Фабричный Ландскеп
Бутыли остыли или труб
Шесть музыкантов фабрики
Шесть фабричных музыкантов
Шесть труб над корпусами зданий
Музыкальные арии Дымные арии
Мелодии траура полные печали
О судьбе тех что с шести часов утра
До заснувшего солнца. До солнца ушедшего спать
Вертят руками как рычаги
Машин без устали не из стали
Бутыли дыма трубы дымных музыкантов
Вместо арий — дымные усы
Ветер их закрутит Ветер завертит их.
Парикмахер ветер тот Рехамкирап ретив
А эти музыканты что, играют марши дыма
И шрамы неба на неба лице тюарги
Из-за стен кирпичных стали в ряд
У реки желтеющей Китаем ели щи лежали.
Из бутылей в небо вьется дым Вьется лентами седыми
И мутнеет небо и мы здесь
Нуарк бросим, сев в вагон вес ногав
Дама с толстыми ногами через мост поедут мимо музыкантов
Шестерых, что играют дыма траурные марши
И шрамы на лазурь те марши… Марш. Марш.
Небо как призма лучи разложило
И мальчик воскликнул заря
и чулки оправляет дева
Глядя на луч и на черный дым
Что медом по небу намазан
Не замай… Отче
Желтый и красный исчезли
Вечер как нищий бредет
Ищи… не надо речей. Вечеру отдан……
Перпетуум мобиле… бомы босяки
Ему терпеть… Богатому не терпится в
уме и на яву… Автомобили.
Самодвижение вечное
Я и не жив… Домас
Бегут мимо Содом устремленно
Гудут… туго приходится бедняку
Когда смотрит богача в авто
И забиты сплошь втритны…
Половою мишурой…
Близь некрасивых матерей
Играют миленькие дети
Салопы из цветной материи
Им нравилось одеть
Еретики там
Восставшие против былого — веры
Голой ныне глыбы
И-Рев
Какой подняли критиканы
Так темные тупые поколенья
Бросают в свет нередко
Мужа света, бросающего свет,
В котором ясно видны
Пути в грядущее
Молоток
Диво
И туп, кто им взбешен
Рок-ерепан…
Дом заперт Трепак у порога
А побороть… карпетки сгнили на ногах
Там в доме старец матом кроет
Он крот… Торк дверь
Звоночный рев на зов, как воз грохочет
Коридором различных
Утешений старик кирасою одет
Ушедших лет как много тел он целовал
Ловелас ныне стар стараться надо
В дом попасть Ладанам монад Лимонадами
Цветы вокруг дома Но старец спит; старается
Попасть к нему младое поколенье… Умен, находчив…
Но входа не найти Он пал и ходы, переходы
И проходы Все пробками заткнуты.
Нос… не быть и вечность так
Сон Теб предсказательница
Небытие носит имя… смерть
Путь — туп и короток
Се речь роток который всех глотает…
Театр окончен… Ночь — око…
Теми вечной сон…
Постичь… постом ли воздержаньем
Менеджер, что значит управитель
Конечным не постигнешь бесконечность
Ведь равное лишь равным познается
Ведь муравью не приподнять Казбека
Так и уму ту вечность не осилить…
Как муравья Казбек.
Она раздавит всякое живое…
Способное стонать и мыслить и жалеть
И вечность неподвижна
Словно глыба
Ее на волос не постичь…
Загар на Захаре
Как темная корка
На хлебе на черном
Мне речь… слово мне!
Волос луча над усадьбой
Последнее саду прости
Елена за день загорела
А дача сгорела
Хлеб подгорел
И на улицу всю
Пахло коржом подгоревшим
Но здесь на Бродвее
Газом светильным
Мылом литевс
Дом перед домом
Небоскреб пред небоскребом
Хвастал:
Выше выше в небо
Занесу огонь
Дом мод момод, как
Комод
Этажи как ящики
И теперь в Нью-Йорке
Ты не знаешь
Это ли звезда
Или
Свет конторы
Выше в небо окна!
Вывешены Ганка
И шеи
Трудно
Глазом ешь
Нью-Йорк даешь
Даешь мне оплеуху
Уху ел по
Се-ад.
Борода… А добр?
Нет зол. Тень лоз… И порок
Порок… жирный короп в сметане
На черном чугуне сковороды
Вокс… Сковорода философ От порки на конюшне к Воксу.
Кусково под Москвой кус хлеба и укус пчелы
Сук на стволе… А сука по дорожке
Дородные дворяне и купцы и недороды
Пук розг и гнева взор… Разорвана с прошедшим Связь
Родины моей… Она взорвалась
Дешевка в прошлом… Солов их взор…
Улицы целует цоколь
Локоть плотника плотнее на лотке
Ветер ретивой ремнем без меры
Заигрался. Но в толпе не слышно вздоха
Хода мыслей иль догадки
Год идет… Шум муж…
Мухи. Стол усеян ими
Мхи на носу… Не снесу…
— А в сенцах кто?.. Дочь станционного смотрителя
Что Пушкин целовал…
Налпореа напор воздушных струй
Зов воздуха и авиатор худ
Дух бензинный с неба
Смотрит Саваофом
Семафором для полета
Над полями дыни облака
Прямо в лоб… Авиатор юн, костляв
Рота — ив… Вялый сок
Рот ево уверен Не реву, а смел…
Дед отец считали галок на крестах
И на крышах хат серых без цветов
Дед темнее был отца… не умел читать
Но умен Сын летайлой
Смелым красным Стал ласточкой —
Эсесесер Ресесесэ
Из раздела «На полке Нью-Йорка»*
«На улицах могли бы быть картины…»
Op. 1.
На улицах могли бы быть картины
Титанов кисти гениев пера
А здесь раскрыты плоскости скотины
Под пил сопенье грохот топора
Без устали кипит коммерческая стройка
Витрины без конца дырявят этажи
И пешеход как землеройка
Исчез в бетон за бритвою межи…
«Я был селянским человеком…»
Op. 2.
Я был селянским человеком
Пахал и сеял и косил
Не бегал жуткий по аптекам
И не считал остаток сил
Я был юнцом румянощеким
И каждой девушке резвясь
Я предлагал свою щекотку
Мечтая в ночь окончить связь
Я был забавником громилой
Всего что восхищало люд
Я клял для них что было мило
С чужих не обольщался блюд
Я был как лев горячесмелым
Мне мир казался торжеством
Где каждый обеспечен телом
Чтоб быть увенчанным бойцом
Теперь я стал жильцом провалов
В которых звезды не видны
Где не споют вам Калевалу
Колеса тьмы и вышины
Теперь брожу дробясь в опорка
В длину бульваров вдоль мостов
Необозримого Нью-Йорка
Где нет ни травки ни листов
Где ветер прилетит трущобный
Неся угара смрад и яд
И где бродяги строем злобным
Во тьме охрипло говорят
Где каждый камень поцелован
Неисчислимою нуждой
Нью-Йорк неправдою заплеван
Оседлан злобы бородой
И если есть миллионеры
Буржуев вспухший хоровод
То это Вакхи и Венеры
Их для еды открыт лишь рот
А ум чтобы измыслить новый
Эксплуатации закон
Рабочим потные оковы
Многоэтажье в небосклон
И потому Нью-Йорк так давит
И непреклонен небоскреб
К людской толпе — житейской лаве
Что из поселков он согреб.
«Шараманщик, шараманщик…»
