— «И деньги и еду
За это всюду я найду».
Заплакал Мик, а павиан
Рычал, запрятавшись в бурьян.
Но страшно побледнев, Луи
Вдруг поднял кулаки свои
И прыгнул бешено вперед:
«Пусти, болван, пусти, урод!
Я — белый, из моей земли
Придут большие корабли
И с ними тысячи солдат...
Пусти, иль будешь сам не рад!»
«Ну, ну, — ответил, струсив, плут,
Идите с Богом, что уж тут».
Потом пошли они в глуши
Где не встречалось ни души
И слышат путники вдали
Удары бубна, гул земли
Пред ними странный караван,
Как будто огненный туман,
Пятьсот высоких негров вряд
Горящие стволы влачат.
Другие пляшут и поют,
Трубят в рога и в бубны бьют,
А на носилках из парчи
Царевна смотрит и молчит.
То дочка Мохамет-Али,
Купца из Йеменской земли,
Которого нельзя не знать, —
Так знатен он богат и стар, —
Наряды едет покупать
Из Дире-Дауа в Харрар.
Прошел, как призрак, караван
И Мик, вздыхая, говорил:
«Не надо мне счастливых стран,
Когда б рабом ее я был.
Она, поклясться я готов, —
Дочь духа доброго лесов.
Живет в немыслимом саду,
В дворце, похожем на звезду.
И никогда, и никогда
Мне, Мику, не войти туда!»
Луи смеялся: «Ну не трусь,
Войдешь, как я на ней женюсь!»
Еще два дня и им тогда
Открылась горная гряда,
Отвесной падая стеной
Куда-то в сумрак голубой
Вились карнизы вдоль стены
Пещеры страшной глубины
Чернели; около воды
Склонялись красные плоды
И слышался немолчный рев,
Гул многих тысяч голосов
Довольный крикнул павиан,
Что это город обезьян.
Глава пятая
Луи сидит на камне, Мик
Кусает сахарный тростник,
А хлопотливый павиан
Собрать подумал обезьян
И вверх и вниз, во все концы,
Уже разосланы гонцы
Они вбегают в каждый грот,
Зовут играющий народ
Сойтись и вместе обсудить,
Как им отныне надо жить,
Чтоб не стыдиться пред людьми,
Хоть и друзьями и детьми.
Собрались все и сели вкруг.
Совсем покрыв просторный луг,
Из трещин, пропастей глухих
Торчали мордочки одних,
Других с отвесной высоты
Свисали длинные хвосты;
И все галдели вереща,
Толкаясь или блох ища
И бегая вперед, назад,
Как рой веселых бесенят
Но крикнул старый павиан
«Молчать!» и замер шумный стан.
Какой-то умник произнес:
«Не надо на хвосте волос,
Скорей их выщиплем и вот
Мы будем избранный народ».
«Ну это вздор», — сказал другой.
Мы лучше рев изменим свой
Что ав, да ав?! Вот ва и ва —
Совсем другое, как слова.
Но старый павиан пинок
Безжалостный ему дал в бок
И поднял лапу, говоря:
«Не то! Мы выберем царя!»
И все залаяли за ним:
«Царя, царя, хотим, хотим —
Ты самый старый, будь царем...
Нет, лучше Мика изберем...
Не надо Мика! Что нам Мик?
Луи... он властвовать привык!
Луи! Нет Мика! Нет, Луи!»
И зубы острые свои
Оскалив злятся... Наконец
Решил какой-то молодец:
«Луи в штанах: он чародей...
К тому ж он белый и смешней».
Луи суровым был царем.
Он не заботился о том,
Что есть, где пить, как лучше спать,
И все сбирался воевать,
Приняв в союз других зверей,
Прогнать из Африки людей,
Иль крокодила из реки
Загнать в густые тростники,
Но ни за что его народ
Не соглашался на поход.
И огорченный властелин
Бродил печален и один.
Глава шестая
Дымился над землей туман,
И кучки сонных обезьян
Спешили в логова свои,
Когда ушел от них Луи;
Ушел, а Мик не спал всю ночь,
Тоски не в силах превозмочь;
Под утро лишь забылся он,
И взял его могучий сон
В совсем чудесную страну,
Всего вернее, на луну.
Проснулся... Старый павиан
Собрал сильнейших обезьян.
Они спустились, говоря,
Что хорошо б вернуть царя;
Порой, сплетя свои хвосты,
Чрез бездны строили мосты,
Пока пред ними темный лес
В тумане зыбком не воскрес
И не мелькнули меж стволов
Клыки и хоботы слонов,
Тогда они уселись; Мик
Пошел один и в глушь проник.
Пред ним поляны ровный круг
Кончался зарослями вдруг
И посреди его была,
Как низкий белый дом, скала.
На той скале Луи лежал,
Руками раны зажимал,
А восемь яростных пантер
Кружились возле... Из пещер
Еще спешили... Отражал
Всю ночь их мальчик и устал.
От дел правленья он отвык,
И, пролетая, крикнул Мик,
Ему показывая шиш:
«Зачем ты куришь, не царишь?»
И тот ответил: «Я курю
Затем, что следует царю!»
Чрез многоводный Сенегал
В трущобы Конго Мик влетел,
И как потом он проклинал
Тот неприветливый предел!
Там оголтелый людоед
С ножом за ним пустился вслед,
И голых полчища богов
Со свежей кровью на губах
Вдруг подняли ужасный рев
На каменных своих столбах.
В ловушки, скрытые средь скал,
Жираф ногами попадал.
Как ряд степей, бегущих вдаль,
Потом открылся Трансвааль,
И Мик запомнил навсегда
Деревни, села, города,
Где жили тысячи людей,
Не черных — белых, всех вождей.
У школы, дома одного,
Чуть не оставили его.
Старик, почтенный, словно царь,
Сказал: «Садись-ка за букварь!»
Забился Мик, его жираф
Вспотел, насилу ускакав.
«На север!» — крикнул Мик. И
