Ознакомительная версия.
Прошло две тысячи лет…
Боже мой, с какой неутомимой и беспощадной «ленью или быстротой» меняется всё вокруг!..
Кажется, вот только что Луций спал с Леей и подслушивал Великий Инедрион… И вот уже нет Луция… И нет Римской империи… Нет получившего статус святого за развитие удаизма Гидона… Вознёсся на огненной колеснице в небеса и так и не вернулся hАшуа… А потомки тех самых варваров, которых он когда-то усыпил, приняли верианство, хитроумное сплетение удаизма, эметизма и их толкований, расселившись по всем частям бывшей империи… И на месте Удеи на карте мира давно обозначено огромное, по большей части верианское, государство Верисея с почти миллиардным врейским населением…
Уже была Первая мировая, и есть чем прикончить Землю во Второй мировой… А Леольh Фраh совсем недавно завершил свою службу в армии, прибыв в качестве молодого специалиста на Сомнамбыльский химический комбинат…
Хватит! Достаточно! Плавно отпускаем педаль акселератора времени… Ritmo lento… И настороженно вглядываемся в теперь не так озверело мелькающие фреймы клипа нашей длительности…
Что это там тарахтит и подпрыгивает на ухабах, как консервная банка, привязанная к хвосту кота?.. Отвечаю. Это сомнамбыльский рейсовый автобус… Что?.. Нет, не очень набитый телами. Всё-таки сейчас не час пик… А с чего это вдруг на нём решил прокатиться Василий Андреевич? Что, или автомобиля своего нет?.. У военпреда-то?.. Да так, ни с хрена собачьего: захотелось…
Василий Андреевич смотрел на молодого, маленького роста, худенького парня с красивым, черноброво-грустным лицом, стоявшего у грязно-бежевой автобусной двери. Затем он перевёл взгляд на высоченную, длинноногую девицу в красном берете, которой парень был по плечо, и задумался:
– Неужели Он там и впрямь в кости играет? Швыряет кубики как ни попадя. Ну на хрена этой девке такой рост? А парню был бы в самый раз. И лицо весёлым, может, стало бы… Так задумано или так получилось?.. А если ни то, ни другое?.. И нет Его… Просто сами по себе варианты перебираются… Брр!.. Страшно!.. Ёш твою!.. Мне ж сходить!..
Василий Андреевич быстро вскочил и выпрыгнул из автобуса, сбив при этом с ног какого-то человека, выпрыгнувшего ранее оттуда же.
Поверженный показался знакомым. Присмотревшись к одетому в чёрное пальто силуэту поднимавшегося, Василий Андреевич ахнул:
– Мать твою!.. Леольh!
– Нежидов!
– Как тебя сюда-то занесло?!
– По распределению. А тебя? Ведь перед моим отъездом в Град ты в части ещё был.
– Быстро дело делается – не скоро сказка сказывается. По перераспределению. Я, с позволения сказать, по специальности тоже на «е» называюсь.
– То есть?
– Едрёна-вошь-химик. Кореш из министерства предложил военпредом на комбинат. Долго не думал.
Тут хоть и АЭС рядом, но не такой колотун, как в тундре. Да и женщин, между нами будь сказано, поболе. Вон, какие девочки в автобусах разъезжают, видел?
Леольh улыбнулся. Приятно было встретить старого знакомого в чужом городе.
21
Очередь почти не двигалась. Она была злая и вела внутри себя разные разговоры.
– Слышал? Цены на нефть опять грохнулись.
– А!.. Слышал. Говорят, Союз козни строит.
– Союз, Союз… У нас своих придурков хватает. В долгах страну утопили.
– Когда это в Верисее очередь за хлебом была?..
Леонид Гройсшлемазлин, эмигрант из Справедливого Союза, хотел в туалет по малой нужде, но боялся потерять очередь и, стараясь отвлечься, слушал эту болтовню.
– За кого голосовать-то будем?
– За «Перестройку», конечно.
– С какой радости?
– Не с радости, а с горя.
Наконец, Гройсшлемазлин не выдержал: предупредил очередь и побежал в супермаркетовский туалет. Туалет был платный и грязно-вонючий – не хватало моющих средств, – но своё дело он сделал, и нижняя часть Леонида была счастлива. Однако счастье быстро сменилось ощущением неудачи, когда он увидел, что очередь исчезла: вероятно, хлеб кончился.
В автобусе, по дороге на работу, он представил себе внутренности своего крохотного холодильника и ясно увидел их. Там была только одна луковица с полупустой коробочкой кефира.
Гройсшлемазлин стал наблюдать за вошедшим на остановке постоянным и хорошо знакомым ему пассажиром-верианином в вязаной кипе и очках, хотя заранее хорошо знал все его действия, Вот тот положил свой рюкзак и около пяти или шести нейлоновых мешочков на сиденья. Поколупался в кармане и извлек седьмой мешочек, в который был завёрнут восьмой. Из последнего он достал автобусную карточку и всей своей худой долговязостью двинулся отмечаться у шофёра. Затем вернулся, сел лицом к остальным пассажирам автобуса и, зверски прошебуршав всеми мешочками, извлёк из них синюю бутылку с водой и красную помидорину. Посапывая длинным носом, он обречённо ел и запивал, брызгая помидорным соком на свою чёрную куртку и мелькая окольцованной золотом женатой рукой, вплоть до остановки, где, быстро схватив весь личный багаж, выпал из автобуса, как парашютист из самолёта.
