Крылья – чувствам, свет – душе
Крылья – чувствам, свет – душе,
И любить…
Ещё не поздно!
На последнем этаже
Я гляжу в окно на звёзды.
Вот беззвучно пробежал
В небесах блескучий прочерк…
Мне упавших звёзд не жаль,
Жаль короткой жизни ночи.
Но,
захлопнув книжку сна,
Ты зовёшь меня певуче.
Подойди ко мне сама,
Я придумал сказку лучше!
Видишь,
тает за стеклом
Тонкий след,
скользнувший в небыль?
То любовь моя крылом
Вновь задела купол неба!
Тут уже просыпается лето…
Справа – церковь, налево – костёл.
Таковы в порубежье приметы
Белорусских ухоженных сёл.
Я стою у плетёного прясла,
Различаю сквозь трепет листвы,
Как слезятся под небом славянства
Православный и римский кресты.
Майский дождь шелестит понемногу,
Мокнет пыль у церковных ворот.
С двух сторон снова лепится к Богу
Обстоятельный здешний народ.
Здесь у ветра особенный запах —
Он слегка холодит мой висок.
О насущном вздыхает в нём запад,
Близкой Пасхой в нём дышит восток.
В небе – зелено, даль – чиста
В небе – зелено, даль – чиста,
На церковном подворье – ветер.
Навечерие Рождества
Нынче город бесснежьем встретил.
Служба кончилась, свет живой
Остывает в окошках церкви.
Только ветер, что гость чужой,
На воротах шевелит цепи.
Зимний день ослабел совсем,
Зреют сумерки лиловато.
Лишь на звоннице лёгкий шлем
Отражает лучи заката.
А над звонницей – светлый крест,
Над крестом пролетают птицы.
И уже в пустоте небес
Одиноко звезда лучится.
Как странно устроена память у нас.
Уж, кажется, жизнь подытожить пора,
А мне вспоминается детство сейчас,
Как будто оно было только вчера.
Как будто вчера только шёл снегопад
Над замершим к полночи Детским Селом,
Как будто вчера вдоль ажурных оград
Домой возвращался я вместе с отцом.
Над улицей, снежную мглу раскроя,
Фонарь одинокий горел вдалеке.
И спряталась детская ручка моя
В широкой и доброй отцовской руке.
Но в краткое детство беда ворвалась,
И жизнь разделилась незримой стеной,
С безоблачным детством порвавшею связь;
И эта стена называлась войной.
И помню ещё детскосельский перрон.
Толпу провожающих в оба конца.
Бесшумно поплывший наш детский вагон.
И долго бежавшего рядом отца.
Приглашение в Фонтанный дом
Приходите сюда, приходите!
Здесь, конечно, не царский дворец.
Здесь поэта простая обитель,
Где он принял терновый венец.
Приходите, постойте немного.
Может, выпадет вам разглядеть,
Как проходит к бессмертью дорога
Сквозь обиды, страданья и смерть.
Свечи, книга на столике узком,
Из тетрадки в линейку листы…
Королева поэзии русской
В гордом блеске своей нищеты.
На стенах фотографии. Лица
Из другой, незнакомой страны.
В вихре двух революций столица,
С февраля до расстрельной стены.
До чего ж ещё все молодые!
Залюбуешься каждым лицом.
Страшно думать, что в дни роковые
Судьбы их зачеркнули свинцом.
Страшно думать, что пулями смыта,
Не успев доиграть свою роль,
Вся её королевская свита
И её благородный король.
Как корону, носила оковы.
Всё припомнив зловещему дню,
Страшной истины вещее слово
Написав, предавала огню.
Не заставить лакействовать гений
Голубых королевских кровей!
Преклони же, читатель, колени
Пред духовной царицей своей.
Лишь ты одна мой друг, гитара
Нет, родина гитары – не Россия,
В иных краях её затерян след,
Где родилась под пляски огневые,
По цокот каблуков и кастаньет.
У нас, на Севере, прохладней дни и ночи.
Природа наша строже и грустней.
Не встретишь «рыцарей», до пения охочих,
Под окнами российских «дульциней».
Зато когда мы сходимся с друзьями,
Морозам, скуке, мгле наперекор,
Как первый друг, гитара между нами
Заводит задушевный разговор.
Не скрипка, нет, не строгий тон рояля
Найти порой не могут к сердцу путь,
Не утолят томительной печали,
Не облегчат стеснившуюся грудь.
