Она
Он
Она
Смотри! Я выйду за гусара,
Отец мой — важный генерал.
Он
Она
Он
Она
Он
Соврать недорого возьмешь!..
Она
Что слышу я? О, боже, боже!
Давно бы так! Как ты хорош,
Приват-доцент мой славный, в гневе!
Он
Она
Герой!
Молчу, как подобает деве…
Он (победоносно)
Тебе уж семьдесят второй!
(Поют и танцуют, взявшись за руки)
Она
Я была буйней огня
И коней ретивых!
Он
Поучитесь у меня
Укрощать строптивых!
Она
А теперь вот я усну,
Словно на перине!
Он
Только сплавлю я жену, —
Побегу к кузине!
Она
Только сплавит он жену, —
Побежит к кузине!
(Танцы)
Эта пьеса тщательно рекомендуется для всех с. — петербургских театров-миниатюр, отличаясь по своему характеру веселостью содержания и производящая безусловный фурор на господ зрителей.
Всё ново! Сатира и юмор!
Всё оригинально!
Там же имеются заново роскошно отделанные кабинеты!
(Устрицы черномордские 10 шт. — 1 р. 50 коп., 5 шт. — 75 коп.)
15 декабря 1913
Сцена из исторической картины «Всемирная литература»[15]
(XX столетие по Р.Хр.)
Место действия — будуар герцогини.
Блок
…В конце ж шестого тома Гейне, там,
Где Englische кончаются Fragmente[16],
Необходимо поместить статью
О Гейне в Англии: его влиянье
На эту нацию, и след, который
Оставил он в ее литературе.
Тихонов
Реплики этого лица имеют только мужские окончания.
Кому ж такую поручить статью?
Блок
Немало здесь различных спецьялистов,
Но каждый мыслит только о своем:
Лозинский только с богом говорит;
Волынский — о любви лишь; Гумилев —
Лишь с королями. С лошадьми в конюшне
Привык один Чуковский говорить.
Чуковский (запальчиво)
Неправда! Я читаю в Пролеткульте,
И в Студии, и в Петрокомпромиссе,
И в Оцупе, и в Реввоенсовете!
И этот стих не дает разгадки понятия «Оцуп»; если это был человек, то Чуковский мог «читать» только в его душе; если — учреждение, то, очевидно, там была культурно-просветительная ячейка, где Чуковский читал лекции.
Блок
Корней Иванович! Ведь вы меня
Не поняли! Сказать хочу я только,
Что вы один могли бы написать
Статью о Гейне…
Чуковский (ехидно)
«Эссейс», вероятно,
Угодно было вам сказать?
Блок
Чуковский (с воплем)
Мне некогда! Я «Принципы» пишу!
Я гржебинские списки составляю!
Персея инсценирую! Некрасов
Еще не сдан! Введенский, Диккенс, Уитмэн
Еще загромождают стол! Шевченко,
Воздухоплаванье…
Блок
Корней Иваныч!
Не вы один! Иль не в подъем? Натужьтесь!
Кому же, как не вам?
Замятин
Ему! Вестимо —
Чуковскому!
Браудо
Волынский
Чуковский сочинит свежо и нервно!
Все
Чуковскому! Чуковскому писать!
Чуковский пытается еще что-то возразить, но коллективный вопль всемирных литераторов заглушает его слабый голос. Дело грозит превратиться, как и во все исторические эпохи, в скверную историю. Чуковский, обессиленный, опускается в сломанное кресло, которому все еще нет цены.
Антон, входя, сует ему записку.
Чуковский (слабым голосом)
Пусть подождут. Их сколько там?
Антон
Тихонов
Итак, Коней Иваныч, сдайте нам
Статью в готовом виде не поздней,
Чем к Рождеству.
Чуковский
Тихонов
Год — этот. Стиль — марксистам всё равно.
Чуковский (пытаясь переменить разговор)
А может быть, не Стиль, а Аддисон?
Тихонов
Чуковский (все еще притворяясь непонимающим)
Тихонов
Советский!!!
Чтоб было крепче, просим Евдокию
Петровну это записать.
Чуковский (уничтоженный)
Тихонов
Счастливой вестью с вами поделюсь…
В этом месте рукопись обрывается. Предполагают, что Тихонов завел речь или о керосине, или о дровах, или о пайке; во всяком случае о чем-то приятном, судя по тому, что здесь впервые появляется рифма.
Насколько известно, статья Чуковского «Гейне в Англии» действительно была сдана в набор после Рождества 1919 года. Она заключала в себе около 10000 печатных знаков, ждала очереди в типографии около 30 лет и вышла в свет 31 вентоза 1949 года, причем, по недосмотру 14-ти ответственных, квалифицированных, забронированных и коммунальных корректоров, заглавие ее было напечатано с ошибкой, именно: «Гей не в ангелы».
Осень 1919
Давид Самуилыч! Едва
Альбом завели, — голова
Пойдет у Вас кру́гом: не раз и не два
Здесь будут писаться слова:
«Дрова».
21 ноября 1919
Стихи о предметах первой необходимости
Нет, клянусь, довольно Роза
Истощала кошелек!
Верь, безумный, он — не проза,
Свыше данный нам паек!
Без него теперь и Поза
Прострелил бы свой висок.
Вялой прозой стала роза,
Соловьиный сад поблек,
Пропитанию угроза —
Уж железных нет дорог,
Даже (вследствие мороза?)
Прекращен трамвайный ток,
Ввоза, вывоза, подвоза —
Ни на юг, ни на восток,
В свалку всякого навоза
Превратился городок, —
Где же дальше Совнархоза
Голубой искать цветок?
В этом мире, где так пусто,
Ты ищи его, найди,
И, найдя, зови капустой,
Ежедневно в щи клади,
Не взыщи, что щи не густы —
Будут жиже впереди,
Не ропщи, когда в Прокруста
Превратят — того гляди
(«Книг чтоб не было в шкапу ста!» —
Скажет Брюсов, погоди),
И, когда придет Локуста,
К ней в объятья упади.
Имена цветка не громки,
Реквизируют — как раз,
Но носящему котомки
И капуста — ананас;
Как с прекрасной незнакомки,
Он с нее не сводит глаз,
А далекие потомки
И за то похвалят нас,
Что не хрупки мы, не ломки,
Здравствуем и посейчас
(Да-с).
Иль стихи мои не громки?
Или плохо рвет постромки
Романтический Пегас,
Запряженный в тарантас?
6 декабря 1919
Продолжение «Стихов о предметах первой необходимости»
(Приписываются В. Брюсову)
Скользили мы путем трамвайным:
Я — керосин со службы нес,
Ее — с усердьем чрезвычайным
Сопровождал, как тигр, матрос…
Вплоть до колен текли ботинки,
Являли икры вид полен,
Взгляд обольстительной кретинки
Светился, как ацетилен.
Когда мы очутились рядом,
Какой-то дерзкий господин
Обжег ее столь жарким взглядом,
Что чуть не сжег мой керосин.
И я, предчувствием взволнован,
В ее глазах прочел ответ,
Что он — давно деклассирован,
И что ему — пощады нет.
И мы прошли по рвам и льдинам,
Она — туда, а я — сюда.
Я знал, что с этим господином
Не встречусь больше никогда.
10 декабря 1919
