Вспоминаю эти концерты, как кошмарный сон. Помню, Игорь тогда сказал: «Все! Эти люди для меня умерли». Однако через некоторое время, к своему крайнему удивлению, я узнал, что в группу опять возвращаются музыканты основного состава.
Мечтая о создании большого ансамбля, Игорь начал набирать профессиональных музыкантов. К нам пришли два трубача – Володя с Витей, которые раньше работали с Пресняковым-младшим. Очень хорошие ребята. Перешли потому, что увидели в Игоре истинного музыканта. Пришел Джават-Заде из «Помпилиуса» – барабанщик с нервом, со своим «лицом», вообще хороший человек. Пришли бас-гитарист и гитарист, играющий на акустической гитаре. Все – профессионалы, с большим опытом работы на сцене. Ребята прекрасно смотрелись, замечательно играли, не лишены были актерских данных. Однако музыкантов, составляющих основной костяк, это не устраивало: ведь они не могли конкурировать с профессионалами и вынуждены были постепенно ретироваться на задний план. Я чувствовал, что меня устраняют, но терпел, понимая, что, если уйду, Игорь останется, по существу, один. В конце концов, они добились своего. Помню, Игорь приехал ко мне:
– Давай поговорим. Понимаешь, Володя, ведь ты никогда не полюбишь моих музыкантов.
– Конечно, нет. У меня об этих людях свое мнение, твердое, непоколебимое. К предателям у меня отношение однозначное.
– Ну вот видишь!
У него хорошее настроение было, и я решил ему особенно не перечить; просто сказал то, что думаю, но так, чтобы особенно не обижать его, не нервировать. Игорь предложил:
– Поезжай в Германию, к друзьям. Время лечит, время меняет. Приедешь из ФРГ, отдохнешь, опять вместе работать будем… Не могу я уволить этих людей, совесть не позволяет. Ведь они работали со мной с самого начала, вместе и в нищете пребывали, и на задворках выступали. Как я теперь их выгоню?
– Игорь, запомни, если возникнет какая-нибудь экстремальная ситуация – арест или еще что-то, – останусь с тобой рядом только один я. Все твои окружающие разбегутся, откажутся от тебя, открестятся. Это будет.
Расставляет все по своим местам
экстремальная ситуация.
И шагает за нами она по пятам,
помогая в друзьях разобраться.
И вот мы расстались. Я понял, что работать вместе с Игорем мне не дадут. Конечно, у меня были мрачные предчувствия, но, как любой человек в подобной ситуации, я старался себя успокоить.
Это была наша последняя встреча. В следующий раз мы увиделись с ним в Шереметьево: его в гробу привезли из Питера, а я прилетел из Берлина. Там мы и встретились…
Позже я узнал, как развивались события. Сначала Игорю расстроили охрану. Начали с меня, а я был для Игоря как бы щитом: все видел, чувствовал и всегда погасил бы любой скандал. Итак, устранили меня, потом – телохранителя Владика, который никогда никого не пропустил бы к Игорю в гримерку перед концертом, сам разобрался бы во всем. Похожие ситуации бывали и раньше, но мы всегда мирно разрешали все конфликты, и скандалов не разгоралось.
Итак, все преданные Игорю люди были устранены. Потом в группу подсунули нового директора – Шляфмана, которого никто до этого не знал и не знает до сих пор, у кого бы из администраторов, имеющих отношение к концертной деятельности, я ни спрашивал. Скользкий, угодливый человек, говорят, что он никогда не смотрел в глаза собеседнику. Зная, что Игорь катастрофически нуждается в друзьях, Шляфман старательно демонстрировал ему свою преданность. Владик рассказывал, что во всех городах, где побывала с ним группа на гастролях, Шляфман провоцировал скандалы. Игорь говорил домашним: «Очень смелый человек наш новый директор, сам бросается в драку».
Совершенно очевидно, что он был внедренным в коллектив провокатором. Я думаю, что сценарий убийства и раньше был опробован, но сработало в «Юбилейном».
В ФРГ, вдали от Игоря, я совершенно отчетливо вдруг почувствовал, что он обречен, его убьют, так и случилось.
