1
День настал!
На горах и на рéках он вспыхнул.
День настал!
Трубы, славьте, царя и войскà!
День, когда кони проносятся вихрем
И, как хор,
Велики небеса.
Свет-олень скачет, золотом чистым лучась.
Он мигает миллионами век - лёгок, зыбок;
Мощен, царственен, звонок - исчезает, дробясь
На мерцание окон, металла, улыбок.
Осторожно на синий карабкаясь свод,
Беспощадное солнце всё ярче горит.
Ослеплённый,
Захваченный в дня хоровод,
Средь потопа чудесного
Город стоит.
Город светлый и гневный! В моленье
Простираю руки к тебе:
Подними меня, посади на колени
В окне на шестом этаже.
Вот пальмовых листьев прилив закипает,
Вот площадь одна против ста ведёт бой,
Вот улица, словно удав, поглощает
Тяжёлых, как слёзы, автобусов строй.
Базар рукава засучил. Я хотел бы
Пройтись в буйстве красок, бредя на ногах,
Нетвёрдых от вин его, дыма до неба,
От жутких проклятий торговок в рядах.
О город! Могуч, легкомыслен в гордыне.
С утра до утра не заснул, не устал.
Когда он дохнёт на нас яблоком, дыней,
Я б сердце своё ему в жертву отдал.
Как гость, он чужой, и не чужд разрушенья.
Дверями и окнами хлопая, он -
В венке красных гроздей - не ждёт разрешенья,
Врывается в летопись славных времён.
От смеха его быстро высохнут слёзы
Болезней наследственных, памятных дат.
Где вы, поколенья? Пусть вашим железом
Вина молодого сок будет богат!
Как сталь, непреклонный, как кошка, подвижный,
В наряд пёстрых красок рядиться готов,
Бурлящий, сгущает он сок своей жизни
В испареньях аллей и торгов.
2
Эй! Эй! Грохот, гром, дым столбом
На базаре с утра и до ночи.
Нож об нож заострим, сыпля искры кругóм,
И об яблоки зубы наточим!
О базар! В твоём сахаре отблеск небес,
Твои гордые вина торжественно рдеют.
Гуси крыльями ласково машут тебе,
Изгибая изящные шеи.
Посмотри: чуб на лоб опустив, сгоряча
На огромный холм яблок взобрался базар.
По груди барабанит, клянясь и рыча.
Смех и ярость раздули его, словно шар.
Ты царица, Сулáмифь, торжества сочный плод!
Я до хрипа хвалить тебя стану.
(Как на ярмарку важно с корзиной плывёт
В широченном своём сарафане!)
Красота поражает твоя, как снаряд,
Смех твой звóнок –
Ну как не влюбиться!
В честь чего украшеньями нынче звенят,
Словно в танце, твои кобылицы?
Жизнь свою привезу и к ногам положу
Белой, в пыли мучной, средь базара.
О мой город! Бойцом я в ряды выхожу
За тебя, повелитель товара!
Дорогие ковры
Расстилает он, город.
Как павлин, красок радугой хвастает город.
Гор зерна золотой цвет искрист и молод.
Разгружает с телег камни с грохотом город.
Великанами пыль. Винный дух погребов.
Громкий топот, и песни, и посвист кнутов.
Отвечает простор эхом крикам возниц.
Вихрь дорог, вихрь названий и лиц.
Необъятное лето течёт, как река,
Всё в стенаниях стад и в парáх молока.
Оно бурно, мохнато, огромно, как мир.
Свет и город справляют
Полуденный пир.
Это – гóрода праздник, поднявший знамёна;
Перед нами, могучий, он течёт без конца.
Это – праздник пшеницы, телеги гружённой
В смехе óкон и в жалобной песне слепца.
С места сдвинулись стены, от дорóг отдалились.
Наша жизнь возгордилась без мер и границ.
И глаза человека, и день озарились
Светом белых
Зарниц!
1
Как гигантов любовь горяча в своём гóре!
В розе кованой жаркий не вянет металл!
Наклоняясь на шпалах, вагон с косогора
Своё сердце бросает в щебёнки отвал.
Вопль ранимых дорóг – тихий, сдержанный шёпот.
Кто утешит причала мощёного боль?
Дай своим, инквизиция, слугам работать
И насытиться в дьявольском пире позволь!
Город-мать, город-пламя! Пора преклониться
Перед сыном могучим. Он близок, он тут!
