Я узнала о его гибели на Украине
Игорь был очень любящим и заботливым сыном; когда-то, еще в начале своего творческого пути, он писал мне с гастролей:
«Когда я в разлуке с тобой, я скучаю по тебе, мама, и очень хочу видеть тебя, говорить с тобой…
Я очень занят собой, хотя это все делается для вас, для моих близких. Мама, ты думаешь, я не понимаю, что все приходит в свое время, что ко мне тоже, возможно, придут и успех, и признание – нужно только подождать – ты думаешь, я не понимаю? Я понимаю. А почему спешу? Почему так тяжело переживаю неудачи? Да потому, что я хочу успеть порадовать тебя (пока ты еще, слава Богу, жива и здорова, тьфу, тьфу, тьфу), хочу успеть помочь Володе выбиться в люди… Понимаешь? Ведь для меня (я часто об этом думаю) потеряет всякий смысл мой успех, слава и признание, если не будет тебя. Отец уже не успел. Он так, бедняжка, никогда и не узнает, кем станет его сын через несколько лет.
Я хочу успеть, пока ты ЖИВА. А потом мне это уже будет не так нужно…
Я тебя очень люблю и хочу тебя увидеть.
Целую, твой
Игорь (балбес)».Я всегда и гордилась сыном, и боялась за него. Зная, что он очень мною дорожит, хотела сыграть на его чувствах, прося остановиться, не петь крамольные песни: «У тебя такая замечательная лирика – пой лирику! Ведь ты идешь против власти. Для кого ты поешь свои политические песни? Ты посмотри на эту публику. Тебя семьдесят процентов не воспринимает!» – не раз говорила я ему. «Пусть так. Со временем и другие поймут», – отвечал Игорь. Он очень радовался, когда на его концертах бывало много молодежи. Ему так хотелось, чтобы молодежь и поняла, что творится вокруг, болела за Родину, народ и не увлекалась той пошлостью, которой пичкает ее Запад.
– Мамочка! Я очень тебя люблю, но не проси меня о том, чего я не имею права делать! Я не сойду со своего пути, чего бы мне это ни стоило! Пойми и прости…
Увы, страх за сына оказался и не беспочвенным. И кто осудит меня сейчас за это малодушие?..
Перед его убийством я целый месяц была на даче в Щекино: крутила компоты, варила варенье, срезала сушняк, готовила дачу к зиме. И что-то так болело сердце об Игоре, в каком-то предчувствии, что с ним неладно. Я постоянно звонила Тане и спрашивала: «Где Игорь? Все ли в порядке?» Таня даже удивлялась: «Что с вами, что вы так волнуетесь? Все хорошо». Приехала в Москву. Игорь был очень занят: концерты каждый день. Днем накануне гибели он съездил в Гжель, где дал свой последний в жизни концерт. Он все не хотел со мной прощаться (вечером мы уезжали оба: он – в Питер, я – к сестре на Украину). Я настояла, и уже в прихожей он чмокнул меня: «Ну что, довольна?» Так мы и расстались. Утром я была в Днепропетровске, а вечером узнала о его гибели…
Как-то он прислал мне письмо: «Я тут недавно прочитал А. Бундестам “Пропасть”. Там есть такие слова: “…Она была истинной матерью – терпеливой, неутомимой, исполненной неистребимой воли к жизни. Женщиной, которая во все времена и сквозь все ужасы несет жизнь в сильных своих руках…” Я выписал эти строки в свой дневник и считаю, что они как нельзя лучше олицетворяют тебя. Я все никак не могу собраться и написать песню о тебе. Но я напишу. Честное слово, напишу. Это будет очень хорошая песня». Не успел… И все его задумки ушли вместе с ним…
Игорь был сторонником «живой» игры, мечтал о создании грандиозного ансамбля профессиональных музыкантов, способных исполнять сложную музыку. Мечтал отказаться от фонограмм и работать только «вживую». Правда, сольные концерты он всегда проводил без фонограмм. Это естественно. Под фонограмму себя так не выразишь, не будет характера, нерва. Ну, а в гала-концертах приходилось выступать под гитару, а иногда и под фонограмму, потому что петь «вживую» в этом случае технически невозможно. Ведь в таких концертах принимает участие множество коллективов. Выступая «вживую», каждый из них должен предварительно настроить аппаратуру. Концерты затянулись бы. Поэтому на гала-концертах приходилось использовать инструментальную фонограмму, а иногда и полную фонограмму с вокалом. Музыканты, работающие с Игорем, к сожалению, не соответствовали его требованиям как по профессиональной подготовке, так и по своему мировоззрению. Философский смысл песен Игоря их абсолютно не волновал. Не страдали они за Россию, за измученный русский народ. Какие же они единомышленники? Им было престижно работать с тогда уже известным Игорем Тальковым, пользоваться его популярностью и, что называется, делать деньги. Кстати, Игорь всегда невероятно щедро расплачивался со своими музыкантами. Бывали случаи, которые меня возмущали, когда за концерт, отработанный «вживую», Игорь получал меньше каждого из своих музыкантов, а ведь их нервные и даже физические затраты в этом случае совершенно несоизмеримы. Игорь обычно говорил:
– Не надо обижать музыкантов. У них семьи, всем надо нормально жить, а себе я еще заработаю, успею. И настроение у них будет получше, ведь мне с ними работать на сцене.
