Ознакомительная версия.
Вам надо делать вид, что вы держава.
А у меня такой проблемы нет.
Весна 2010. Сильно затянувшаяся зима
Множество весен я видел, Боже, во всероссийском нашем саду, но не припомню такой похожей на окружающую среду. Помню я гласности блеск наружный и рассопливившийся застой, но не припомню такой недружной, и половинчатой, и пустой. Радости мало в ее соблазнах, шаг ее вязок и взор погас – будто бы лидеры несогласных организуют ее для нас. Все в ней бесплодно и бестолково. Март ее – копия февраля. Температура, как у Суркова, ходит кругами вокруг ноля. Чуть на рассвете засвищет птица – прочие морщатся: «Что за бред!» – будто не могут договориться, следует выступить или нет. Только отвыкнешь зубами клацать – ночью прогнозы опять грозят: в полдень капель, а в ночи за двадцать. Шаг вперед, два шага назад. Вечером сладко, а утром кисло. Словно певец оборвал строфу: только поехало – и повисло, скисло, увязло, обрыдло, тьфу.
Страшно подумать, какие весны мы умудрились бы произвесть – все они были бы судьбоносны и продолжались бы лет по шесть. Вроде бы ясно уже, что хватит: вымерзли нивы, гниет зерно, лыжи достали, санки не катят, дверь завалило, вставать темно. Мы деловито за стол садимся для резолюции «Не пора ль?!» – но не умеем достичь единства, должен ли все же уйти февраль. Вроде бы должен, твердим за водкой. Он отмороженный. Он дрянной. Он промежуточный. Он короткий. Он не справляется со страной. Все подморожено, все зажато, он беспредельщик и аморал. Вы выбирали его, ребята? Я его лично не выбирал. Кто сомневается, тот собака, не диссидент и не джентльмен. Так что он должен уйти. Однако – кто, объясните, придет взамен? Надо сперва шевелить мозгами, вдуматься, сформировать словарь… Это на Западе март в разгаре. К нам же, возможно, придет январь. Словно жена при постылом муже, мы опасаемся все сломать. Ткнешься налево – и будет хуже, ткнешься направо – едрена мать! Социум вытоптан и расколот. Замер испуганно ход планет. Вроде бы лучше тепло, чем холод. Но ведь придется сажать… о нет! Вроде зима и сама не рада, вроде и чувствует, что кранты… «Выйдем на улицы!» – «Нет, не надо. Все-таки холодно и менты».
– Выйдем двадцатого! Хватит жаться! Выйдем, ведя стариков и чад, требовать оттепель!
– Страшно, братцы. Вдруг отопление отключат?
– Что ты здесь делаешь? Вас не звали. Здесь демонстрирует средний класс.
– Я бы за оттепель, но не с вами.
– Я не за оттепель, но за вас.
Время бы вишням уже и дыням – мы же по-прежнему длим расчет: «Ветра бы свежего!» – «Нет, простынем». – «Ливня бы теплого!» – «Протечет». Так бы тянулось оно годами. В Штатах качали бы головой. Всюду – в Берлине и Амстердаме – от потепленья стоял бы вой; мир утвердился бы в новом виде, дружно купаясь в волнах тепла, льды бы растаяли в Антарктиде и Атлантида бы вновь всплыла, стала бы вишня цвести в саванне, белыми ветками шевеля… Мы бы, как прежде, голосовали в замкнутом круге, внутри нуля.
– Оттепель лучше зимы?
– Да вроде… Но, понимаете, грязь, дерьмо!
Как хорошо, что пока в природе многое делается само.
Хвала богам, настал конец каникул. Давно не помню времени трудней. Я весь декабрь мурлыкал и курлыкал, предчувствуя двенадцать пьяных дней, – и как же, братцы, были мы неправы! Метафорами мыслящий поэт, я вижу здесь метафору халявы, микромодель недавних тучных лет (одни считают – семь, другие – девять). И сам я был Отечеству под стать: мне было можно ничего не делать, а только жир копить и газ пускать. Прямое сходство: после долгих тягот, увязнув скопом в пьянстве и еде, мы празднуем, что стали старше на год (вот тоже повод! – но другие где?). Включили телик – сплошь родные лики: Боярский, Алла, Галкин в колпаке, – и президент сказал, что мы на пике, прозрачно намекнув, что мы в пике, и потекло шампанское в бокалы, и, утверждая празднество в правах, бокалы эти стукнулись боками, и долгий звон отдался в головах.
Три дня я пил. В гостях, а частью дома, а частью по кафе, где пьет бомонд, и щедро тратил, не боясь облома (за этот год я прикопил стабфонд). Я пил, как полагается поэтам, ловил стаканом пенную струю, неоднократно падал, и при этом казалось мне, что я с колен встаю. «Да, ты велик! – шептал мне пьяный демон. – Теперь мы впали в правильный режим!» Естественно, я ничего не делал, но полагал, что это заслужил: довольно мы страдали в девяностых в руках демократической орды – теперь пора отправить псу под хвост их. Долой труды, пора жевать плоды!