Он сошёл, а Леонид подумал:
– Боже, и ведь так почти каждый день, из года в год! И неожиданно:
– Жениться бы. А потом, чтобы утешиться:
– В конечном итоге, жизнь – это «только промежуток краткий» между двумя смертями.
22
Из-под земного шара по всему горизонту, как аппетитная хлебная корочка, набухал коричневато-оранжевый рассвет. В небе дрожала озябшая от прохлады утренняя звезда, которую едва не задевали крылами взлетавшие самолёты. Их крестообразные туловища метали в пространство пронзительные взоры вспышек и светились синими, красными, жёлтыми огоньками, отчего казались полупрозрачными…
Три маленьких человечка упоённо спали в сиденьях автомобиля, ничего не ведая обо всех этих чудесах…
Куда же мы выехали в такую рань?.. Ну конечно, к морю. И не к простому, а к Чермному, вернее к Красному, прозрачно-сказочному…
…Вот уже показалась полупустыня, чем-то напоминающая далёкую детскую загадочную степь…
…А вот и началась самая настоящая пустыня… В этот момент я почувствовал чей-то внимательно-сонный и таинственно-вопрошающий взгляд. Скосив немного глаза, я всё понял: это была только что проснувшаяся и уже вся вопросительная Эльчушечка.
– Саба, а какое имя у этого чудовища, что по фамилии НиДниБай?
То ли приснилось малышке что-то? То ли вспомнила болтовню бывшего жильца, которой я не очень-то придавал значения: мало ли что бывает?
– НиЧ, – сказал я, – его зовут НиЧ.
– НиЧ?
– Да. А что тут удивительного? Если уж НиДниБай, то непременно НиЧ.
– А-а-а… – промолвила Эльчуня, надолго задумавшись…
И потом, к моему беспокойству почти полторы минуты молча, мы продолжали по пустыне свой весьма длительный путь. Путь, целью которого была прозрачная сказка…
23
– Но ты изменился, приятель.
– Постарел, верно.
Василий Андреевич ткнул Леольhя рукой в грудь.
– А я тут знаешь, с кем недавно виделся? С Львом Геннадьевичем.
– С Вассером, что ли?
– С этим врейцем, с этим. Потонул совсем старик. Наркотой колется…
– Не может быть!
– Может быть, может быть. И не такое бывает…
Нежидов переключил тему.
– Как тебе новые порядки?
– Какие порядки? Бардак один…
– Не скажи. В конце концов, даже в мусорном баке есть свой порядок.
– Однако мои философские убеждения неизменны. «Возлюби ближнего твоего, как самого себя», будет верно всегда.
Василий Андреевич, приблизил к Леольhю свои царские усики так, что почувствовался запах дорогого коньяка, и тихо сказал:
– Знаешь, иногда очень трудно отличить философскую концепцию от упрямства. Ближних-то – раз, два, и обчёлся.
Он налил себе ещё рюмку.
– Слыхал про Дарусанова? Говорят, обзавёлся какой-то сепаратисткой оппозицией в Сибири… Ох погибнет парень, ох погибнет!..
24
Когда стакан, завёрнутый в алюминиевую фольгу, был благополучно раздавлен, начались пляски. Дамы трясли своими роскошными задами, а кавалеры шаркали ногами. Непонятно было, чему все радуются: то ли успешно раздавленному стакану, то ли тому, что жених и невеста стали мужем и женой, то ли просто жизни и предстоящей выпивке с закуской…
Часть пола стала оседать, и когда она совсем упала, пары и одиночки посыпались вниз, на первый этаж. Могло бы погибнуть много людей… Но не будем – о грустном, потому что, слава Богу, на этот раз, никто не погиб… После того, как убрали мусор и упавших людей, танцы и свадьба продолжились…
Леонид Гройсшлемазлин сидел в центре частично провалившегося зала на торжественном стуле и, отряхивая извёстку со своего чёрного с жёлтыми пупочками жениховского костюма, смотрел, как друзья поздравляют и тискают (в основном мужчины) его всю в белом теперь уже жену, Стефочку. Мысли в голове молодого мужа были совершенно дурацкие, ни на йоту не адекватные торжественности момента. К примеру, он вдруг вспомнил, как перед эмиграцией из СС сдавал анализы то ли на СПИД, то ли на что-то банально-венерическое. Врачиха (тоже вся в белом) безоговорочно приказала Гройсшлемазлину снять трусы. Когда это произошло, она самым внимательнейшим образом осмотрела гройсшлемазлинский член и все входящие в его комплект принадлежности и затем ещё более безоговорочно повелела взять осмотренного рукой за головку и держать горизонтально. От холода и страха Гройсшлемазлин был послушен, как труп в морге. Он крепко, ибо так внушила ему врачиха, держал и натягивал объект, отчего последний превратился в телесно-коричневую вытянутую тряпочку с розовым набалдашником. Но когда эскулапиха подошла к таковому с каким-то жутким инструментом и попыталась взять мазок, подопытный инстинктивно отдёрнул свой важнейший орган. Так повторилось множество раз. Наконец, врачиха засмеялась, махнула рукой на конец и отпустила Гройсшлемазлина, дав весьма положительную справку. Замёрзший, опозоренный и взволнованный он помчался…
Ознакомительная версия.