Игорь нуждался в деньгах, но они не были целью его жизни. Он говорил: «Деньги нужны для того, чтобы о них не думать». Это логично. Творческий человек должен думать о творчестве. А когда большую часть времени ему приходится ломать голову над тем, как заработать деньги, то есть думать о бизнесе, – пропадает талант, данный ему от Бога. И, наоборот, нарабатывается новый талант – талант зарабатывания денег. В результате человек погружается в хаос, делает то, что ему не предназначено, ибо нарабатывание денег и творчество – понятия несовместимые.
Что касается славы, то Игорь считал, что славы он еще не достиг, а вот популярность у него уже была. Чтобы достичь славы, нужно пройти колоссальный путь, который был еще впереди.
Игорь не только писал тексты своих песен, был композитором и аранжировщиком, но еще был сам себе и продюсером, и менеджером, и художественным руководителем, и режиссером, и сценаристом… Игорь нес на себе непомерный груз забот, так как не на кого было положиться. К тому же существовало множество дел, которые действительно мог сделать только он сам. У нас есть дурацкая тенденция – на переговоры с музыкальными редакторами на радио, телевидении, в кинематографе должен выходить исполнитель не через посредников, а обязательно сам. В противном случае возникают обиды, дескать, вот артист нас игнорирует. Игоря, которому времени никогда не хватало, это всегда возмущало:
– Надо обязательно ехать самому. Вот ты бы съездил и все сделал, но они затаят злобу на меня, скажут, что Тальков зазнался, у него появился апломб и так далее.
В результате впустую убивалось много времени на беседы, чаепития, совершенно не нужные для дела. Я старался помочь ему, и время от времени мне это удавалось.
Игорь был совершенно измотан, ему некогда было вникать во взаимоотношения музыкантов. Вот этой его отрешенностью и пользовались, чтобы «подгадить» друг другу. Игорь был искренним человеком, судил обо всех по себе, сам не мог совершить подлость и был твердо убежден, что никто в его коллективе на это не способен. Пользуясь его доверчивостью, ему плевали в душу бесчисленное множество раз. Но выводов из этого он никогда не делал, не менял своего благожелательного отношения к людям.
Вполне естественно, что он не только доверял своим музыкантам, но и называл их друзьями. Иногда, правда, говорил: «У меня такая душа, что негодяи и подонки вползают в нее, вольготно там располагаются и прекрасно себя чувствуют…» Музыканты предали Игоря в Сочи. Специально рассчитали нанести удар так, чтобы побольнее было. Они прекрасно знали, что на следующий день после нашего возвращения с гастролей должны были начаться сольные концерты в одном из самых престижных залов страны, в Концертном зале «Россия». Игорю был нанесен рассчитанный, спланированный удар в спину. Предательство. Кажется, это должно было послужить ему уроком. Так нет, видимо, у таких людей, как Игорь, слишком большая душа, чтобы помнить зло и делать соответствующие выводы на будущее. Это их крест. Я не буду рассказывать, каких трудов стоило нам поднять этот концерт. Билеты были уже проданы. Страшное дело, когда внезапно уходит ансамбль. Игорем были молниеносно сделаны инструментальные фонограммы. Он сутки не выходил из студии. На сцене пришлось работать вдвоем с саксофонисткой Альбиной Боголюбовой, им помогал звукорежиссер Володя Соколов, который параллельно работал еще и на синтезаторе. И вот так, голодный и сутки не спавший, Игорь отработал первые два концерта и вытянул программу.
