Конная Вторая*
По фронтам по всем кочуя,
Насмотрелся я чудес.
Вот и нынче – к вам качу я,
Еду, еду – что за бес?!
Где же «Конная Вторая»?
Впереди, да впереди!
«Мне ее, – вздыхал вчера я, –
Не догнать, того гляди!»
Трух да трух моя кобыла.
Кляча, дуй ее горой!
Доскакал я все ж до тыла
«Конной Армии Второй».
Где приятель мой, Шаронов?
На скаку разузнаю.
«Эвон там, где треск патронов, –
Эскадрон его в бою».
Еду дальше. Люди. Кони.
Целый табор у костров.
После этакой погони
Разомлел я – будь здоров!
И всю ночь казак Шаронов
Мне мерещился во сне:
Вздев на пику трех баронов,
Он их жарил на огне…
Смех кругом: «Робя, гляди-ко,
Врангель щерится, что кот!»
Три барона выли дико:
«Шерти!» – «Зволечь!» – «Ох, мейн готт!»
Сзади хохот: «Жарьтесь, твари!
Это вам за все дела!»
Я проснулся. Запах гари:
У меня горит пола.
Леший с ней, с полою этой!
На войне дыра – фасон,
Все ж доволен я приметой.
Эх, кабы да в руку сон!
Чтоб от красных эскадронов
Вражья сила подрала, –
Чтоб скорей от всех баронов
Лишь осталася зола!
Латыш хорош без аттестации.
Таков он есть, таким он был:
Не надо долгой агитации,
Чтоб в нем зажечь геройский пыл.
Скажи: «барон!» И, словно бешеный,
Латыш дерется, все круша.
Чай, не один барон повешенный
Свидетель мести латыша.
Заслуги латышей отмечены.
Про них, как правило, пиши:
Любые фланги обеспечены,
Когда на флангах – латыши!
Где в бой вступает латдивизия,
Там белых давят, как мышей.
«Готовься ж, врангельская физия,
К удару красных латышей!»
Превознесу тебя, прославлю,
Тобой бессмертен буду сам.
Г. Р. Державин.
Красноармеец – Пров, Мефодий,
Вавила, Клим, Иван, Софрон –
Не ты ль, смахнув всех благородий,
Дворян оставил без угодий,
Князей, баронов – без корон?
Вся биржа бешено играла
«На адмирала Колчака».
Где он теперь, палач Урала?
Его жестоко покарала
Твоя железная рука!
Деникин? Нет о нем помина.
Юденич? Вечный упокой.
А Русь Советская – едина.
Сибирь, Кавказ и Украина
Защищены твоей рукой!
Ты сбавил спеси польской своре,
Сменив беду полубедой.
Кто победит, решится вскоре,
Пока ж – ты мудро доброй ссоре
Мир предпочел полухудой.
Ты жаждал подвига иного:
Рабочей, творческой страды.
Где места нет у нас больного?
Пора, дав жить тому, что ново,
Убрать гнилье с родной гряды.
Но оставалася корона,
Еще не сбитая тобой.
И – всходов новых оборона –
Ты на последнего барона
Пошел в последний, страшный бой.
Под наши радостные клики
Хвалой венчанный боевой,
Гроза всех шаек бело-диких,
Ты – величайший из великих,
Красноармеец рядовой!
Герой, принесший гибель змею,
Твоих имен не перечесть!
Тебе – Вавиле, Фалалею,
Кузьме, Семену, Еремею –
Слагаю стих я, как умею,
И отдаю по форме честь!
Фронтовой рассказ
В Чухломе да на базаре
Кузька сторожем служил.
Словно мышь в мучном амбаре,
Жил парнишка – не тужил.
Толстогрудые торговки –
С ними Кузя не скучал.
По ночам без остановки
Колотушкой он стучал.
Колотушка била дробно:
Трам-та-там да трам-та-там!
Для воров весьма удобно:
Сторож – здесь, а воры – там!
Не бояся с Кузей встречи,
Воровали не спеша:
Вбок – замок, товар – на плечи.
«Жди, торговка, барыша!»
Вот и утро, слава богу!
На базаре бранный гул.
Все торговки бьют тревогу:
«Снова кража! Караул!»
Кончен день базарный, шумный.
Люд торговый схлынул прочь.
Кузя вновь, как полоумный,
В колотушку бьет всю ночь.
Знайте все: Кузьма на страже!
Воровской собьет он раж!
Утром, глядь, картина та же:
Сразу новых десять краж!
Тут торговки взбеленились,
Дело кончилось бедой:
Били Кузю, не ленились, –
Отливать пришлось водой.
