Закатов и восходов алый цвет,
Как отблеск кровоточащих столетий,
Как угрожающий прибытием комет,
Огней церквей горящих и мечетей.
А неба синего – надежды цвет
Поддержит даже сквозь решетку,
Когда годами давит желтый свет,
И ком горячий шевелится в глотке.
Зеленый – вот заветный цвет,
Жива планета этим цветом.
Ему мы отдаем приоритет —
Зимой, весною, осенью и летом.
Дым светло-серыми красками закрывает рубиновые листья рябины и отяжелевшие от седого мха темно-зеленые ветви исполина ели. Даже черный рюкзак с упертым в него карабином окрашивается в молочно-серые тона.
Валентин веткой рыхлит искрящуюся золу, Николай накрывает ее пучком сухой травы, тонкими ветками берез, сосновыми иголками. Костер проснулся, охватывая всполохами огня ветки, траву, выталкивая из себя дым, который, поднимаясь, режет глаза. Валентин щурится, вытирает рукавом набежавшую слезу и отворачивается от костра:
– А я тебя и не помню, – обратился он к соседу. – Даже не ожидал, что судьба сведет опять встретиться.
– А я запомнил тебя, дорогой, навсегда. Тогда ты мечтал меня грохнуть, растерзать, раздавить! Как же ты меня достал!
– Достал?
– Лучше б я тебя тогда в кишлаке пристрелил сразу…
– У меня первого была такая возможность, – перебил его Валентин.
* * *
Память, как кинопленка: встретился с кем-то из прошлого, и перед тобою начинают открываться картинки давнего времени, сначала в черно-белом исполнении – приблизительные лица, поступки, потом почетче-почетче, с осмыслением, с различной цветовой гаммой.
Взвод Валентина тогда первый спустился с гор. В кишлак не пошли, остановились перед ним на возвышенности, у дороги в ущелье. Операция прошла спокойно, без потерь, уничтожили склад с минами, оружием.
Название того кишлака Валентин запамятовал. Армейская операция на Газни шла не один день. Да и времени с того периода прошло много – больше двадцати лет. А вот вытаращенные от испуга глазенки того бачатки – малыша афганца, с обожженными руками, отчетливо всплыли в памяти.
Как же все начиналось?
* * *
– Лейтенант! Просыпайся!
От громкого шепота командира Валентин по курсантской привычке чуть не вскочил на ноги, но капитан, вовремя придавив его затылок ладонью к земле, зашептал:
– Успокойся! С кишлака к нам идут люди. Слышишь? Зачем, не знаю. Готовься!
Валентин посмотрел в бинокль в сторону, куда показывал капитан. Метрах в пятистах к ним двигалась группа людей – восемь человек. Идущий впереди держал в руках длинную, поднятую вверх тонкую палку, на конце которой развевался кусок зеленой ткани.
– Зураб, – окрикнул он сидящего рядом солдата, – дари хорошо знаешь, а пушту?
– Товарищ лейтенант, да здесь в основном таджики живут, общий язык всегда найдем.
– Постарайся.
Афганцы остановились неподалеку. Исхудалые старики в изношенных, не раз штопаных халатах. Валентин поднялся во весь рост, и вместе с Зурабом они пошли к ним навстречу.
Разговор был недолгим и горестным. Вчера вечером в кишлак нагрянули душманы, повесили несколько стариков и женщин, сыновья и мужья которых служили в царандое – в республиканской армии. Сожгли их дома, забрали оставшийся в кишлаке скот, муку. Тех, кто отказывался отдавать – жестоко избивали. Вот и пришли старики с миром, просить русских оказать им посильную помощь, хотя бы медицинскую.
* * *
– Ну что ж, назвался груздем, Валя… как там дальше в поговорке. – Капитан щурится от солнца и смотрит в глаза лейтенанту. – Только не торопись, вот-вот должно подойти подкрепление, по рации передали. Если правильно понял комбата – рота Федорова. Когда прибудут, тогда и пойдешь. Пусть старики подождут.
– Может, не будем ждать подкрепления? Людям нужна помощь, – возразил Валентин.
– Дорогой, здесь ты да я и пять солдат. Кто знает, за кем правда.
– Не верите?
– А ты уши развесил. Хлопнут, даже и вякнуть не успеете…
– Ясно.
– Вот и молодец. Зураб, объясни старикам, пусть подождут здесь.
* * *
Колонну долго ждать не пришлось. Минут через десять в низине, заросшей фруктовыми деревьями, послышался гул приближающейся боевой техники. Вскоре она вышла на открытую площадку, по поднимающейся пыли от ее колес и гусениц невозможно определить количество идущей техники, ее модификацию. И только когда она вплотную подошла к месту обороны, занятому взводом капитана Аверьянова, стало возможным определить ее состав. Танк с саперами, за ним шесть боевых машин пехоты десантной роты, три бронетранспортера. Сводная полурота.
