3. Романс
Я вас люблю так солнечно-легко
Мне как бы в кровь вкололи вашу тайну
Я вас впитал бесспорно с молоком
Но в молоко проникли вы случайно
Не этот мир. Не этот жалкий мир
Мне вас прислал мир страстный и надменный
Мир молодой стремительный и пенный
Где нимфу вод преследует сатир
Где вдоль ручья след маленький ступни
А на камнях сыр козий недоеден
Где дух вина и где никто не беден
Где наконец и ты и я одни
Ну доберусь до маленьких сосцов!
Лишь протяну желающие руки
До тела нежной девочки и суки
С беглянки нимфочки сорвав ее покров
Ты вся испуг и резкий поворот
И полусмех и «нет» и «да» и «можно»
«О уходи!» — ты шепчешь мне тревожно
протягивая мне живот и рот…
Я вас люблю. Я вас люблю. Тебя!
Мне никогда не выпить вас Елена
Все тело вас любя и теребя
Все уголки изведав постепенно…
Ты сидишь на скамейке французского старого парка…
Ты сидишь на скамейке французского старого парка
Хоть и лето… увы, почему-то не жарко
Пробегают у парка по всем направленьям авто
Так прохладно в июне, что в пору одеть бы пальто
У тебя столько опыта в русской груди
Но куда с этим опытом… сколько веков впереди?
Ты все знаешь: что плохо, что честно, а это — красиво…
Ты все знаешь? Зачем же живешь несчастливо?
Почему на лице твоем хмурая тень
Если знаешь — красивую мину надень…
Ты сидишь. Плутоватые школьницы быстро бегут из лицея
Пары, тройки спешат, или еле идут как болея
Накопленья в глазах и плечах и коленях
Не проснувшейся страсти и жирной младенческой лени
Плотоядную булку жуя с шоколадной конфетой
Ты — французская школьница входишь в холодное лето
Хрупким жуликом, подняты плечи и усики тонки
Я гляжу как проходят мадамы-ребенки.
Нежной шляпкою плотно прикрыв лысоватое темя
Неудобный старик обгоняет прошедшее время
И завязаны в узел шоссе и мостов злые жилы…
Парижане веков, холодов мировых старожилы
Мы длиннее поем наши песни строку развивая
А над ними тоска всех часов мировых, боевая…
Дама исчезает…
Ветер лист срывает
Туча наползает вдруг
Пусто на скамейке
Нет в саду еврейки
Грустно стало, — милый друг…
Очень грустно стало
Ветка вдруг упала
Катер протащился вниз
Ищут что ли трупа?
Доктор смотрит глупо
Полицейский пьян и сиз…
Трупов нет, не видно
Всей команде стыдно
В воду что глядели зря
Воду наблюдали
Трупы-то искали
Револьверами горя…
Хорошо и скушно быть поэтом…
Хорошо и скушно быть поэтом
Только русским комариным летом
На старинной даче с самоваром
Хорошо поэтом быть нестарым
Да еще с бутылкою порой
Обнимаясь тонкою рукой
И грибы — отрада для желудка
В лес пойдешь — загадочно и жутко
И с подругой Леной у воды
Вы плюете в темные пруды
Ходит бабка как больной ребенок
Колокольню видно за горой
И когда пойдешь отлить спросонок
То раздавишь ягоды ногой
Хорошо поэтом быть в России
Но теперь Россия на замке
И цветы косые и кривые
У меня в протянутой руке
Бог простит земельныя уродцы
И без нас там что-то происходит
Каждый день встают большие солнцы
И под вечер солнышко заходит
Я ходил в супермаркеты вместо дворцов…
Я ходил в супермаркеты вместо дворцов
Проводил я там множество тихих часов
Злобно слушая музыку, о дорогая!
И скопления мяса кровавых кусков
Реквизитом казались мне рая…
Я дрожал перед стендами. Горы еды
Моря пива и реки шипящей воды
Ударяли мне в челюсти, их омывая
Разминая в кармане горсть теплых монет
Ощущал я как хрупок мой хрупкий скелет
Под одеждой дрожит, распухая
Я ходил в супермаркеты… Там как Мельмот
Я топтался часами. Презрительно рот
Искривлялся в улыбочке бритвенно-тонкой
Вы хотите чтоб после, я род бы людской
Я любил бы как прежде. Как червь городской
Умилялся мадонне с ребенком..?
