Николай Алл - Русская поэзия Китая: Антология

У реки — прозрачность кристалла.
Вижу я песчаное донце,
Я теперь язычницей стала.
Я теперь поклоняюсь солнцу.

Мне не кажется жизнь жестокой,
Если ветер душистый веет.
Просыпаюсь… А на востоке
Облака слегка розовеют.

Как мне радостно, как тревожно,
Точно пламя, вспыхнуло лето.
Знала я, что это возможно,
Знала я, что случится это.

В полдень небо станет высоким,
В полдень солнце станет палящим,
И цветы пропитаны соком,
И цветы встревожены счастьем.

А в душе озаренность светом.
И от рук — легкий запах мяты,
Слишком ласковым буйным ветром
Травы здесь полевые смяты.

Упаду я на них в бессильи.
Буду долго плакать и биться,
А потом золотые крылья
Унесут меня в небо, к птицам.

Утро, как чистый лебедь,
Точно алмазы — роса…
На бирюзовом небе
Алые паруса.

Верю ли я обману?
Иль не прийти кораблю?
Вижу, стоит желанный,
Тот, кого я люблю!

Сердце, с рассудком споря,
Будто совсем не стучит…
Солнце бросает в море
Огненные лучи…

Ветер расправил крылья.
Слышу, поют голоса…
Ближе… Уже подплыли
Алые паруса.

Руку мне подал с лаской…
Тихо промолвила: «Ты ль?»

Может быть, это сказка,
Может быть, это быль…

Ступить ногой на шаткий ют,
Потом слегка правей,
И снова ветры запоют
О вольности своей.

Глазами встретить чей-то взгляд,
Чтоб сердце расцвело,
И знать, что ты сегодня рад
И что со мной светло.

Лежать без мыслей и без слов
(Слегка шумит вода),
Чтоб нас куда-то вдаль несло
И было так всегда.

Лишь при команде «поворот!»
Слегка открыть глаза,
Увидеть белый-белый грот
И фон, как бирюза.

Прозрачна и хрустальна гладь.
Мне радостно, мой друг,
А яхты будут пролетать,
Как бабочки вокруг.

Но знай, что вновь неповторим
Вот этот самый миг.
……………………………..
Туман сиреневый, как дым,
К воде почти приник.

Был болен Венадад, сирийский царь, в Дамаске,
И Елисей-пророк в Дамаск пошел тогда.
И царь, узнав, сказал: «Колец возьмите связки,
Возьмите лучший дар, что я хранил года.

Ты, Азаил, возьми, иди, спеши навстречу
И так ему скажи: „Ты, человекобог,
Не раз от слов твоих проигрывали сечу,
Твой Бог к царю суров, но ты ли будешь строг?“

Я ль выздоровею, недуг осилю ль ныне?
Пусть спросит Бога он: оправлюся ли я?»
И Азаил пошел; стал на при к пустыне
И ждал того, чья речь — как блики лезвия.

И шли за ним дары, все лучшее в Дамаске,
Верблюдов сорок шло. И вот пророк пред ним.
И Азаил сказал: «Привет, дары и ласки
Царь Венадад прислал. Он недугом томим.

Он, сын твой, Венадад, он — Сирии владыка,
И он велел, чтоб я, твой раб, тебя спросил:
Оправится ли он, среди врагов великий?
Он стольких поразил и ныне он без сил».

И Елисей сказал: «Ты господину скажешь:
„Ты выздоровеешь“, однако ж он умрет;
Господь мне говорил: кого в цари помажешь,
Тот меч мой предо мной народам понесет».

И взор свой на него он устремил упорно,
И пронизал его до глубины души,
И свет его очей прорезал сумрак черный,
И загудело в том сокрытое в тиши.

Смутился Азаил пред взором Елисея.
И вдруг пред ним в тоске заплакал Елисей.
В слезах стоял пророк, а тот спросил, краснея:
«Что плачешь, господин, туманя блеск очей?»

Тот отвечал ему: «Я оттого рыдаю,
Что вижу зло и кровь, которые с тобой…
Сынам Израиля я ныне провещаю
Упорный на года и непрестанный бой.

Их крепости — в огне, их юноши убиты,
Младенцы пронзены у матерей в руках,
И трупы гибнущих гробницами не скрыты,
Беременных мечом разрубишь ты в домах».

