ГЛЯЖУ В ПРОСТОР
Гляжу в простор бурливых вод,
где чайка гребни с волн срывает,
и мысль — отчаянный пилот —
в лазурь за нею вслед взмывает…
О, сколько радостных высот
в душе свершенья ожидает!
Слышны сквозь птичьи голоса
издалека удары грома.
Перед грозой молчат леса,
а в сердце буйство ветролома…
Взлетает песня в небеса,
как самолет с аэродрома!
Шумит в груди страстей прибой,
за облака отвага кличет.
Как голубой велит обычай,—
бросайся со стихией в бой!..
Тому, кто любит непокой,
удача белой чайкой кычет.
Оставь замшелый свой уют!
Дерзанья сердца не измерить.
Не затворяй в безвестье двери,
сомненье и боязнь — под спуд!
Пускай изгибами артерий
металлы жарких чувств текут.
А если вдруг зеленый сплин
Молохом жадным пасть разинет,—
мечта заветная: «дин-дин!» —
сполошной зов над миром вскинет.
Смерть от тоски — исход один всем,
кто погряз в болотной тине.
Мотором, сердце, задрожи
и обрети на счастье право…
Влекут крутые виражи,
манит венком лавровым слава.
Стих брызжет, как вулкана лава,
из-под густого пепла лжи.
Пускай кружится голова,
наводят страх литавры грома,—
зовет безумцев синева
среди небесного пролома.
Летите, звонкие слова,
планёрами с аэродрома!
Творя в зените свой полет,
пусть небосвод крылом черкает
мечта — отчаянный пилот…
О, сколько солнечных высот
в душе свершенья ожидает!
Гляжу в простор бескрайних вод
и вновь, и вновь иду на взлет
туда, где гроз орган играет…
Микола Филянский
© Перевод В. Гордеев
«За мигом миг, за годом год…»
За мигом миг, за годом год,
Уходит в тлен за родом род.
И всходит солнце каждый раз,
За ним идет вечерний час.
И веют ветры от полночи,
И рвут, и бьются, и рокочут,
И волны мчат за рядом ряд
И возвращаются назад.
Не пересветят звезды, зори,
Не перельются воды в море,
Не перестанет сердце ждать,
Ни млеть, ни слушать, ни рыдать.
И то, что сердцем нашим хлынет, —
Все было уж и снова сгинет,
И тлен возьмет последний след
Того, кто брезжит в лоне лет.
«Под солнцем всем — конец один…»
Под солнцем всем — конец один,
Всему земному — тлен могил.
Кто разгадает смерти час,
С земли — кто ждет, кто встретит нас?
Тем, кто познал мученья, труд —
Свершится ли небесный суд?
Ответа нет с высот немых…
Так чары пей из чар земных,
В земной судьбе — земная воля,
Услада их — земная доля.
«Так чары пей из чар земных…»
Так чары пей из чар земных…
Пусть скорби сердцу не диктуют,
Пускай же кубки не пустуют,
Когда их звон — в руках твоих.
И к солнцу — в блеске одеянья,
До ночи ясной не снимай,
Нектар и мирру разливай
Залей никчемность бытованья,
Шути и днем, и ночью, утром,
И юношей, и старцем мудрым,
Одолевая тяжкий час,—
И нет иной свободы в нас.
Там, за чертою поминания,—
Ни слез, ни песен, ни желания;
От власти тьмы не уберечь
И труд ума, и сердца меч.
И млеешь весь, и слушаешь,
И мчишься, и плывешь,
Как цвет росу прохладную —
Остуды сердца ждешь.
Уста твои стоустые
И тлеют, и зовут,
От сердца слов не требуя,
В немой усладе льнут.
В мечтаньях весь, и слушаешь,
И ловишь счастья сны,
Как хворый в ночь бессонную
Оставшейся весны.
Хвала тебе, хвала — за волны, что рокочут,
Что льются ласкою пожизненной красы,
Хвала за ясный день, за тихий гомон ночи,
За роскошь утренней или ночной росы.
С рассветом слышу глас — и ложе покидаю,
И в тучах золотых я отсвет твой ловлю,
Любуюсь и молюсь, сон ночи разгадаю,
И сердцем радуюсь, и вновь тебя хвалю.