Капитан Федоров, невысокий, крепкого сложения мужик, лет тридцати, спрыгнув с бронетранспортера, обнялся с капитаном Аверьяновым, крепко пожал руку лейтенанту. Выслушал, какая ситуация сложилась в кишлаке, поговорил с афганцами. А потом, посмотрев на лейтенанта в упор, спросил:
– Не боишься? Слышал, ты только недавно сюда приехал и уже успел побывать в нескольких боевых переделках. В таком случае нужно было тебе не в политработники идти, а в командное училище. Так справишься?
– Конечно! – не сдерживая улыбки, ответил Валентин. – Не всем батальонами и дивизиями командовать.
– Тогда сработаемся, – похлопал по плечу лейтенанта капитан. – Совет один, много людей с собою не бери, не дам. Пойдешь с переводчиком, медбратом и тремя моими солдатами. У того первого дувала, – он показал в сторону кишлака на первый дом с полуразрушенным забором, – остановишься, чтобы был у нас на виду. Пусть сами принесут тебе раненых, окажете им помощь и назад. Только смотри, недолго. Кто его знает, чем пахнет здесь, может, старики под прицелом духов, те пригрозили им смертью детей и послали. Так что, лейтенант, будь ко всему готов.
* * *
…Колонна рассредоточилась. Солдаты начали рыть окопы, выкладывать из камней и мешков с песком укрытия перед бронетехникой. Но Валентин всего этого уже не видел. С небольшой группой охраны, с Зурабом и сержантом, за плечами которого висел рюкзак с красным крестом, пошли за стариками в кишлак.
У первого дувала – разрушенного забора, сделанного из глины и соломы, хорошо просматривалась часть двора. Старики остановились, что-то обсудили между собой и обратились к Валентину.
– Товарищ лейтенант, мужчин в кишлаке нет, а старикам не под силу принести сюда раненых женщин. Они находятся здесь рядом, за тем дувалом, – перевел Зураб.
– Ясно. – Валентин посмотрел в сторону высотки, где рассредоточилась колонна. Рации с собою нет. – Ладно, Зураб и сержант, пойдете со мною, остальные останутся здесь. Вы будете старшим, – обратился он к одному из солдат капитана Федорова. – Чуть что, принимайте решение самостоятельно.
* * *
Кишлаки Газни ничем не отличались от кишлаков, расположенных в районах Баграми или Панджшера, Пули-Хумри или Пагмана. Независимо какие улицы, широкие или узкие, с обеих сторон они зажаты стенами высоких заборов – дувалов. И когда идешь по ним, сердце сжимается в ожидании чего-то – пули или камня.
Афганский дом и забор – это, в первую очередь, крепость. Несмотря на то, что Афганистан не воинствующая страна, многие государства пытались превратить его земли в свои колонии: Македонский, Чингиз-Хан, в последнем столетии – Англия. И что самое важное, – никому так и не удалось покорить этот народ.
Шурави пришли сюда не врагами. Но как это объяснить населению, живущему в отдаленных местах, где нет ни радио, ни газет, ни телевидения, где люди живут безграмотные и бедные… Как объяснить им, что русские – это друзья, которые оказались здесь по просьбе правительства, чтобы помочь афганскому народу встать на ноги. Как? Только делами, оказывая помощь населению питанием и одеждой, открытием новых школ и медицинских пунктов, строительством заводов и электростанций.
* * *
Вышли на широкую улицу. У арыка дети плещутся в воде. Увидели русских и сразу бросились к ним со всех ног. Вытянув руки, просят:
– Шурави, бакшиш! Бакшиш!
Валентин достал из кармана пару брикетов сахара, шоколада и отдал их детям. Старик, шедший впереди, что-то громко сказал бачатам, и те отстали. Подошли к дому. Это и был, по словам Зураба, дукан – небольшой магазинчик. В его проходе стоял старик и никого не пускал в него. Тяжело раненную женщину забрал Аллах. Пострадавшего мальчика он вывел через минуту. Сухонького по телосложению малыша, лет пяти-семи.
Его большие карие глаза не моргая смотрели на Валентина – от испуга и любопытства. Лейтенант подошел поближе и, взглянув на руки мальчишки, замотанные в мешковину, присел перед ним. Улыбнувшись, сказал:
– Руз бахайр! Чет урасти? Или погоди, – с извинением он посмотрел на Зураба, – хубасти? Или Джурасти?
– Все правильно говорите, товарищ лейтенант, – успокоил его Зураб. – Только надо говорить помягче и ударение ставить на последний слог. А так малышу даже нравится, что вы с ним говорите, как со взрослым: «Как жизнь? Как дела?»