Демонстранты идут по майской земле…
Демонстранты идут по майской земле
Их столько лежит уже в тепле
На кладбище парок и мусор сгребли
От порта удаляются корабли
Отец заменяет в кармане платок
Душит затылок, скрывает плешь
В мае всегда винный дымок
Красиво одетый пирог ешь
Мама танцует и папа плясал
Да только присел он — устал
Звучит гитара. А задний план
На кладбище мочится хулиган
Сирень как безумная прет из земли
В порт Туапсе пришли корабли
Сидят моряки — пьют красный кисель
Качает ветер сухую качель
Пыльный наш двор, фазан да павлин
Две книжки Фройда читает наш сын
Добавив Гамсуна книгу «Голод»
Поймем что ужасен, уныл и молод
Бродяга купается в майских волнах
Над плавучей столовой развевается флаг
Медузы плывут. Валунов нанесло
И тухлая рыба воняет не зло
Перевернут баркас. Натянут канат
Две шерстинки пеньки из каната торчат
Мокрое дерево сложено в кучи
С моря идут полотняные тучи
Желтое что-то надев. Погрустив
Бродяга бросает Туапсинский залив
И уходит на станцию вдоль порта стены
И видит на станции станционные сны…
Доктор Джакиль и Мастер Хайд
По светским раутам гуляя доктором Джакилем
Он удивлял народ одежды элегантным стилем
Но выпив из пробирки смесь шипучую
Растрепанным злодеем становился с кровью жгучею
И назывался ночью, — мистер Хайд…
Был мост над речкой… (Темза или Клайд..?)
И ветер дул, морщины неба раздвигая…
Вот мистер Хайд, зловеще приседая
И зверем волком ногу волоча
Покинул дом приличного врача
Спешит сквозь дождь терзать красивую брюнетку
Которую поймал он в золотую клетку
Лишив работы в результате крупного скандала…
Терзает… бьет… Она кричит… Ему все мало
Вращая бешено зрачками по белкам
Аккомпанирует ненастным небесам
Расшлепанным рисунком рта охального
И непричесанными волосами…
Он рвет на ней скорлупку платья бального!
Брюнетка щеголяет телесами…
И складок как английский торт Джакиль
В пробирках он выращивает гниль
Влюблен в дебелую профессорскую дочку
О нравы буржуазные среды!
Гуляет с нею в парках у воды
Но все ж содрать стесняется сорочку!
Сегодня лидер оппозиции
звонил правительству с утра
что революция в столице, и,
«власть отдавать уже пора»
В ответ «путана», в трубку харкнули
и связь прервалась. Лидер встал.
Сказал: «Ну что же, будет жарко им
Дворец остался и вокзал»
Четыре танка стали серые
у президентского дворца
Спокоен президент «Я верую…»
Но пляшут губы у лица
По радио Бетховен, Моцартом,
перемежаемый порой
Отрыгивает пламя косо ртом
повстанцев пушка за горой
Хоть семь утра, но жар сгущается.
Уже готовы те и те.
И ночь поспешная кончается,
и день страшит их до костей
Майор Ривера гладко выбритый
засовывает в горло кольт,
и бренди прошлой ночью выпитый
печёт желудок тыщей вольт
С посольской крыши с жопой бабочки
слетел последний вертолёт.
Посол Вудстокер нервно сняв очки
из фляги виски жадно пьёт
Советник жжёт дела секретные
а звёздно-полосатый гад
сползает нехотя, конфетный, и,
вдруг падает, накрывши сад
Антонио (племянник Санчеса)
пятнадцать лет сегодня бьёт,
но ровно через два часа
в мальчишку пуля попадёт
на ляжке револьвер с брелоками,
«Калашников» в другой руке,
он упадёт и брызнув соками
замрёт на каменном куске…
Капрал Родриго жадно держится
за Мэри-Анны белый круп
и семя медлит, медлит, нежится
стекает девке между губ…
Сейчас он вскочит. Вдруг оденется
покинет девку и постель
(капрала пуля ждёт) он ленится
а девка сонно моет щель
. . . . . . . . . .
Смеётся лидер оппозиции —
Горбатый человек в очках.
Уж журналистов (бледнолицые!)
подвёз автобус второпях…