Он тяжёлые дни подгоняет свершиться,
С песней вышел на каторжный труд.
Тебе нá спину давит полдневное небо.
Лицо твоё счастье и страх отражает.
Ты раньше таким никогда ещё не был –
Машины, котлы полны урожая.
Ты падаешь с мулом своим на щебёнку,
Твои камни до самой смерти стучат.
Огромен,
Огромен, как глаз ребёнка,
Глаз лошади под ударом бича.
Как голого сердца касались раствором,
Кто вспомнит, когда пояс стен возведут?
Дома здесь растут, словно речь прокурора,
Железо под молот на плаху ведут.
2
Как гигантов любовь горяча в своём гóре!
Кто их страсти и гнев полнит силой такой?
Ты лишь, Боже, красой райских кущей поспоришь
С этим днём, окунувшимся в бой!
И вперёд, и назад,
И в прыжке, и бегóм,
И на месте кругóм
С громом!
Вал воды, вал огня – к лицу лицом,
И толпы перепуганной гомон…
– Войско, слушай команду: На флаг! Равняй строй!
И сигнал трубача: в седло!
Так бросается улица
В решительный бой –
Победительно
И светло!
Она в нашу жизнь ворвётся,
Блеск кварцевых глаз разольётся дождём.
Как ветер, над нами она пронесётся.
Ей – дым клубами и песни столбом!
Как в клетке, в печах хрип бурлит и пламя.
Брусчаткою плит раскалённой блестя,
Сквозь плач матерей железа и камня,
Что сердцем, как сына, приемлют меня,
Укутана в пыль,
Как рыжая львица...
Воскликну сквозь моря прибой:
Будь благословенна,
О улица,
Сердца свет, мой блестящий герой!
Ты пронзишь головою пустынь горизонт,
Тебе жаркое солнце объятья раскроет.
Твои краски со всех мне сияют сторон,
Ты на сто голосов узнаваема мною.
На ладонях зарю мы тебе принесли.
Она золотом тёмным окрасила стены.
Как он рвётся, пылающий страстью в пыли,
Недостроенный дом
Из лесов, как из плена!
Он маньяк: великан, покоритель – не тронь!
Он родился, растёт, выше грохота своды.
Сквозь проёмы в стенáх его – небо, огонь...
Чёрный дым, как кузнец, поднялся возле входа.
С чем сравнить, мой Бог, цепú такой созданье?
Что за бык свирепый камня вал нарыл?
Гор волна застыла, потеряв дыханье,
Словно бурю вдруг удар хватил.
Посмотри, как почвы склоны обнажили,
Став вином и хлебом и цветеньем крон.
Чем земля чужая так их устрашила,
И какой недуг её так жарок и силён?
Тишина, как скалы, простоит веками.
Только раз, как молот, здесь гремела мгла.
Гордый грех её укрылся за стенами,
И любовь ей сердце молнией прожгла.
Царило лето
Семьдесят лет,
Пламенем мести с рассвета лучась.
И только маслина
Снесла этот свет,
Не сдвинулась с места, в бою не сдалась.
В мире клятвы её нет святей ничего.
Не звёзды в ветвях её чёрных сияют.
«Песнь песней», – земля моя, – бедность её,
Она твоё сердце пронзает.
Горячим слезам из Всевышних очей,
Может быть, лишь она знает счёт –
Над дышащей яростью книгой твоей
Склонилась, как счетовод.
Ты уверена: горы падут под конец,
Будет стадо молить о дожде и кормах,
Но она устоит – одинокий боец,
И судьба твоя в крепких руках.
Когда вечер, набухший закатом, идёт,
Она ощупью ищет тебя,
И в корявом стволе сок горячий течёт –
Плач твой дерево прячет, храня.
Зной растёт, как огнём налитая река,
Но, столкнувшись с оливой,
Сникает:
Горы крепки и дерево живо, пока
Хоть единый росток его грудь разрывает.
Дымится древний гнев земли, рождая зной.
Ей, как рабу царя, лишь месть во мраке снится.
Она всю жизнь свою раскрыла пред тобой
И выбелила солью глаз твоих ресницы.
Старей вина в ней жажда. Зло её древней
Самой любви – хоть мàнит нас, но не прощает.
И человек, и корни дерева пред ней,
Окаменев от страха, сразу замолкают.
Ты снова лом в неё вонзаешь, как палач,