В эпоху Мин, ученый по имени Ван Сян решил расширить содержание популярного издания и добавил в существующий корпус книги наиболее любимые в народе семисловные стихи танских, сунских и даже двух минских авторов (всего 153 названия). В таком виде антология и дошла до наших дней. Она состоит из четырех частей -я — семисловные четверостишия (циянь цзюэцзюй) — насчитывает 94 стихотворения, 2-я — семисловные восьмистишия (циянь люйши) — 49, 3-я — пятисловные четверостишия (уянь цзюэцзюй) — 39, и, наконец, 4-я — пятисловные четверостишия (уянь люйши) — 45. Внутри каждой части стихи размещаются по категориям. Примеры категорий: стихи о начале весны, дворцовые стихи, исторические стихи, стихи о конце весны, стихи о разном, пейзажные стихи и т. д. Самый ранний из авторов антологии — Ван Цзи (585–644) считается поэтом конца Сун — начала Тан. Самый поздний — Чжу Хоуцун (1507–1566) жил в эпоху Мин.
Уместно будет сказать и о проблеме перевода китайского названия антологии. Оно состоит из трех иероглифов: «цянь» — тысяча: «цзя» — дом, семья, суффикс для обозначения человека, занимающегося какой-либо творческой профессией; «шы» — стихи. Ввиду неоднозначности китайского иероглифического текста, допустимы два различающихся по смыслу варианта перевода. Первый — «Тысяча стихотворений для домашнего (или семейного) [чтения]», второй — «Стихи тысячи авторов (поэтов)». В обоих случаях слово «тысяча» должно восприниматься всего лишь как фигура речи, ибо количество стихотворений в окончательном варианте антологии составляет всего 227, а число авторов — 122.
Соломой крыт опрятный дом,
сад небольшой цветет,
Весь дворик чисто подметен,
ухожен огород.
Зеленой лентою реки
поля окружены.
Раскрыты горы, как врата[17], —
все дали в них видны.
Третья луна[18]. Опадают цветы,
чтобы цвести через год.
Днем у карниза летают стрижи,
летний водя хоровод.
Лишь безутешна кукушка[19] в ночи:
плачет и плачет она,
Верить не хочет, что в этом году
не возвратится весна.
ВНЕЗАПНО НАПИСАЛ ВЕСЕННИМ ДНЕМ
К полудню облака редки
на легком ветерке.
Среди цветов, аллеей ив
я выхожу к реке.
Неведом людям тот восторг,
что сердце мне объял, —
Резвится, скажут, как юнец,
что школу прогулял!
НАПИСАЛ В МОНАСТЫРЕ ХУАЙНАНЬСЫ[20]
На север с юга путник брел,
уныньем обуян…
Кувшинки ветер разметал —
пустынен Чуский Цзян[21]…
Но нет, «гостям осенним»[22] вслед
даосу[23] слез не лить!
Он лишь с горой вечерней грусть
решился разделить…
НАПИСАЛ, ГУЛЯЯ ЗА ГОРОДОМ (ЭКСПРОМТ)
Время бродить в зеленых лугах,
вдыхать аромат цветов.
Повсюду весна, и нежен вдали
гор лазурный покров.
Аллею ив я прошел насквозь,
красны в траве лепестки.
На камень замшелый передохнуть
присел у быстрой реки.
Слова ни к чему, убедит вполне
меня и чарка вина.
Боюсь, облетят цветы на ветру —
до срока уйдет весна.
«Чисто и ясно». Только в Цинмин[24]
погода бывает такой!
Бреду я куда глаза глядят,
забыв дорогу домой…
Дороже груды золотых[25]
весенней ночи миг:
Благоуханье льют цветы,
закрыла лик луна[26].
С террасы[27] слышен флейты[28] звук:
напев печально тих…
Вокруг качелей[29] на дворе
сгустилась ночь темна.