«Что?! – молодки и старушки
Измывались над Кузьмой. –
Не забудешь… колотушки?
Колотушкин ты прямой!»
Дали бабы Кузе жару,
Проучили молодца.
Но ушел Кузьма с базару
Не доучен до конца.
Двадцать лет Кузьме без лишку:
На губах ни волоска.
Через месяц-два парнишку
Взяли в красные войска.
Ай да Кузя, в рот те ситник!
Что за парень боевой!
Он – отечества защитник,
Он за волю – головой!
На фуражке у вояки
Даром, что ль, горит звезда?
«Ну-кось вы, паны-поляки,
Подходите-ко сюда!»
В грязь наш Кузя не ударит:
Как сурок, нырнув в окоп,
Из винтовки парень жарит,
Только слышно: хлоп да хлоп.
Расстрелявши все патроны,
Ковыряет он в носу:
«Вон шарахнулись вороны…
Знать, противник там… в лесу!»
Получив патронов пачку,
Кузя снова хлоп да хлоп!
Рядом смех: «Уйми горячку!
Эк захлопал, остолоп!»
Кузя хлопает, не слышит,
Бьет не в цель, а наугад.
Раскраснелся, жарко дышит,
Заслюнявил весь приклад.
Ротный тут взъярился волком,
Закусил сердито ус:
«Трать, Кузьма, патроны с толком!
Слышь, Хлопушкин? Чертов трус!»
Глупый брешет без умолку,
Не жалея языка.
Сотня слов, а все без толку, –
Сразу видно дурака.
Умный зря болтать не любит:
Бережлив он на слова,
Слово скажет, как отрубит,
Потому что – голова.
Слабосильный прыщ-задира
Хорохорится – беда!
Но – у церкви, у трактира,
Всюду бит он и всегда.
Сильный – силы зря не тратит,
Но зато в прямом бою,
Коль нахвалыцика он хватит,
Хватит так, что уй-ю-ю!
О проклятом польском пане
Есть заботиться кому:
Снаряженье англичане
И французы шлют ему.
Мы ж для нашей обороны
Сами мощь свою куем:
Сами делаем патроны,
Сами пушки наши льем.
Нам снаряды для сражений,
А не «хлопанья» нужны,
Так военных снаряжений
Зря мы тратить не должны.
Колотушкин Кузя – шалый,
Иль Кузьма Хлопушкин тож,
Это, братцы, вредный малый
И в бойцы совсем не гож.
«Хлопать» – нам не по карману.
Чтобы пана нам свалить,
Надо метить в брюхо пану,
А не на ветер палить.
«Тит, иди молотить».
«Брюхо болит!»
«Тит, иди кисель есть».
«А где моя большая ложка?»
Народное.
Перезвон звенит пасхальный:
«Делень-делень-делень-день,
Делень-день,
Делень-день,
День,
День!..»
На полатях Тит печальный
Дрыхнет, дрыхнет целый день,
Целый день.
В голове у Тита пусто,
В животе – не густо.
«Тит!»
«Проваливай отсель!»
«Тит, советский ел кисель?»
«А каков на вкус-то?»
Тита голод ущемил,
Коммунизм ему не мил.
Лодырь прав отчасти:
Ждал он сладких пирогов,
Ягод сочных,
Рек молочных
И кисельных берегов
От Советской власти, –
Дождался ж… напасти.
Это ль Титу манифест:
«Кто не трудится – не ест!»
Истинные страсти!
Сколько Титов на Руси
На полатях дрыхнет?
К Титу порох поднеси,
Ни за что не вспыхнет.
Тит – не мыт, на нем – кора,
А уж вошь – на племя!
«Тит, почиститься пора!»
«Ладно, будет время».
* * *
«День-делень-делень-делень,
День-делень,
День-делень,
Лень,
Лень!..»
На полатях Тит угрюмый.
«Тит, подумай…»
«Думать лень!»
«Думать лень!»
Тит лежит, лежит колодой:
«Во! Попробуй, угрызни!»
С этой лодырской породой
Много будет нам возни!
Не жалея крови-поту,
На заглохшей полосе
Дружной ратью на работу
Встанут труженики все.
И когда рабочей рати
Час придет снимать плоды,
Тит, покинувши полати,
Влезет в первые ряды:
«Братцы, я… да всей душою!..
Что коса мне, что метла!..»
Сядет с ложкою большою
Тит у общего котла.
Но… обильною окрошкой
Вряд ли Тит набьет кишку:
Кто-нибудь его же ложкой
Разобьет ему башку!
