Юрий Мандельштам - Собрание стихотворений

Любви не знаешь ты, ее
Боишься и понять не смеешь.
Сама страдание мое
Рождаешь и его жалеешь.

Но без страданья жизни нет,
Без боли сердце не сожмется,
Нас больно поражается свет,
С трудом дыханье нам дается.

Так бабочка в огонь летит:
Сжигает тельце, бьет крылами,
Но, падая, благословит
Ее приемлющее пламя.

О любви, о любви без конца,
И опять о любви, и опять
Утомляются наши сердца,
Охлаждаются наши сердца,
Чтобы снова начать.

О любви замолчи, промолчи.
Но о чем же еще говорить?
Вечной смерти меня не учи:
Вечной жизни пронзают лучи
Вечной тайной — любить.

Я позабыл, который час, который год.
Ночная тьма, ночная тишь плывет, растет.

Ночной порой, как часовой, часы стучат,
Как ветра вой, над головой часы летят,

Но я забыл, который час, который год.
Плывет, растет немая тьма, а в сердце лед.

А в сердце лед, а в сердце жар, а в сердце сон:
Плывет, растет твоя любовь со всех сторон.

И я во сне, а в теле жар, а тело ждет,
И снова ты — который раз, который год.

И снова боль, и сон, и свет любви твоей,
И тень волос, и прелесть глаз, и взлет бровей…

Твоей любви, как утра жду, как счастья жду.
Который раз твоя любовь — в жару, во льду.

И сон бежит, но я весь день ношу в ответ
Твою любовь, и жар, и лед, и сон, и свет.

Растут лесные дали,
Растут леса, преобразившись вдруг.
Мы радости не ждали,
Нежданной радости сомкнулся круг.

В окно, навек чужое,
Так ненадолго ставшее моим,
В сияющем покое
Струится отдых небом голубым.

И там, где водопадов
Неясен шум и не нова струя,
Другой любви не надо
Для легкого простого жития.

Руки прикосновенье —
— Рука дрожит, руки неровен взлет —

И мирное теченье
Промчится, всколыхнется, пропадет.

С утра кружились горы перед нами,
Летел автомобильный ураган.
Уже Монблан казался облаками
И в облаках нам чудился Монблан.

От водопадов, от шального бега,
От ледников кружилась голова,
И пятнами нетающего снега
Ложились в сердце тайные слова.

И вдруг, на повороте неумелом,
Остановились мы, и ветер спал,
И только бережно порой играл
Прозрачным легким платьем, хрупким телом.

Так, замыкая вечности кольца,
Приблизилось ко мне в случайной доле
Альпийской розы нежное лицо
В бессмертном, нежном, горном ореоле.

Как много ласковых видений
Мне с именем твоим мелькнет.
Твои ребяческие пени,
Твой жалобно раскрытый рот.

Качали сосны головами,
От ветра путалась трава,
И плыли облака под нами,
Кружились в небе острова.

О, как хотел я быть любимым!
Но даже нежность летних дней,
Мой друг, ничем не искупима,
Поверь мне, без любви моей.

А вспоминая наше счастье,
Вечерний лес, усталый взор,
Я не припомню этой страсти,
Преображающей позор.

Говорить о любви, о стихах,
О тебе, о себе самом,
Ожидать, что в твоих глазах
Вспыхнет нежность черным огнем.

А потом, возвратясь домой,
Лечь в постель и укрыться теплей
(Было холодно этой зимой),
И в бессонной дремоте моей

Все надеяться, в смутном бреду,
Что опять посетишь меня ты,
Что я с новой рифмой найду
Новый образ твоей красоты.

И когда забелеет кровать
(Очень поздно светает зимой),
Эту радость снова назвать
Адской пыткой, смертью самой.

Что же делать, если в раю,
В лучезарности летних лучей,
Не забыл я муку свою
И мечты морозных ночей.

Гармоники несносны звуки,
Не исцеляет граммофон.
Ты прячешь губы, прячешь руки,
Но я и так не восхищен.

Но я не трону шуткой нежной
Груди и сердца твоего.
Такой враждою безнадежной
Нет, не любил я никого.

Ты думала, что ты убьешь меня:
Остынет сердце и рука застынет.
Не знала ты сокрытого огня,
Который жжет и мстит, как смерч в пустыне.

Что ж, убегай, любовь моя, беги!
Ты не хотела ласкового слова.
Беги! Не убежать тебе от злого,
Впервые непокорного слуги!

Ты замужем, и я испытан вдвое.
Нас не щадила жизнь не по летам.
И все таки — единственно живое
Теперь все ближе и понятней нам.

И в шумной суете хмельных соседей,
Среди острот, вина и табака,
В простой и неожиданной беседе
Душа раскрылась, и любовь легка.