Хвала тебе, хвала — за волны, что рокочут,
Что льются ласкою пожизненной красы,
Хвала за ясный день, за тихий гомон ночи,
За роскошь утренней или ночной росы.
И даль небес твоих я славлю, восхваляю,
И мудрость мудрую и тайную твою,
И лоно грез земных, где сердцем прозреваю,
Горжусь и радуюсь, рыдаю, продаю.
Хвала тебе, хвала — за волны, что рокочут,
Что льются ласкою пожизненной красы,
Хвала за ясный день, за тихий гомон ночи,
За роскошь утренней или ночной росы.
В край теплый с севера мчит ветер птичью стаю,
Я вижу тучу их, я оклик их ловлю,
И — сын земли — к ним сердцем я взлетаю,
Исчезнут вольные — я вновь тебя хвалю.
Просторы нив моих, разлив безбрежный поля,
Я на чужбине вспомню — слезы лью;
Кому моя печаль, кому слеза неволи,
Душою ясною кого в тот час хвалю?
Хвала тебе, хвала — за волны, что рокочут,
Что льются ласкою пожизненной красы,
Хвала за ясный день, за тихий гомон ночи,
За роскошь утренней или ночной росы.
И вновь, и вновь, и вновь — с рассвета до рассвета
Я чую сердца труд, слезу твоих очей,
Уста мои горят, пылают зноем лета,
И вновь течет хвала во тьме немых ночей.
За песню вольную — хвала тебе, хвала,
За думу гордую высокого чела,
За ласку чар немых, тоску ночей минувших,
За грустный перебор навеки струн заснувших.
Там далеко, за гладью океана,
С высот твоих немых я слышу глас органа,
Тогда, всевышнему, звучит тебе осанна…
Хвала тебе, хвала — за волны, что рокочут,
Что льются ласкою пожизненной красы,
Хвала за ясный день, за тихий гомон ночи,
За роскошь утренней или ночной росы.
«Курганов ряд, давно немых…»
Курганов ряд, давно немых,
Спит в тихом свете звезд ночных,
Земных сует беспечный шум
Уж не прервет их вечных дум.
Им слышно — чайка в ранний час
Над ними стонет всякий раз,
Где вольный вольному взамен
Дарует сон руин и тлен.
Им слышно — как волна играет,
Как луч вечерний замирает,
Как слава в сумрачном раю
И оклик свой, и тень свою
На ранней зорьке окликает.
Им слышно… Нам же лоно лет
Давало ясный свой завет;
Тех, чьи останки уж истлели,
Понять при жизни не сумели,
Сердца им не смогли отдать,
Их дум теперь не разгадать…
Нам чайки крик, что душу ранит,
Для сердца памятью не станет,
Не изумит нас в час росы
И оклик канувшей красы,
Течет напрасно после нас
Минувших лет минувший час.
Без дум, без скорби и без муки
Мы сонным варварам науки
Передаем курганов ряд,
И нам — их не вернут назад…
Но скоро ведь придет тот час,
И наш потомок спросит нас:
Кто не сберег останки лет,
Где дней, давно минувших, след?
И на простор немой молчком наш стыд покажет,
И даль далекая им ничего не скажет…
Зов нашей старины и свет рассвета давний
Не пробудили в нас раздумий и желаний,
До нас не донеслась таинственная речь,
Во тьме руин немых остался сердца меч.
И царство Скифии нам слово не сказало,
Останками руин сердца не занесло,
Крапивой, беленой былое поросло,
Туманами ночей свой век запеленало.
И песни мы родной не сберегли в свой час,
На хилый сердца стон свели ее до нас,
Никчемным окликом она средь нас идет
И эхо вечеров с собою не ведет.
В театр перенесли мы шутки и надежды,
Любовь и образцы прадедовской одежды,
И рады нынче мы, что нам дают базары:
Горилку, мед, гопак, рушник и шаровары.
А тем, кто прахом стал в сиянье давних лет,
Крестов не возвели… И проросли бурьяны.
И только лишь заря приветствует курганы,
И только лишь звезда услышит их завет.
А внук, наш дальний внук, чей ясно-гордый ум
Промчится песнею над лоном сонных дум,
Полями отчими пройдет он в ясный час,
Былого оклика услышит скорбный глас.
Догадку тяжкую положит он на мары[8] —
Сынов Отечества бескровную отару.