Лу
Всё помнила давнишняя подруга,
Что горестно кругом его житьё,
Что в принципе ему нужна супруга,
А, следственно, пора сыскать её.
Письмо велит ему случиться в Риме,
Чтоб огненно промолвить имя «Лу»,
Воочию узнать о херувиме,
Довериться глубокому челу.
Красавицей, представленной в соборе,
Без удержу увлёкся тотчас он,
И лирика, богатая как море,
Настойчиво гнала девичий сон.
Однако мать ей знающе желала
Не Фридриха, а Пауля скорей,
В характере спокойного вассала
Таившего немало козырей.
Негордые даны другому средства,
Поэтому несмело сватовство,
Поэтому способного посредства
Просить ему у друга своего.
Наследница чужого генерала
Не стоила духовного царя,
Моральную поддержку предлагала,
Супружеской опоры не беря.
Впивать его значительные речи —
Не льстить ещё потребностям его.
Становятся проблемней сами встречи:
Припадками пугает естество.
Отныне Лу тверда в ориентире,
Но жжёт её за твёрдость уйма фраз,
И дни делить ему с умнейшей в мире
Для маленькой трагедии не раз.
А девушка, не грея тщетной жажды,
С посредником является вдвоём,
И сникшему почудилось однажды,
Что шепчутся насмешливо о нём.
Обманут он ужасно, вероломно.
Симпатия меж Паулем и Лу.
На свете всё бесцветно, всё никчёмно.
Во мнительность ушёл он и во мглу.
Ускорила давнишняя подруга
Вмешательством исход ошибки той.
Покинута философом округа.
Поругано достоинство святой.
Обидите его – хлебнёте бедствий.
Боятся все подобного плода.
Хоть облачно скорей в его соседстве,
Зовут его на праздники всегда.
Смеющихся, кричащих оживлённо
Дурманило питьё, держа в плену,
Когда колдун увидел уязвлённо
Посмевшего обнять его жену.
Заметная красавица Татьяна
Перечила запросам усача,
А муж её воззрился на смутьяна,
В конце концов одно пробормоча:
«Раскрой свои объятия, похоже,
На холоде фонарному столбу!»
Усач отстал от юбки вдруг – и что же?
На улицу убрался сквозь гульбу.
«Мозгами, знать, испортился Василий!» —
Известие принёс избе пацан.
От выпивки и трапезных обилий
На зрелище подался шумный стан.
Увидели творящего объятья
Над улицей фонарному столбу,
Творящего отборные проклятья,
Чтоб истую услышали мольбу.
Не мог усач обратно без подмоги
Подошвами добраться до земли,
Сельчане же с гармонью у дороги
Частушки лишь и пляски завели.
Потом ему кокарда подсобила.
Как понял он ужасные дела?
Какая-то неведомая сила
На столб его, хмельного, подняла.
Благая весть округой пролетела:
Потешится с людьми король Артур.
Явиться там Элейна захотела.
Никто не возражал ей чересчур.
Охотно к ней душой располагался
Король Артур, а с ним и ровно все.
Единый Ланселот остерегался
Стремить огонь очей к её красе.
Для девушки затмился блеск юдоли.
Гипноз её, однако, несравним —
И сблизился с ней рыцарь яркой доли,
Считая, что Гвинерва перед ним.
Объятия на ложе разогретом
Участливо сокрыла полумгла.
Гвинерва же доведалась об этом
И милого от трона прогнала.
Сознание померкло в паладине.
Пропал он из обители молчком.
Узнать его никто не мог отныне,
Повсюду полагали дурачком.
А женщине припала вдруг охота
Воссетовать о строгости своей:
Подайте вновь ей сэра Ланселота,
Любимого найти извольте ей.
Но кто найти безумца подвизался,
В усердии доведался тщеты.
Несчастный же, скитаясь, оказался
Средь города старинной красоты.
Ложиться с темнотой на боковую
У тех опор ему разрешено,
Где виделась Элейна зачастую,
Задумчиво смотревшая в окно.
Но вскорости для челяди дворцовой
Принёс один из рыцарей дары.
Помешанный, дивясь одежде новой,
Подался на садовые ковры.
Ласкаемый прохладой тиховейной,
Близ ирисов уснул он у ручья.
Нечаянно был узнан он Элейной,
К ней в замок унесён от соловья.
Тогда благодаря священной чаше
Сознание вернули вновь ему.
С Элейной, став ещё гораздо краше,
Вверялся муж Эдему своему.
У рыцаря прямое зараженье
Стекавшая показывала кровь:
Отравленный клинок ему в сраженье
Согнул усугублённой болью бровь.
А знахари, ища противоядий,
Потребного, к несчастью, не нашли.
И рыцаря в ладью у водной глади
Велением его перенесли.
Привычную с ним арфу положили,
Съестное, скарб и розу на скамью.
Над жертвой чайки хриплые кружили,
Без паруса вода несла ладью.
К земле его приблизило заметно
В рассветной мгле, под розовой луной.