Что из того, что душу узнавая,
Не в вечном мы, а в суете тщеты.
Ведь все таки единственно живая,
Моя любовь, мне все понятней ты.

Наверное, любовь восторжествует
Когда-нибудь, вне времени, в конце.
Меня такая вечность не волнует:
Пишу о ней, не изменясь в лице.

Но вот вокруг меня другая вечность,
И я больней и чаще хмурю бровь:
И неумелая твоя беспечность
Ведь тоже называется — любовь.

Я знаю, что любовь восторжествует.
Но все страшней, и слаще, и больней
В случайном и недолгом поцелуе
Здесь, на земле, искать любви твоей.

А вкруг меня другая вечность встанет,
Для нелюбимого — закон земли,
И невеселою беспечность станет,
Чтоб мы любви поверить не могли.

И снова — недоговоренность,
Моя любовь, ее печаль.
Простосердечная влюбленность,
Тебя, одну тебя мне жаль.

Волнуясь и других волнуя,
— Но только дальше не иди —
Люблю пьянеть от поцелуя,
От легкой нежности в груди,

Ласкать послушливые руки
("Мой милый, я навек твоя"),
Но ждать без горечи разлуки,
Тревог напрасных не тая.

А здесь… Но разве столько прозы
Дано сказать в простых стихах?
Цветут чахоточные розы
На впалых высохших щеках.

Все глубже знанья в голове детей.
Все молчаливей мальчик год от году.
— О, юноша! Возлюбленной твоей
Не эта мудрость принесет свободу.

Все больше денег в узком кошельке.
Упорный взгляд все бдительней и строже.
— О, юноша! Звон золота в руке
Привлечь возлюбленную не поможет.

Все громче рифмы… Эти всех верней:
Поют в душе, бегут морской волною.
— О, юноша! Возлюбленной твоей
Ты не удержишь музыкой земною.

Перечитывал старые письма
От друзей, давно позабытых,
Вспоминал их неясные лица
И случайные их приметы.
И от каждой пыльной страницы,
И от каждой нечеткой строчки —
— Столько боли во мне подымалось,
Что, казалось мне, с каждым словом
Отделялась душа от тела.

Только больше всех волновали
Мое сердце женские письма.
Вспоминал забытые лица
Мимолетных моих подруг,
То красивых, то некрасивых,
Но всегда меня не любивших
Той любовью, которой только
И возможно меня любить.

Вот одно письмо — городское.
Крупный почерк, косые буквы:
Видно писано было наспех
Между черным пивом в кафе
И мучительным разговором
О бессмертном томленьи душ.
«Милый друг, простите за правду,
Но я Вас совсем не люблю,
Да и Вам, признаться, не верю —
— И прошу Вас: не унижайте
Чувством, Вас совсем недостойным,
Нашу прежнюю дружбу. Л.»

Что мне делать с таким письмом?
Если эта любовь налетела
Черным вихрем, ночным потоком,
И промчалась, не заменивши
Разговоров о скучном бессмертьи,
О достоинстве и униженьи, —
— Мне не жалко будет любви.

Вот другое письмо — открытка,
На которую я не ответил,
Чтобы силу воли проверить.
«Шлю привет вам из Сен-Жермена»
— И приписанный сбоку адрес.
Это все, что написано было,
Но читалось много другого,
Но читалось: «Прошу прощенья,
Что я раньше Вас не звала,
Что мы слишком мало встречались,
Что я слишком многих ласкала,
И что много других поцелуев
Стерли с губ моих Ваш поцелуй.
Я люблю и других, конечно,
Но мне, право, очень обидно,
Что и Вас не могу любить».

Что мне делать с такой открыткой?
Если эта любовь налетела
Светлой бабочкой шелестящей,
Что повсюду ищет огня,
Если эта любовь промчалась
И в огне сгорела навеки —
— Мне не жалко будет любви.

Дольше всех я держу в руках
Письмо на желтой бумаге
И в таком же желтом конверте,
Надписанном очень ровно
Недрожащей, неторопливой,
Спокойной твоей рукой.
«Сегодня не приходите —
— Приходить сегодня не надо».

И смотря на ровные буквы
Таких непреклонных слов,
Вспоминаю бледные руки,
И твои бескровные щеки,
И в глазах почти незаметный,
Непрерывный блеск огоньков.
Ты меня не любила, наверно,
И любила вряд ли других,
Но не знаю, какая сила
Тебе право дает мне сказать:
«Приходить Вам сегодня не надо,
Вам сегодня не надо любить».

И чем были слова безнадежней,
И чем были мечты невозможней,
И чем больше я был уверен,
Что любви никогда не будет,
Тем упорнее сердце стучало,
И от ровных спокойных строчек
На истертой желтой бумаге
Все упорнее зрела вера
В совершенство твоей любви.