Коллектив авторов - Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 1

Как незатейлива картина:
Ручей, пролесок, дальний ров…
Здесь мох, прогнув под тропкой спину,
Глотает шум моих шагов.

Ищу покой и постоянство,
Стремлюсь душою отдохнуть
Там, где меняя лишь убранство,
Природа сохраняет суть.

Пусть уголок земли заброшен,
Никто не едет на пикник…
Здесь луг не мят, осот не скошен
И так волшебно чист родник…

Чем дольше жизнь —
Тем больше грусти,
Тем мельче радость бытия…
Не стала б только захолустьем
Судьба неброская моя…

Не затянуло бы осокой
То место, где родник поёт…
Души божественны истоки,
Но дней так короток полёт…

Всё чаще охристые блики,
Всё горемычнее ветра…
Цветут турецкие гвоздики
Узором яркого ковра,

Среди травы окраски куньей,
Без строгих правил и рядов
Пестреют юбочки петуний
Почти до самых холодов…

Печаль не зреет без причины…
Смотрю на сад…
Готов отцвесть.
Но в силе астры-октябрины,
А, значит, и надежда есть…

Ещё лоснятся сухоцветы
Горячим солнечным желтком…
Ещё по полю бабье лето
Пройдёт степенно босиком…

Не холмики – высокие поля.
Блокадный год на плоской грани камня.
Как говорится, пухом вам земля,
А в наших душах не померкнет память.
Блеснут росинки – или капли слёз?
В молчанье скорбном тополя и клёны.
И ветви зеленеющих берёз
Склонились в сострадательном поклоне.
Бушует пламя вечного огня,
А рядом с ним не умолкают птицы
И, голосами детскими звеня,
Жизнь открывает новые страницы!

Здесь ни тропинки, ни дороги
В густом снегу.
Увязли брошенные дроги
На берегу.
Вот по заснеженной долине
Бредут дубки —
Лежит село, как на картине:
Изгиб реки…
Но смотрят пасмурно глазницы
Пустых окон.
Разорены в углах божницы —
Приют икон.
Ворвался ветер пьяным гостем
В пролом окна.
И над селом, как над погостом,
Взошла луна…

Заблудилась в небе – что мне делать?
Облачко зелёное обняв,
Я лечу, лечу в созвездье Девы
И не понимаю: сон иль явь.

В звёздных звуках музыки и звона
Рёв Медведиц справа от меня.
Там Пегас на фоне Ориона
Сыплет искры светлого огня.

Умоляю облачко: «Послушай!
Подлетим, я искру подхвачу!
Это же такой счастливый случай —
Я поэму написать хочу!»

«Много хочешь, – облачко сказало, —
Это же тебе не горсть монист…»
Просыпаюсь, стиснув одеяло.
На столе – бумаги чистый лист…

Поцеловал нательный крест:
Нельзя без веры —
                       как иначе?
Не выдаст Бог —
              свинья не съест,
Всё остальное – от удачи.

Его приятель не таков —
Не носит крест,
               не верит в Бога.
Их породнил один окоп —
Войны нелёгкая дорога.

Пока – хранимые судьбой,
Но рядом – смерть
                 идёт по следу.
Для них не первый этот бой,
Не оказался бы последним…

…Снаряды – в рёв,
               а пули – в свист.
И, зубы стиснувши до боли,
Закоренелый атеист
Перекрестился перед боем.

Долго длилась осада. Таран твердолобый
Бил по медным воротам, как будто по нервам.
Наконец-то! Горя нетерпеньем и злобой,
Предводитель в пролом устремляется первым.
Следом – войско, волною рычащей и плотной,
А из глоток – «Победа! Победа!» гортанно…
Шлем сорвать с головы, раскалённый и потный,
И – на башню дворца побеждённого хана.
Вот он – город: покорный лежит, молчаливый,
Как секирой, ликующей ратью распорот…
Но, вздохнув, прошептал победитель счастливый:
«Что мне делать с тобой, завоёванный город?»

Нет, не кинется вождь на сокровища храма,
Не взалкает рабы, полумёртвой от страха.
Что ему сундуки драгоценного хлама,
Что любовь, для которой и ложе – как плаха,
Если путь веселей неподвижности сытой,
Если женщины есть, и свободны и страстны,
Если есть на земле упоение битвой,
Если есть города, что ему неподвластны?!.

Почему вспоминаешься, древность седая?
Как Сатурн от Земли, от меня далека ты.
Я в другую эпоху смеюсь и страдаю,
Лёгкий ветер нейлона ношу, а не латы.
Я иду по асфальту, и шаг мой спокоен.
Только нет, вы в спокойствие это не верьте:
Он живёт во мне – дерзкий обветренный воин,
Он, как зло и добро, обречён на бессмертье.

Приглядитесь получше: вот к цели заветной
Я стремлюсь, обдирая колени и душу,
И смотрю на вершину в тоске безответной,
Точно тонущий в море – на дальнюю сушу.
Наконец-то – победа моя и спасенье!
О, вдыхай же вершины живительный холод!
Но шепчу я растерянно, в тайном томленье:
«Что мне делать с тобой, завоёванный город?!»

Украли месяц наш медовый.
А кто украл? Зачем украл?
А может, он такой бедовый,
Что сам из наших рук удрал?!

Замешкались, не углядели,
Всё рассуждали: погодим,
Мы – занятые, мы – при деле,
Мы после этот мёд съедим.

И вот он, месяц наш, на небе
Янтарным парусом плывёт, —
На голубом небесном хлебе
Чистейший мёд, чистейший мёд.

Распятой шкурой зверя исполина
На севере лежит моя равнина.

И долго, долго надобно шагать
По торфяным болотам, через гать,

Чащобами, где залежалась тьма,
Пока дойдёшь, усталый, до холма.

Их здесь нечасто встретишь, потому
Я поклоняюсь каждому холму.

Я женщина. От века и доныне
Как весела охота на меня!
Приятное занятие мужчине,
Особенно – для выходного дня.

Меня считая лёгкою добычей,
Решаешь ты патроны приберечь
И, как велит нехитрый ваш обычай,
Цветистую раскидываешь речь.

Но я в слова красивые не верю,
В моей душе им больше не сиять.
И вот уже, как покрупнее зверю,
Ты жертвуешь и месяц мне, и пять.

Уже готов ты сесть на хлеб и воду,
Готов брести по топям и снегам,
Готов свою священную свободу,
Что голову, сложить к моим ногам.

Тебе уже и боль твоя отрадна,
Ты без неё не проживёшь и дня…
И я спросить хочу тебя злорадно:
«Как? Весела охота на меня?!»

Но что-то выплывает из-под спуда, —
Неужто мне любовь дарит судьба?!
И, всё ещё боясь поверить в чудо,
Я твоего касаюсь робко лба.