К 13 января 1936 г. эта первая редакция была перечеркнута, и в записную книжку переписана новая.
К тому времени Томас уже стал молодой знаменитостью, прославившись книгой «18 стихотворений». Он уже жил в Лондоне, и проблема отъезда из Суонси была неактуальной.
Предыдущая редакция была опубликована в «New Verse» в декабре 1935 г.
40. Сгрызи же последнее мясо с костей (Find meat on bones)В записных книжках стихотворение № 46, датировано 13 июля 1933 г. Было отредактировано и сильно переделано в конце января 1936 г. 18 января 1936 г. Томас писал Десмонду Хоукинсу, издателю «Purpose»: «Мне кажется, что ничего хорошего у меня сейчас нет, но, наверно, ко времени нашей встречи будет». Вероятно, Томас привез эти стихи в Лондон через месяц. Стихотворение было опубликовано в апрельском-июньском номере «Purpose» за 1936 г.
Томас серьезно относился к драматическому диалогу этих стихов, он считал, что они подходят для чтения со сцены.
Диалог прост для понимания. Это разговор старости с молодостью, отца с сыном. Отец, старый циник, дает советы. Сама форма относит нас к Киплингу и Хаусмену. Но, естественно, тут ярко проявлена чисто томасовская образность. Жизнь оказывается сосуществованием луны и солнца. И голос моря включается, как материнский.
41. А горе — вор времен (Grief thief of Time)Это стихотворение включает в себя куски из двух разных стихов в записных книжках.
Первая строфа из стихотворения, написанного 26 августа 1933 г. Его переработанный вариант датирован августом 1935 г. Томас снабдил этот новый вариант примечанием, в котором говорится, что он работал над стихотворением в Ирландии. Окончательная доработка первой строфы относится к январю 1936 г., когда Томас был в Суонси.
Вторая строфа происходит из стихотворения № 18 из записных книжек, датированного 26 сентября 1933 г.
Эти два стихотворения в переделанном виде были сведены в одно и опубликованы в «Comment» в феврале 1936 г.
Одно из самых темных и по образности характерных для Томаса стихов. О неумолимости времени и неизбежности смерти говорится здесь даже, пожалуй, с веселой интонацией.
42. И безвластна смерть остается (And death shall have no dominion)Одно из тех стихов, которые Томас послал в последнюю минуту, чтобы включить в сборник «25 стихотворений».
Вернон Уоткинс вспоминает, что как-то вечером он зашел к Томасу в гости, и тот прочел ему это стихотворение, сказав, что практически уже решил не включать его в сборник - во всяком случае, если он не успеет вовремя внести изменения. Уоткинс стал уговаривать Томаса, что эти стихи включить просто необходимо, что они прекрасны. В результате, Томас в тот же вечер внес в стихи некоторые изменения, Уоткинс называет эти изменения небольшими.
Однако же если Томас прочел Уоткинсу редакцию, появившуюся в «New English Weekly» 18 мая 1933 г., то изменения по сравнению с ней немалые. Томас убрал последнюю строфу, укоротил на строчку все остальные строфы и переписал последние строки третьей строфы. Может быть, конечно, он внес эти изменения до того, как прочел стихотворение Уоткинсу. Так или иначе, исходный вариант (стихотворение № 23 из записных книжек) датирован апрелем 1933 г., а новый текст в записной книжке - февралем 1936 г. В редакцию Томас отослал эти стихи только в июне 1936 г.
Берт Трик утверждает, что это стихотворение родилось из соревнования между ним и Томасом на лучшие стихи о бессмертии. Томас начал с библейского текста, но стихотворение получилось более пантеистическое, чем христианское. В основу этого стихотворения положена Пасхальная речь Иоанна Златоуста («Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?»).
Одно из самых знаменитых и сильных стихотворений Томаса. Это реквием по всем умершим и гимн бессмертию, возрождению.
43. Тогда был новоявлен он (Then was my neophyte)Это стихотворение было в составе отосланной 22 июня 1936 г. последней порции стихов для сборника «25 стихотворений».
20 апреля 1936 г. Томас написал Уоткинсу, что у него есть одно более или менее законченное стихотворение, которое он пришлет, когда оно ему «достаточно» понравится.
В это время Томас пытался как-то отделаться от темноты и искусственности в своих стихах. Он часто бывал очень собой недоволен.
Это стихотворение Томас считал одним из лучших в сборнике.
Каждая строфа в нем делится на две части, эти части соединены иногда точной, иногда диссонансной рифмой. Общее движение стиха - от неподвижности к действию. Типичный сюжет - зародыш-рождение-детство - выглядит здесь метафорой томасовской невзрослости. Движущееся время тут, как обычно у Томаса, враг, и жертва времени даже не пытается его использовать.