После убийства действия продолжали разыгрываться по известному сценарию. Прокуратура, и не собиравшаяся предпринимать решительных шагов в следствии, по горячим следам обвинила подозреваемым в убийстве скрывшегося Малахова. Однако после того как Малахов предстал перед следственными органами с доказательствами своей якобы непричастности к убийству, был сделан намек, что в убийстве подозревается некто из группы «Спасательный круг», скрывающийся от следственных органов в данный момент. И как только Шляфман переехал в Израиль на постоянное местожительство, немедленно подозреваемым в убийстве был объявлен он – этого только и ждали. Итак, схема действий следственных органов предельно ясна, каждый раз подозреваемым в убийстве объявляется тот, кто в данный момент находится вне пределов досягаемости. Следствие было поручено рядовому следователю, и на все скрепленные тысячами подписей письма общественности, на все обращения, подписанные известными политическими деятелями, с требованием передать дело об убийстве Игоря Талькова в вышестоящие органы Генеральная прокуратура ответила отказом.
Газеты тоже не теряли времени даром – они занялись формированием общественного мнения, обливая Игоря грязью с головы до ног. Было объявлено, что Игорь Тальков во время концерта вступил в драку, оспаривая очередность выхода на сцену. Во время драки был пьян, а в пьяном виде он невменяем. Договорились до того, что если бы Талькова не убили, то его пришлось бы упрятать за решетку.
Смертельно перепуганные, «друзья»-музыканты путали, меняли показания, отказывались от своих слов. Все утверждали хором одно и то же:
– Мы не видели и не могли видеть убийцу в момент убийства…
Перед выходом на сцену
Хотя оно и произошло у всех на глазах… Я предупреждал Игоря:
– Не дадут тебе долго высказывать все, что ты хочешь, встанет заслон на твоем пути. Просто сейчас кому-то выгодно поднять тебя повыше, чтобы тебя увидели миллионы людей. Так было во все времена: сначала высоко поднимали наших поэтов и делали их народными кумирами, а потом в назидание другим убивали.
На что он мне отвечал:
– Не посмеют. И пусть я пока один в поле воин. Сила русского народа в единстве. Во все времена нас старались разъединить, лишить силы объединенного национального духа. Если народ узнает правду о своем великом прошлом, каждый будет гордиться тем, что он русский, и это объединит народ.
Игорь максимально усложнил программу и сделал театрализованное представление «СУД», где он судил всех наших вождей начиная с 1917 года и до нашего времени. Зрители были потрясены всем происходящим на сцене. Конечно, концерты не раз пытались сорвать. Отключали электроэнергию, иногда с аппаратурой вообще непонятно что случалось. Приходилось ставить охрану у центральных распределительных щитов. Бывали такие случаи, что отключали электроэнергию вообще во всем районе или распускались слухи, что Игорь не приедет, и отменялись концерты, а мы этого не знали. В общем, шла подрывная работа, как и во все времена.
Первый блок – остросоциальные песни – Игорь исполнял в форме царского офицера, воссоздавая образ великой русской армии, заплеванной и оболганной советской историей. Зрители очень часто говорили, что Игорь создает удивительно достоверный образ офицера белой армии. Его достойная, истинно мужская манера держаться на сцене, скупые, но удивительно красивые жесты, одухотворенное лицо, интеллигентность, всегда печальные, умные глаза, к тому же прекрасные лаконичные тексты, – все это, вместе взятое, убеждало зрителя в том, что перед ними не артист в соответствующем костюме, а подлинный белый офицер, чудесным образом перенесенный из того времени в наше. Поэтому зритель абсолютно верил ему, ловил каждое его слово, был готов думать, анализировать и делать выводы вместе с ним. Игорь пробуждал у людей способность мыслить.
Его с детства интересовало прошлое нашего государства, было прочитано много книг по истории. Наряду с трудами советских историков, в которых на белых офицеров взвалили непомерный груз преступлений против своего народа, встречались произведения великих русских писателей, где он видел совсем других офицеров, образованнейших, порядочных людей, людей чести и совести. Возникали вопросы. Что-то тут не так! Где-то неправда. И вот так, постепенно, читая и анализируя, Игорь понял, что от русского народа намеренно скрывается великое прошлое его Родины. Он почувствовал, что эту открывшуюся ему правду он должен донести до человеческих душ, разорвав оковы, связывающие самосознание, пробудить народ от спячки. Он прекрасно знал, что живое общение артиста со зрителем больше влияет на сознание человека, чем печатное слово или кинематограф. Игорь говорил, что песни – это кратчайший путь к сердцу и уму человека. Сцена для Игоря была полем боя, а зритель – ратью, которая объединялась под стягом его песен.
