из южных купцы городов, что торгуют прекрасным портвейном,
Говорили – у них, на больших островах, зной-жара пребывает,
Злое солнце лучами траву и цветы всё к земле прибивает, -
Вот туда я уеду. Где плавится мозг от жары – там не будет мечтаний,
Там не будет и снов о спасеньи (крушении?) ста мирозданий, -
Так тебя сберегу. И не смей, – о, ты слышишь?! – не смей мне перечить.
Эти раны ведь время ни мне, ни тебе не залечит.
Молода… и немолода.
Некрасива, собой горда -
И я не сгорю со стыда,
Изучив этот свет.
Смерть приходит, когда не ждёшь.
Быстрый вскрик режет слух, как нож.
Не успеешь сказать, всплакнёшь -
И тебя уже нет.
Боль сердечную заглушу,
Душу пред тобой обнажу,
В жертву я себя приношу
Твоему мечу,
Потому что ты – моя суть,
Ты – мой свет во мгле, ты – мой путь,
Ставши частью тебя, отдохнуть -
Этого хочу.
Я люблю тебя… тихий вздох -
Да простит меня тёмный бог,
Что меж вами я встану… Ох, -
Не ревнуй, молю.
Ухожу… Прощай – и привет.
Вспоминай через много лет.
Над землёю вечерний свет…
Ибо я люблю.
(спонтанное подражание Алексею Грибанову)
Бесцветные волосы… Адские свечи
Горят у входа в храм под землей.
Сюда я приду – все потери лечит
Время, которое вечно со мной.
И ты, мой Господь, моя боль и проклятье,
Вручивший мне жаркую чёрную сталь -
Тебя утомился теперь призывать я…
Я старше… мудрее… скучнее стал.
Грустить о любимой, потерянной в прошлом,
Я буду один за бокалом вина,
А после – лишь мысли о мрачном и пошлом,
Когда уж совсем я напьюсь допьяна.
Я здесь, в подземельях, часы коротая,
И сам не замечу, как кончится день…
Бесшумно ступая, уж Ночь босая
Пройдёт по земле… но всё же мне лень
Покинуть храм, во дворец вернуться…
И вновь жена моя спит одна -
Уж вряд ли позволю я боли проснуться,
Пусть не тревожит меня она.
Я прохожу, как Данте, по мирам,
Но без Вергилия и Беатриче – сам…
Дороги нет. Один туман болотный.
Я не иду ни в Ад, ни к Небесам.
Нет я не Данте – страждущий поэт,
Я просто в капюшон его одет;
Скитаюсь вечно по мирам без цели,
И я доволен, что дороги нет.
Хоть этот мир был сотворён не мной,
Но всё же мой он, – мой, и только мой.
Свои я мысли часто здесь встречаю
(Как люди, говорят они со мной).
И до других миров мне дела нет:
Мне нужен только блёклый солнца свет,
И этот мир коричневых туманов,
В котором я брожу уж много лет.
Он вернулся, он вернулся, чёрной птицей обернулся,
Он летучей мышью снова пронесётся…
В шуме бури, в крике боя снова узнаю его я -
Это та же тень Градива* надо мною вьётся.
Свет багряно-золотистый, солнца луч, горячий, чистый -
Я стою на одиноком камне, и вкушаю
Радость от того, что битва – позади, и что ловитва
На меня не началась ещё – я это знаю…
Облака нальются мраком, но не служит это знаком,
Что приблизилась кончина: не моя, уж верно!
Только всё же… тень мелькнула… словно вся земля заснула,
Словно я один, и призрак, дерзкий беспримерно,
В душу вкрасться мне желает, дикой птицею стенает,
Снова плачет, умоляет: "О, меня прими ты!"
…Но тебя и не гоню я. Знаешь сам – тебя люблю я.
И в душе моей, как прежде, двери не закрыты.
____________________________________
* Градив – другое имя Марса, бога войны.
Хоть мельницы, а не драконы,
Но здесь одни и те ж законы:
Идёшь, ударишь по крылу,
Летишь, кричишь "Не сдамся злу!",
И – падаешь… Иль побеждаешь;
Да в том и суть, что ты не знаешь,
И если кто ответ найдёт,
То это – книга. "Дон-Кихот".
Я – книга "Дон-Кихот". Я – чтиво!
И развлеку вполне учтиво:
Вот Дон-Кихот, в который раз,
Принцессу от дракона спас,
А вот – соседи Дон-Кихота
За ним устроили охоту…
Смешон печальный монолог!
Я – рыцарский, лубочный бог,
И если стал для вас трагичным,
То, значит, стал давно привычным.
Сервантес, в общем, не дурак,
Но вышло так, что всё не так.
И мне приснился сон под Новый год: всё та же пьеса – задом наперед, но что сейчас встаёт перед глазами, определяет не Шекспир – мы с вами; а за кулисами, там, где горит зелёный с фиолетовым софит – Отелло с режиссёром всё гадают, и нескончаемый пасьянс кидают… Да будет красный день календаря: театр, где все мы плесневеем зря, бинокль, испорченный, как по заказу!
Конечно, жаль уйти отсюда сразу. Мы остаёмся посмотреть на то, о чём не должен был бы знать никто: всё это закулисные раздоры… "Нет, это классика!" – "Отставить разговоры!" И даже Яго нам вполне знаком – длинноволосый, ходит босиком, и – (палачу как раз и подобает) – до пят его кровавый плащ спадает. Он сам чуть-чуть на женщину похож, когда из бледных губ вылазит Ложь, и извивается, змея-красотка, вся соблазнительная, чувственно, но кротко. Избитой фразой "быть или не быть", увы, нельзя страдание избыть!