Молился ... о чаше - молением о чаше называют эпизод в Гефсиманском саду (Мат. 26:39).
Он в раковине... — аллюзия на картину Сандро Боттичелли «Рождение Венеры».
44. На полпути в тот дом (Altarwise by owl-light)Эти 10 неправильных сонетов с нерегулярной рифмовкой Томас писал год, с Рождества 1934 г. по Рождество 1935 г. Первые два сонета - это рождественские стихи. В письме Берту Трику от февраля 1935 г. Томас пишет, что как раз закончил два стихотворения и надеется, что они появятся в новом номере «New Verse». Ему несомненно хотелось, чтоб они появились в новогоднем номере. Однако же этого не случилось. Возможно, что в последнюю минуту Томас сам забрал эти стихи из журнала.
Первые 7 сонетов были опубликованы в декабрьском номере журнала «Life and Letters Today» за 1935 г.
Когда Томас отправил первую порцию стихов Ричарду Чёрчу из издательства «Dent's» для включения в книгу «25 стихотворений», там было только 6 сонетов из этого цикла.
Среди 23 стихотворений, посланных Чёрчу 17 марта 1936 г., сонетов было 8. Восьмой был напечатан отдельно в «Contemporary Poetry and Рrose» в мае 1936 г.
В последней порции, отосланной 22 июня 1936 г., были 9-ый и 10-ый сонеты. Они появились в «Contemporary Poetry and Рrose» в июле 1936 г.
Есть все основания считать, что именно эти 10 сонетов знаменуют окончание раннего томасовского периода.
Вот что пишет Томас Глину Джонсу (Glyn Jones) в ответ на его рецензию на «25 стихотворений», появившуюся в «Adelphi» в декабре 1936 г.: «Вы единственный рецензент, мне кажется, который отметил мои попытки всеми доступными методами, среди которых столько негодных, вырваться из ритмического и тематического тупика, отойти от этой физически ощущаемой пустой стены, от этих бесконечно повторяющихся упоминаний о лоне и о червях. Но я не жалею, что я довел некоторые вещи до их логического завершения. Это нужно было сделать: результат во многих строчках и стихах должен был так или иначе оказаться просто сумасшедшей пародией, и я рад, что мне удалось спародировать эти черты моих стихов так вскоре после их написания - я тем самым не оставил никому другому этой возможности».
Таким образом, Томас признал, что его ранний стиль изжил себя, стал пародийным. И тем не менее трудно поверить, что этот цикл сонетов - пародия. Вероятно, Томас увидел в них пародию только потому, что почти сразу после их опубликования он осознал, что они персонифицируют тот стиль, который он отнес у себя к прошлому.
Когда в университете Юты 18 апреля 1952 г. Томаса спросили об этих сонетах, он ответил: «Эти сонеты не более чем творения разгоряченного влюбленного мальчика, у которого на подушке мелькают разные тени и образы».
То, что Томас все время принижает эти сонеты, обращает на себя внимание. Они ведь сами по себе очень серьезны. И создается впечатление, что Томас видит в них неудачную попытку последнего утверждения своих уже изжитых методов и своего кредо.
В ответ на критику Ричарда Чёрча, Томас писал: «Я думаю, что знаю, в чем основные недостатки моих стихов: в незрелой чрезмерной насильственной резкости, в ритмической монотонности, в частой полной невнятности, в чрезмерном потоке образов, который ведет к косноязычию. Но я писал каждую строчку с желанием, чтоб ее поняли. Читатель должен понять каждое стихотворение, подумав и почувствовав, а не всасывая его через поры, как это предполагается в сюрреалистических произведениях. Ни одно из моих новых стихов, тех, над которыми я сейчас работаю, не находится под влиянием этого эксперимента, я с ним совершенно незнаком. Вы нашли, и без сомнения справедливо, множество вещей, с которыми Вы несогласны в этих моих последних стихах; я хочу Вас уверить, что все эти недостатки не связаны ни с бездумным следованием интеллектуальной моде, ни с подражанием тому, что при всем моем незнании мне кажется в поэзии неразумным экспериментом».
Так или иначе, существуют люди, считающие эти сонеты одной из томасовских вершин, или хотя бы одной из вершин сборника «25 стихотворений». И есть другие, те, кому кажется, что эти сонеты - великолепная неудача.
Что же до их тематики, то естественно, что они опять о Томасе. Томас, как и Джойс до него, вечно сравнивал себя с Христом, с Богом, с дьяволом, так что нечего удивляться разнообразию персонажей. История здесь начинается с зачатия, проходит через детство и заканчивается написанием и публикацией стихов.