И Азаил сказал: «Что раб твой пред тобою?
Я, мертвый пес, ужель я для великих дел?»
И отвечал пророк: «Я от тебя не скрою,
Здесь Сирии царя я ныне усмотрел».

И разошлись они. Вошел тот к властелину,
И царь его спросил: «Что говорил пророк?»
Ответил Азаил, свою сгибая спину:
«Ты выздоровеешь, — сказал, — в кратчайший срок».

И день едва прошел, а ночью, одеяло
Водою намочив, царю он на лицо
Тихонько положил. И вот того не стало.
Стал Азаил царем, взяв царское кольцо.

Самый странный город в свете,
Город ярких крыш,
Над тобою цепь столетий
Пронеслась — ты спишь!

Величавые громады
Храмов и дворцов
Под немолчный звон цикады
Видят стаи снов.

И задумчивые ивы
В зеркале озер
Наблюдают сиротливо
Лотосов ковер.

В парке — видела воочью —
Бродит Кубилай…
Или это сторож ночью
Обошел Бэйхай?

Город завтрашний — вчерашний
В зелени садов.
Под стеной у старой башни
Много верблюдов…

Желтый ветер крутит тонкий
Лёссовый туман —
Скачет в лесе копий звонко
Старый Тамерлан.

Нас влекут по глади четкой —
Тсс… не надо слов…
Ярко убранные лодки
Вглубь восьми веков.

Небольшой ларец. Наверху дракон.
Красок нежен цвет. Потемнел лишь лак:
Соблюдая обряд, красоты закон.
Рисовал его несравненный маг.
И сквозь цепь годов, через много рук,
Меж кудрявых туч изогнув хребет,
Сторожа дворец, — тайный враг иль друг,
Пролетал дракон, как туманный бред.
И в него, дрожа, не полночный вор,
При одной свече ростовщик-купец
Сыпал серебро, свой дневной позор,
И двойным замком запирал ларец.
И в него, смеясь, — хорошо любить! —
Мандарина дочь убрала подвес,
Баночку румян, жемчуг, яшмы нить
И любовный вздор молодых повес.
И неверный раб, хоть годами стар,
Пав на землю в прах, полотна бледней,
Принимал ларец, богдыхана дар,
А на дне шнурок вился, словно змей.
Исходя огнем, молодой поэт —
(«Пруд — луна — пион») ночи так тихи —
Куртизанки Сун воспевал портрет,
Ей тайком в ларце отсылал стихи.
Старичок монах, нищий и мудрец,
Собираясь в путь, в отдаленный храм,
Чашу, свиток сутр, четки клал в ларец,
Дело жизни всей посвятив богам.
Так скользит любовь, так скользит пророк,
Сводит с жизнью беспристрастный счет.
На ларце дракон, воплощенный рок,
Продолжает в даль, в вечность свой полет.
Он летит один между синих струй,
Средь кудрявых туч, через цепь веков,
Изогнувши мост золотых чешуй,
Равнодушный к лжи человечьих снов.

Девочка скользнула, торопливо
Стянутыми ножками ступая.
На восток, где одинокой ивы
На траву ложилась тень густая.

Серебром браслетов прозвенела,
Оглянувшись, нет ли там погони:
Вдруг увидит мать, что так, без дела
Скрылась помечтать на этом склоне?

Желтолицая, глаза раскосы,
Разметались рукава халата,
Красной шерстью перевиты косы,
В волосах горит цветок граната.

Хорошо сидеть, обняв колени,
На причале у реки любимой
И следить, следить, как в грязной пене
Щепки по воде несутся мимо.

Мимо, вдаль, куда-то — неизвестно.
К новым городам, в жару иль стужу,
И она, покинув это место,
Уплывет на лодке вместе с мужем.

А теперь смыкаются ресницы
От объятий алого заката.
Что? Из солнца вылетает птица,
Осиянна, радужна, крылата.

Будто птицы с материнских чашек!
Ближе. Ослепительно сверкнула
Яркой молнией цветных стекляшек.
Девочка в том блеске потонула.

А потом от всех блюла ревниво
Тайну лучезарного виденья
Птицы царственной под сенью ивы.
Протекли года с того мгновенья —

Девочке правления кормило
Рок вручил, отметив: пронеси!
И она в историю вступила
С августейшим именем Цы Си.