ВЫПИЛИ ВИНА НА СИХУ[30], КОГДА ПРОЯСНИЛОСЬ ПОСЛЕ ДОЖДЯ
Когда на небе тучки ни одной,
искрятся волны в солнечных лучах,
А мелкий дождь повиснет пеленой —
чудесный вид откроется в горах.
И Западное Озеро сравнить
хотел бы я с красавицей Си Ши.
Та и нахмурившись могла пленить —
все красоте обличья хороши!
В селе приречном долгим летом
неспешно каждый день проходит.
Вот ласточки под стрехой крыши
уж первых птенчиков выводят;
И бабочка, в ветвях танцуя,
на солнце крылья согревает,
Паук в ажурной паутине
всё нить за нитью прибавляет.
А ночью лунный свет приходит
сквозь шторы редкие к постели;
Ручей к подушке одинокой
несет прерывистые трели…
Я стар уже — виски мне время
посеребрило чистым снегом,
Прожить бы жизнь свою сначала
здесь рыбаком иль дровосеком!
СНЕГ И ЦВЕТУЩАЯ СЛИВА (I)[31]
Спорят весной снег и слива в цвету, —
сдаться никто не готов.
Кисть отложил литератор, устав
от философских трудов.
Слива проигрывает в чистоте:
снег на три фэня белей,
Снег же уступит на целый дуань[32]
благоуханию мэй!
СНЕГ И ЦВЕТУЩАЯ СЛИВА (II)
Мэй цветет, но снега нет —
не проявлен дух;
Выпал снег, но нет стихов —
разум к чувству глух.
На закате стих рожден,
снегом высь полна,
Мэй в цвету, и лишь теперь
всё это — весна!
ЛЭЙ ЧЖЭНЬ (эпоха Южная Сун)
Травою заросли пруды,
водой озера полны,
И солнце катится с горы
в холодные их волны.
Мальчишка пятками вола
к деревне погоняет
И без мотива — тра-ла-ла —
на дудочке играет…
ЧЖЭН ХУЭЙ (эпоха Южная Сун)
НАПИСАЛ НА СТЕНЕ ПОСТОЯЛОГО ДВОРА[33]
Чайные розы в их сладостном сне
стужей смущает весна.
Под зимородковой кровлей[34] ворот
ласточек щебет утих.
Сломана шпилька… Погас огонек
красной свечи[35] у окна,
Сколько ж еще по дороге в Чаншань[36]
будет ночлегов в пути?
ПРОБУЖДЕНИЕ В НАЧАЛЕ ЛЕТА
Из сливы брызнул кислый сок,
мне зубы оросив.
Зеленой тенью на окне
банана лист красив.
Уж день давно, а я лишь встал,
и в голове — туман.
Слежу, как ловит с ивы пух
соседский мальчуган.
ДАЙ МИНЬ (эпоха Южная Сун)
В НАЧАЛЕ ЛЕТА ГУЛЯЮ ПО ПАРКУ ЧЖАНЪЮАНЬ
Малютка-утенок по пруду плывет —
то мель под ним, то глубина.
Настала пора «созревания слив»[37]:
то солнце, то дождь проливной.
Из Парка Восточного[38] в Западный Парк,
бреду, взяв остатки вина,
И, дочиста с ветки одной обобрав,
плоды мушмулы золотой…
УВИДЕЛ И НАПИСАЛ В КОНЦЕ ВЕСНЫ
Порхают-снуют[39] под стрехой воробьи, —
скользит по столешнице тень.
Кружится-летит тополиный пушок, —
вся тушечница им полна.
Сижу у окошка[40] и книгу «Чжоу И»[41]
читаю напрасно весь день,
Не ведая, как исчисляется срок,
в который уходит весна…
ПРЕПОДОБНЫЙ ЧЖИНАНЬ (эпоха Южная Сун)
К корням раскидистой ветлы
я привязал челнок.
Взяв посох, медленно иду
по мосту на восток.
«Цветущих абрикосов дождь»[42]
полил — я весь промок.
Но мне лица не застудил
весенний ветерок.
ЦАО БИНЬ (эпоха Южная Сун)