Бряцавшего на арфе беспредметно
Приветили неблизкой стороной.
Посетовав, его препоручили
Чувствительной сударыне своей
В надежде, что волшебностью усилий
Из праха жизнь удастся вырвать ей.
Но в той земле воспринял усыпленье
Поверженный к великой чести им,
Изольда же, несущая целенье,
Сражённого не видела чужим.
И скрылся гость, едва поспела сила,
Добрался до предела своего,
Но девушка, что сердце воскресила,
Нечаянно взяла навек его.
За столиком однажды незнакомка
Внимание студента привлекла.
Струила сок ей тонкая соломка,
Во взоре же господствовала мгла.
Назначило полночное ненастье
Пристанищем ей тесный кров его.
Хотелось им, испытывая счастье,
В единое смешаться вещество.
«Но всё-таки домой давно пора мне!» —
Не раз уже поведано в тиши.
При голосе той прелести и в камне
Возникло бы мерцание души.
Румяный плод отведала голубка.
Пурпуровый напиток отпила.
Пролив его, кляла себя, ведь юбка
Заметное пятно приобрела.
А ночь окрест успела проясниться,
Хоть умерли по зданиям огни.
Тогда всему назло соединиться
В грядущий день условились они.
Принёс он ей влекущих око лилий,
Но старицу представило жильё.
Понять она смогла не без усилий,
Кого найти желают у неё.
Всю боль её почувствовать едва ли —
Неужто речь о Лоре ей слышна?
Тем именем и вправду внучку звали,
Но спит уже в земле давно она…
Дознание толпе на созерцанье
Даёт опять усопшую давно.
Студента жжёт её очарованье!
На складках юбки видится пятно!
Ударился куда-то ловчий сокол,
Осанистый владыка – вслед ему.
До храма на коне легко процокал
И спешился к народу своему.
Принёсшие на празднество гвоздики
Залётного манили для него,
Но сокол и не трогался на клики
С отвесного приюта своего.
В охотнике владыку не узнали,
Не встретили как надо потому.
Невеста же встряхнулась от печали:
«Приветствие навечно моему!»
Венчавшемуся с ней проговорила:
«Для большего шесток освободи».
Приемля в ней подобие светила,
Подвластному сказал и князь: «Уйди».
Немедленно свершилось обрученье,
До вечера – венчанье во Христе.
Под куполом обратное теченье
Пернатого шатнуло на кресте.
Приблизился по княжескому клику
Без устали сидевший высоко;
Владычицу увидев и владыку,
Сокольнику доверился легко.
Объятые тревогами бароны
Потребовали раз от короля
Скорей себе найти принцессу в жёны,
Всевышних о наследнике моля.
На всякий вид отказа пригрозили
Разъехаться по замкам от него,
Но срок уста монарха сообщили
Касательно ответа своего.
Мозгуя, Марк отчаялся душевно:
«Где быть ей, неподатливой, чтоб я
Показывал удачней каждодневно,
Что к ней душа распахнута моя?»
Но пало просиять ему во взоре:
Затеяли две птички баловство,
Повздорили и выронили вскоре
Прекрасный чей-то волос у него.
Придворные, придя к нему, узнали,
Что в узах утолит его тоску
Та спутница, чьи пряди б отвечали
Вот этому скупому волоску.
Согнул один из рыцарей колена:
«Пуститься мне в опасные пути —
Сумею пасть я ради суверена,
А может и принцессу привезти».
Имел отраду герцог Орлеанский
Замужней насыщаться госпожой.
Но в муже нрав очнулся пуританский —
И вот она в окрестности чужой.
Вестей любви ждала нетерпеливо,
Но горькой лишь измены дождалась,
И тихий брак узнавшему счастливо
Отместкой отозваться поклялась.
Обильными строками льются речи,
Нельзя найти в их искренности лжи.
Венчаются красой последней встречи
Старания коварной госпожи.
Несметное семейство маргариток
Услышало полночного щегла,
А герцогу рубиновый напиток
Интимная подруга подала.
Но вызвано при том уловкой вредной
Ранение признательной руки.
В предчувствии дождя под высью бледной
Плакучие качнулись ивняки.
Прелестница порез его промыла
Со вздохами притворными сполна.
А бабочка порхала не без пыла,
В участии забыв о гнёте сна.
Прелестница на вечную разлуку
Взяла платок, испачканный в крови.
Решительно потом отцову скуку
Прогнал его рассказ о той любви.
Преклонному вельможе мало смеха.
К отвергнутой вторгаются домой.
Но обыску в искусстве нет успеха,
Не выявить и женщины самой.
Та в Англию с добычей поспешила,
Где полночью, при локте знатока,
Зловещую работу совершила
Над пятнами известного платка.
Дни франта сочтены былой подругой.
Не дать ему спасения вдали.
И лошади, идя благой округой,
Вдруг яростно карету понесли.
Выкрикивал уверенно возница,
Что справится с оказией вот-вот,
А герцогу случилось устраниться
Для собственной погибели в осот.