Три дня я ел. В гостях, а чаще дома. Уже остались щелочки от глаз, а в животе – подобие «Газпрома». Я ел и думал: «Вот, я средний класс». Я лопал в понедельник и во вторник. Все отдыхали. Мир был тих и пуст – порою скребся одинокий дворник, но он же гастарбайтер, так что пусть. Мне так и представлялась жизнь богатых! Включаешь телик, как заведено, – там новости, как все ужасно в Штатах, а также наше старое кино. Порой мелькал Медведев или Путин – их различать уже мешал живот, – и этот мир казался так уютен, что я уже задремывал. И вот…
Три дня я спал. Пусть кто меня пытал бы – не встал бы я. Мой принцип был таков. За окнами с утра рвались петарды, и мне казалось – я в кольце врагов, в опасности, как выражался Ленин, в осаде, блин! Я спал без задних ног и был во сне настолько суверенен, что разбудить меня никто не мог. Лишь на четвертый день, восстав с дивана, прокрался я по комнате, как вор: понадобились мне сортир и ванна, а вслед за тем я вырвался во двор.
Там снег лежал повсюду ровным слоем (уснул и дворник, гость чужой страны). Никто уже ни пением, ни словом не нарушал окрестной тишины. Ни замыслов, ни принципов, ни правил – лишь ровный снег, холодный белый лен. Я все проспал. Я где-то все оставил. Я был непоправимо обнулен. Эпоха докатилась до финала и замерла на новом рубеже – лишь цифра на часах напоминала, что нулевые кончились уже.
Да, кончились! Проевши, что заныкал, я осознал, от перепоя желт, что наконец пришел конец каникул, предел халявы, кризис и дефолт; что акции мои подешевели, что все соседи стряхивают сон, что если б я резвился в Куршевеле – то смысла не прибавил бы и он; что кончилась эпоха карамелек и что моя родимая страна похожа не на телик, а на велик: когда не едет – падает она.
Проехал МАЗ и бодро забибикал, забегали троллейбусы к шести…
Товарищи! Пришел Конец Каникул.
Какое счастье, Господи прости.
В ювелирные салоны поступил набор истинного патриота: недорогой нательный крестик, образок (для «Мерседеса») и дорогой (золото, самоцветы) герб «Единой России». Сколько б мы символа ни искали – лучшего не воспеть: между иконами и крестами русский лежит медведь…
…зверь золотой под трехцветным флагом, толстый, но без хвоста, бодро идущий державным шагом в сторону от креста. Как не плениться такой картиной, не потеплеть душой? Правда, и стоит он пять с полтиной тысяч – но он большой. Я не полезу с тупым вопросом, не совершу наезд: может, и вправду единороссам ближе медведь, чем крест? В нем воплощается наша слава с доблестью пополам. Как-то он лучше подходит, право, к обликам и делам. Я и до этого думал часто, личный дневник ведя: что им носить на кресте гимнаста? Лучше уж медведя, чтобы с толпой ни в чем не сливался служащий госсистем. Это же все-таки знак славянства – можно сказать, тотем! Пусть бы у всех на груди маячил, всем подавал пример… Я б и молитву переиначил – версию для ЕР:
«Отче наш, иже еси в берлоге, истинный герб страны! Ты посылаешь нам бабки многи, вотчины и чины. Сделай же так, чтоб как можно доле наша тянулась власть, чтоб обитателям сей юдоли скалилась наша пасть, чтобы страна обожала папу – если захочешь, двух, – и безотрывно сосала лапу, и говорила: “Ух!” Чтобы дрожали вокруг соседи, наше заслышав “Фас!” Чтобы остались одни медведи, и никого, кроме нас!»
Было бы правильно, чтоб в России, этот тропарь твердя, главные люди всегда носили толстого медведя. Грустно становится, если быдло молится, как аскет. Правду сказать, за Христа обидно.
А за медведя – нет.
Мой украинский бедный брат, в неразберихе неповинный! На ваш предвыборный расклад гляжу с сочувственною миной. Вы на опаснейшей черте. Уже пора прорваться гною. Ваш выбор между Я. и Т. чреват гражданскою войною. Противоборство двух чудил занятно выглядит снаружи, но кто б из них ни победил – все будет так же. Или хуже. Я рассуждаю как знаток об этих ваших перебоях. Довольно мучиться, браток! Проголосуйте за обоих. Вот мы не ведаем проблем и жизнь свою считаем раем, поскольку выбрали тандем и с этих пор не выбираем.
Я полагаю, в наши дни выходит медленно из моды вопрос, терзавший искони все просвещенные народы. Поверь, малороссийский друг: зря политологи шалеют. Все выбиравшие из двух потом о выборе жалеют. Заткните лживую печать, чьи предсказания зловещи. Учитесь мирно совмещать противоречащие вещи.
Ознакомительная версия.