И лишь одной гитары звук глубокий
Не потревожит хрупкий мир тиши,
Мелодия, подаренная Богом,
Сольётся вмиг с мелодией души.
Пусть родилась гитара не в России,
Но добрым другом к нам вошла в дома,
И под её мелодии живые
Звучит теперь поэзия сама.
Чуть замедлив бег времени всуе
Чуть замедлив бег времени всуе,
Взята в плен петербургским двором,
Я в альбоме мой город рисую
Чёрной тушью и тонким пером.
Летний сад и молчание статуй,
Петроградская,
Средний,
Большой…
Город-рыцарь,
закованный в латы,
С величавой и нежной душой.
Я привыкла к его непогодам,
К многоликой спешащей толпе…
Он вне времени,
власти и моды.
Он – как будто бы сам по себе…
На улице почти темно,
Прохожих смолкли речи…
Кладёт мазки на полотно
Наш петербургский вечер.
Погасла позолота дня,
Стал Невский ниже ростом…
Гарцует конь, уздой звеня,
Вдоль Аничкова моста.
А в переулках – полумрак,
Изломы тёмных линий…
Мой город надевает фрак,
Торжественный и синий.
Я родилась, когда растаял снег
Я родилась, когда растаял снег.
Мне было предначертано судьбою
Взлетать и падать, и прожить свой век,
Болея поэтической строкою.
Испив до дна земную благодать,
Не запятую выведу, а точку…
Придётся перед Богом отвечать
За каждую написанную строчку,
За умолчанье, за бездушный текст,
За недостаток благостных усилий…
Поэзия, ты дар небес и крест,
Что рвёт гвоздями нити сухожилий…
Ты – хлеб, которым не бываешь сыт,
Живительная влага с каплей яда…
В тебе псалмы, что написал Давид,
И Пушкин, и его «Гаврилиада».
Стихи приходят, словно ночью тать,
Врываются, как буйство красок в мае,
И если будет нечего сказать,
Я буду знать, что просто… умираю.
Поэзия, ты мудрости сестра,
В тебе грущу, и радуюсь, и каюсь.
Когда мои угаснут вечера,
Я лишь тобой, быть может, оправдаюсь…
Я не достигну славы и высот.
Земная цель мне видится иною:
Пусть к Богу хоть одна душа придёт
Через стихи, написанные мною…
На скрипке – пыль от канифоли,
Готов порваться нерв струны,
Но как она поёт от боли
Моей растерзанной страны…
То взвоет, то заплачет глухо,
Как обессиленный сверчок,
И та же боль в глазах старухи,
Что по струне ведёт смычок…
Рубля российского не жалко —
Ведь видно по всему – бедна.
Консерваторскою закалкой
Звенит отчаянно струна.
Власть равнодушно прячет ухо —
Пусть чья-то нищенствует мать…
Но на обобранных старухах
России сильною не стать…
Незабываемо красиво
Оранжевеет небосклон,
Как половинка апельсина,
На доли светом разделён.
Ещё мгновенье – брызнет соком,
Живою влагой напоит
И придорожную осоку,
И дуба мощный монолит.
Скалы прибрежной гордый профиль
Старательно разинул рот
И жаждет к утреннему кофе
С копчёной тучей бутерброд.
.
У матери – ребёнок-инвалид
У матери – ребёнок-инвалид…
Её глаза полны вселенской болью.
Он сам не ходит и с трудом сидит,
И жив, наверное, её любовью,
Её молитвой в предрассветный час,
Когда одной лишь ей не спится в доме…
Бог долго терпит этот мир и нас
За матерей в молитвенном проломе.
За тех, кто крест не бросил, а несёт
С особым Иисусовым терпеньем,
За тех, в чьих душах возрастает плод
Христова милосердья и смиренья…
Привычен людям недовольный вид —
Нас раздражают чей-то смех иль топот…
У матери – ребёнок-инвалид…
Смотри ей вслед и твой умолкнет ропот.
Как незатейлива картина:
Ручей, пролесок, дальний ров…
Здесь мох, прогнув под тропкой спину,
Глотает шум моих шагов.
Ищу покой и постоянство,
Стремлюсь душою отдохнуть
Там, где меняя лишь убранство,
Природа сохраняет суть.
Пусть уголок земли заброшен,
Никто не едет на пикник…
Здесь луг не мят, осот не скошен
И так волшебно чист родник…
