Стихо-твари - Ксения Михайловна Спынь

знаю откуда:

В чёрной кожанке, в вороньем боа,

Захочет – найдёт повсюду

(Не захочет – так вовсе не явится, ей видней).

То подсядет, на ухо станет шептать –

Не под запись – безумные планы,

То вдруг диктатом: один, два, три, четыре, пять,

Корень квадратный каштана

(Ну, того, у трассы, уже не помнишь, камрад?) –

То сплетает видения в ряд,

Растворяясь в дыму кальянном,

То хохочет совсем невпопад,

То играет чужим наганом, –

Из чужих годов и голов сон бредовый и жуткий.

У неё дурной вкус и довольно чёрные шутки.

Прям как перья в шарфике. Нужно – бери

(Впрочем, шариковой легче, поверьте).

Вот по комнате кружится: раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, –

Говорит, это танго смерти

(Не умеешь? Смотри сюда! – вот как надо! – смотри!)

Мне не сложно, смотрю: не так тут много гостей,

Чтобы мне воротить теперь нос,

А уж чтобы мне стакнуться с ними, как с ней,

Да так чтоб надолго, всерьёз…

(День за днём, ночь за ночью, за годом – ещё один год).

Чувствую, однажды она меня всё же сведёт:

Если не с ума – то в могилу,

Не в неё – так с иною силой,

Втянет в какие-нибудь не те дела

Какого-нибудь совсем не того союза.

Но тебе-то до лампочки, да,

Моя гифтовая муза?

Волной волнуется Первопрестольная,

Шагают улицы мостами вброд,

Шумит Манежная, гремит Болотная,

Молчит лишь Красная и хмурит лоб.

Кузнецкий тянется шепнуться с Новою,

А Москворецкий мёрзнет на ветрах,

Тверская пенится, шлёт за подмогою,

Стоит лишь Красная на всех часах.

А ночь расходится под песню вольную

Волной к окраинным, под плач и смех,

Но спит Манежная, и спит Болотная,

Не спит лишь Красная – на страже всех.

Конечно, ты не крысоволк,

Не льсти себе,

Твой путь – исчезнуть между строк

В чужой войне.

И не пророк, и не герой,

Поймёт и ёж:

Таких мышей пяток-другой

Везде найдёшь.

Оставь, умолкни, откажись,

Без драк и драм,

Уйди совсем, не порти жизнь

Другим зверям.

Преемник, последователь, не думается, что последыш,

Но, быть может, и правда, ведь кто ещё после – кот?

Ну что голоса: ты же пуп земли на плечах своих держишь

И вообще – лучший в мире всекалендарный маскот.

Надо было вести дневник.

По дням. Может быть, по часам.

И, спросили б когда напрямик:

«Что, скажи, стряслось у вас там?» –

Я не шарила бы по дну

Выкипевшего чана прошлого,

Порываясь сплести в одну

Ленту лет – минуты-горошины,

Не ловила бы воздух ртом,

Повторяя: «Всё было плохо.

Я виню их, поймите, в том…» –

(Дальше слово любое глохло),

Не сказали бы мне теперь,

Что не так всё, совсем иначе,

Что я жертва игры теней

И фантазий буйных ребячьих:

Белым начерно – вот и вот –

Расписали раз десять вроде.

…А что было наоборот –

Это память меня подводит.

Я ничего не:

Не совершала,

Не утверждала,

Не проводила,

Не доносила,

Не ведала,

Не брала,

Не сделала

И не смогла.

Я никого не:

Не призывала,

Не называла,

Не покрывала,

Не убивала,

Не выбрала,

Не гнала,

Не выдала

И не спасла.

Я никогда не:

Не замечала,

Не отличала,

Не пресекала,

Не присягала,

Не вторила,

Не вела,

Не спорила

И не была.

А в жёлтом свете усталой лампы –

Какая память, какие силы?

Легли на веки безволья лапы,

И жёлтый воздух игла пронзила.

Легки касанья чужой потери,

Мираж разбитый чужого рая,

Легонько штора качает тени,

И легче тени – тоска чужая.

Так что же звало сквозь снег и время?

К какому счастью? К какому горю?

Чьё легче лёгкого спало бремя?

Ещё не знаю, уже не помню.

Руку, дай руку! –

Жизнь, эту суку,

Выцепить,

Выскрести,

Выгрызть из тьмы, –

Кто по дороге, если не мы?

Если прорвёмся,

Если пробьёмся –

Я обещаю сто тысяч рассветов,

Красок, коктейлей и свежих букетов, –

Вынырнем только из тины, из тьмы.

Если я выживу,

Если я вынырну,

Выскользну,

Выгрызу,

Выйду на свет, –

В руку рукою – мой первый привет,

Если решишь вдруг встречать –

Сколько бы – пять,

Все двадцать пять –

Сколько б ни кануло лет.

Жди меня там, где бывает рассвет.

Луна, помоги мне, кажется, это всё,

Видно, мне новый крой стал последним краем,

Опять отправляют в сон меня, в забытьё,

Кто-то опять стирает меня, стирает.

Я забываю дороги, теряю след,

Звёзды мои в подворотнях метель заметает,

Стены молчат, выше стен, в пустоте – твой свет.

Кинешь мне луч на дорожку, луна золотая?

…Плавно качается ковш на молочной реке.

Где-то внизу спит столица, плывут переулки.

Луч твой, как ключ, в них посею… а там, вдалеке –

Будто мелодия старой забытой шкатулки?

Заклинаю ключом,

Заклинаю лучом,

Заклинаю звездой,

Заклинаю тобой, –

Луна, помоги мне, если я всё же есть –

Прежде чем явь моя станет совсем небылицей –

И раз уж жизнь всех раствором разводит здесь,

Дай мне хотя бы в метели тогда раствориться.

Вечным фрондёром, от лагеря к лагерю, по баррикадам:

Охраняете трон или мир новый строите – я буду рядом,

Скажете: «Молодцы мы, вот так и надо», –

Я – у вас за спиной, стою со своим флагом.

Пусть на старую мельницу новая льётся водица –

Я опять и опять повторю: ваш режим никуда не годится.

Пусть сожрут идеалы идолы, плавясь в кухонном пламени, –

Я храню верность лишь моему безымянному знамени.

Хоть под старую песню о благе обновите все списки пленных –

Я непойманной тенью пройду между рамок любой системы;

Обойдя все места и нигде не найдя себе места,

Я себе оставляю последнее – право протеста.

Вне границ и имён, меж гербов и паспортных строчек, –

Мимо иду, проставляя на память прочерк,

Вне притяженья земель, между волн эфира –

Я, негражданин этого мира.

Март – апрель 2021