Говоря о художниках, Су Дун-по фактически размышлял об искусстве вообще и о поэтическом искусстве в частности. «Стихи Шао-лина (поэта Ду Фу), — писал он, — это живопись без полотна; живопись же Хань Гана является поэзией без слов. Когда я читаю стихи Ван Вэя, я нахожу в них живопись; когда же любуюсь его живописью, она кажется мне подобной его поэзии».
Хотя, как мы видели, Су Дун-по несколько фетишизировал творческий процесс художника, главная мысль в его суждениях, во-первых, состояла в том, что искусству нужна прежде всего свобода. Но и в неволе, считал он, в творце не умирают потенциальные созидательные силы («Птица в клетке все равно помнит, как следует летать; лошадь на привязи тоже не забудет, как нужно скакать», — писал он по этому поводу, имея в виду репрессированных Чжан Чунем поэтов и ученых). Во-вторых, — и это, пожалуй, главное, — поэт, всю жизнь восторгавшийся красотой и гармонией природы, хочет познать внутренние законы окружающего мира, дабы поставить и красоту эту, и гармонию в пример человеку, обществу. Таков смысл его философских рассуждений в поэмах (фу), его лирических стихов о природе, звучащих как мечта о земном идеале. Исторические же примеры, которыми он так часто и умело пользуется и в стихах и в поэмах, большей частью призваны объяснить теневые стороны человеческой жизни, ничтожность стремления людей к богатству, знатности, власти — по сравнению с разумным и прекрасным, вечным и разнообразным движением в природе («Красная скала»).
Итак Су Дун-по, восприемник нравственных идеалов Тао Юань-мина, в поэзии своей не только не забывал о жизни и не был равнодушен к событиям своего времени, но и учил человека сознавать свою значимость и как творца, и как хозяина, которому «во владение дан этот вечный источник живой красоты» — природа!
И. Голубев
Хуан Тин-цзянь
К поэтическому циклу Су Дун-по «Вторя стихам Тао Юань-мина»
ДУН-ПО, ОТПРАВЛЕННЫЙ В ЛИННАНЬ,
В ОПАЛЕ ЖИЛ НА СКЛОНЕ ДНЕЙ.
И ПОЛАГАЛ МИНИСТР ЧЖАН ЧУНЬ,
ЧТО ГЕНИЙ ТАМ, В ГЛУШИ, ПОГАС.
А ОН НЕ УМЕР, ХОТЬ СКУДНА
БЫЛА ЕДА В КРАЮ ХУЭЙ,
И, ВТОРЯ ТАО, НАЧЕРТАЛ
СТИХИ, ПЛЕНЯЮЩИЕ НАС.
КОГДА ПРО ТАО ГОВОРЯТ,
ЧТО БУДЕТ ОН ЖИВЫМ ВСЕГДА,
МНЕ ДУМАЕТСЯ, — И ДУН-ПО
В ГРЯДУЩЕМ БЕСКОНЕЧНЫ ДНИ.
ХОТЯ ОНИ НЕ ЗЕМЛЯКИ
И ЖИЛИ В РАЗНЫЕ ГОДА,
В СТИХАХ И ПОМЫСЛАХ СВОИХ
ПО ДУХУ РОДСТВЕННЫ ОНИ!
Пил вино на берегу озера Сиху
I
Я встретил гостя на заре,
Казалось, солнце холм зажгло.
Расстались поздно, при дожде,
Я, захмелев, пошел в село.
Что мне сказать? Уж если гость
Еще не знал таких красот.
Пусть богу озера Сиху
Заздравный кубок поднесет!
II
Прояснилась на миг
Полноводного озера ширь.
Тут же дождь… В пустоте
Горы дальние еле видны.
Я хотел бы Сиху
Уподобить прекрасной Си Ши:
Без помады, без пудры —
А как неподдельно нежны!
С лодки горы и впрямь —
Как фигуры бегущих коней.
Растянулся табун:
Сто коней — сто мятущихся гор.
Впереди — то вразброд,
То несутся ровней и ровней,
Позади — в тесноте,
Словно рвутся на вольный простор.
Вверх смотрю — на тропу,
Что ползет по горе, точно нить,
Где-то там человек
Ввысь бредет, — только скалы вокруг.
Я рукой помахал,
Рот открыл, чтобы с ним говорить,
А мой парус летит
Перелетною птицей на юг!
Только что отплыли из Цзячжоу
Утром отплыли —
Звучит барабан — «тянь-тянь».
Западный ветер
Колышет на мачте флажок.
Крыша родная
Где-то в тумане, там…
Мчимся и мчимся —
Все шире речной поток.
Вот и Цзиньшуя
Русло ушло из глаз.
Воды Маньцзяна —
Прозрачность и чистота.
Каменный Будда
Глядит со скалы на нас.
А за долинами —
Ширь, простор — пустота.
Тихий поселок.
Старый монах на мостках.
Удит он рыбу
И провожает закат.
Машем руками —
Кивает в ответ монах,
Долго стоит он,
А волны — «чань-чань» — журчат…
Скорбит о Цюй Юане
Чуский люд,
В тысячелетья
Не излить тоски.
Души скитальца
Где теперь приют?
И вот —
Вздыхают тщетно старики.
Как шумно
На высоких берегах!
Несут вино и пищу
Стар и мал.
Драконы-лодки
Мчатся на волнах,
От скорби
Углубились складки скал.
О Цюй Юань,
Могучий человек!
Пусть он ушел —
О нем все громче речь.
И знают люди
В каждый новый век:
Любовь к нему
Не вырвать, не пресечь.
В границах Чу
Когда-то был Наньбин,
В горах уже разрушен
Старый храм,
Гласит преданье:
Человек один
В предсмертный час
Молился Будде там…
Хотя преданью
Подтвержденья нет,
Оно живет,
И верят все ему.
(Людей из Чу
Давно уж стерся след,
Рассказ проверить
Мыслимо ль кому?)
Не иссякает
Слава добрых дел,
Но не в чинах
И не в богатстве толк.
Великий Муж,
Он это разумел
И отдал жизнь,
Свой выполняя долг!
В этой жизни к возвращенью
Путь в безбрежности извилист.
Синих гор кругом вершины,
Воды в небо устремились.
Вдруг — откуда-то лодчонка,
И лепешки продают…
Рад узнать, что за горою
Есть деревня, есть приют.
Вот приходит весна, — увлажнен, оснежен,
У речных берегов тополь ожил.
А по осени — падают-падают вниз
На озерные воды цветы.
О, не в золоте суть: разве танец и песнь
С золотыми монетами схожи?
А по мне, то, что жемчуг, и то, что
нефрит,
Жизнь сама — от черты до черты!
«Лишь добрался до этого края…»
Лишь добрался до этого края —
Ветер дунул и дождь закапал.
Одинокий скиталец — найду ли
Я пристанище в мире большом?
Мне достать бы облако с неба
И надеть бы его, как шляпу.
Мне б укутать себя землею,
Как простым дорожным плащом!
Надпись на стене Храма западного леса
Взгляни горе в лицо — тупа вершина,
А сбоку погляди — она остра.
Иди навстречу — и гора все выше,
Иди назад — и ниже все гора…
О нет, она свой облик не меняет,
Гора одна и та же — в этом суть.
А превращенья от того зависят,
С какого места на нее взглянуть.
Вея-дыша весной,
Ветер подул восточный,
Луна скользит по окошку,
В воздухе — аромат.
Боюсь, что в саду бегонии
Заснули глубокой ночью.
Фонарь зажег и любуюсь:
Как ярок у них наряд!
