за работу. Это же вроде не ваша смена?
— Да, что-то не сидится дома, — не желая придумывать отговорок, призналась Лиза.
— У вас всё в порядке?
— Не очень.
Впервые Лизе захотелось выговориться. И впервые — без разницы кому. Даже если самому Вадиму Игоревичу.
— Мама у меня болеет. Раком. Врачи сказали, что осталось ей максимум полгода. Процесс необратимый.
Глубокую паузу нарушил приземлившийся на их глазах самолёт.
— Понимаю, — с выдохом протянул Вадим Игоревич. — И, возможно, как никто другой, — добавил он, сжав губы.
Лиза недоверчиво взглянула на него.
— Сын у меня ушёл от лейкемии. Быстро ушёл.
Влажная пелена заслонила его глаза. Его тусклые глаза заслонились влажной плёнкой. Галки-морщины на лбу, приподнявшись, чуть выпрямились. Руки непроизвольно сжались в кулаки.
— Сочувствую… Вот почему… — она сглотнула слюну, желая забрать слова обратно.
— Я много работал. Нужны были деньги. Супруга всегда была с ним, — разоткровенничался статный мужчина. — К сожалению, горе нас не объединило. Она винила меня: мол, мало уделял внимания семье, сыну. У нас работа такая, сами знаете, с этими ночными сменами и дежурствами.
Лизе отчего-то стало совестно. Из-за себя. Резко захотелось рвануть в самолёт, провалиться в пассажирское кресло, примчаться в Новосибирск и припасть к ногам мамочки.
— Если хотите, я помогу вам ускорить ваш отпуск. С этим тянуть, нельзя, Лиза, — предложил, словно читая её мысли, этот некогда неприятный человек.
Ей показалось или вправду на небе гирляндами зажигались звёзды.
Лиза прилетела в Новосибирск ранним утром. Накануне она предупредила маму. Сюрприз в её состоянии был бы лишним стрессом. Мама встречала в дверях, тоненькая и прозрачная, как осеннее деревце, колышущееся на холодном ветру.
— На мне теперь все вещи висят, — оправдывалась она.
— Ну что ты, миниатюрная стала. Всего-то.
Сколько помнила Лиза, мама была всегда в теле. Она любила себя такой, и такие женщины, пышущие здоровьем, ей самой нравились куда больше. А Лизе нравилось тонуть в ее тёплых объятьях… А сейчас вон какая тростиночка хрупкая. Не поломать бы.
На кухонном столе скромно морщился неказистый пирог.
— М-м-м, мой любимый, — Лиза по-ребячески облизнулась, ласково взглянув на маму.
— Руки совсем не слушаются. Подводят.
Они долго гоняли чаи — не могли насытиться друг другом.
После к ним заглянула соседка тётя Марина. Лиза наедине договорилась с ней, чтобы та присматривала за мамой. Обе пенсионерки, и обе нуждались и в общении, и в заботе о ком-то. Лиза, в свою очередь, тут же перевела на карточку соседки деньги. Сиделку со стороны нанимать не хотелось, а день ото дня маме легче не будет.
На Рождество Лиза повела маму в гости к Корпухиным. Там познакомились с малышкой Лизонькой. Девочка спокойно шла на руки к своей взрослой тёзке.
— Неудивительно, — подметила мама. — У тебя глаза добрые.
— И сердце, — добавил Анатолий.
Лизе пришлось рассказать маме историю знакомства с ними, о том, как она выручила эту семью, пожертвовав встречей с мамой.
— Просто, мне захотелось, чтобы у этой малышки папа был всегда рядом — с самого рождения.
Мама ушла в мае. Лиза приехала в Новосибирск проститься с ней навсегда. Корпухины помогли с организацией похорон.
Рядом с её могилкой цвела душистая сирень. Весна кричала отовсюду, и это всё шло вразрез с протестом, происходящим в душе Лизы.
После ухода мамы Лиза спешно продала их маленькую квартиру. Теперь у неё в Новосибирске появились новые родственные души — Корпухины, а значит, и новое пристанище. Её приезда ждала с нетерпением и кучерявая Лизонька, а на кладбище — мама.
Всматриваясь в застывшее родное лицо на фото и греша на загруженный трафик и перебои в связи, девушка продолжала делиться новостями с мамой.
За окном кружили мотыльки-снежинки. Тяжёлые веки пытались удержать взгляд на окне. В кружке стыло ароматное какао с корицей. Лиза протяжённо всласть зевнула. По телу пробежала дрожь.
Шёл шестой месяц беременности. Скоро в декрет.
— Решетникова, ой, Никитина, срочно к начальнику, — шипел по-доброму в рацию голос Таньки.
Лиза по-утиному проковыляла в кабинет мужа.
— Как ты себя чувствуешь, любимая? — с нежностью в голосе спросил Вадим и бережно притянул её к себе.
— Все хорошо, — поглаживая его по голове, Лиза любовалась ярко-синими глазами напротив.
— Подожди, у меня кое-что есть для тебя, — с этими словами он нырнул под стол. — То, чем сможешь развлекать себя в декрете.
Нарядная коробка будоражила её фантазию. Он попросил открыть её.
В глазах Лизы заиграло множество разноцветных красок. Коллекция советских новогодних игрушек повергла её в детский восторг, в животе запорхали бабочки — кто-то радовался вместе с ней.
Город сонно похрапывал. Уставший за день Кирилл готов был отдаться сну, но тусклый свет от ночника предательски давил на глаза, отчего в голове калейдоскопом прокручивались события прошедшего дня и одновременно выстраивались вереницей планы на завтра.
— Наташ, давай уже спать, чуть отодвинувшись к краю кровати, сердито процедил Кирилл.
— Ну подожди чуток, — не отводя глаз от страниц книги, ответила бесцветная супруга. — Дело к развязке идёт. Жутко интересно.
— И надо тебе эти страшилки на ночь читать? — прошипел он, вспомнив о её новых предпочтениях в чтиве.
— Не страшилки, а весьма захватывающий триллер, — с удовольствием произнесла Наташа. — Голову даю на отсечение — книгу экранизируют, и это будет бомба!
— Давай, только без жертв, а? — уткнувшись в подушку, глухо произнёс он.
Одним хлопком она закрыла книгу и отложила её на прикроватную тумбочку. Туда же отправила очки с толстыми линзами.
— Окей. Уговорил. Растяну удовольствие. Оставлю финал на завтра. Ответь только на один вопрос: как думаешь, он или она? Кто кого?
— Ната-а-аш… — с раздражением протянул Кирилл, пряча голову под подушку.
Проснувшись в семь утра, он не застал её в квартире. В коридоре витало облако приторного жасмина.
Жонглируя кофе и телефоном в руках, он спешно открыл мессенджер и прослушал не раз продублированное аудио: «Напоминаю: сегодня четверг. Я на тренировку, потом на работу. Вечером у меня встреча в книжном клубе. Не теряй. Целую». Он представил, как она дежурно смачно целует воздух, потом перевёл взгляд на экран и подумал: «Ей точно надо сменить «аву»».
Их браку шёл седьмой год. Шёл тягуче-медленно, по накатанной, однотипно и предсказуемо. Сейчас он даже не вспомнит, кто кому сделал предложение. Помнит только, что звонкая, сложная и недосягаемая, как Эверест, Катя ждала от него борьбы, но покоритель вершин из него был так себе. А вот Наташка была податлива, степенна и как дважды два понятна. В любом случае его родителям скромная, милая девочка пришлась по душе. А вот
