что делаем мы. Я пол-отечества мог бы
снести, а пол
отстроить, умыв. Я с теми,
кто вышел
строить
и месть в сплошной
лихорадке
буден. Отечество
славлю,
которое есть, но трижды
которое будет. Я планов наших
люблю громадьё, размаха
шаги саженьи. Я радуюсь
маршу,
которым идем в работу
и в сраженья. Я вижу
где сор сегодня гниет, где только земля простаяна сажень вижу,
из-под нее комунны
дома
прорастают. И меркнет
доверье
к природным дарам с унылым
пудом сенца и поворачиваются
к тракторам крестьян
заскорузлые сердца. И планы,
что раньше
на станциях лбов задерживал
нищенства тормоз, сегодня
встают
из дня голубого, железом
и камнем формясь. И я,
как весну человечества, рожденную
в трудах и в бою, пою
мое отечество, республику мою!
18
На девять
сюда
октябрей и маёв, под красными
флагами
праздничных шествий, носил
с миллионами
сердце мое, уверен
и весел,
горд
и торжествен. Сюда,
под траур
и плеск чернофлажий, пока
убитого
кровь горяча, бежал,
от тревоги,
на выстрелы вражьи, молчать
и мрачнеть,
и кричать
и рычать. Я здесь
бывал
в барабанах стучащий и в мертвом
холоде
слез и льдин, а чаще ещепросто
один. Солдаты башен
стражей стоят, подняв
свои
островерхие шлемы, и, злобу
в башках куполов
тая, притворствуют
церкви,
монашьи шельмы. Ночь
и на головы нам луна. Она
идет
оттуда откуда-то... оттуда,
где
Совнарком и ЦИК, Кремля
кусок
от ночи откутав, переползает
через зубцы. Вползает
на гладкий
валун, на секунду
склоняет
голову, и вновь
голова-лунь уносится
с камня
голого. Место лобноедля голов
ужасно неудобное. И лунным
пламенем
озарена мне площадь
в сияньи,
в яви
в денной... Стена
и женщина со знаменем склонилась
над теми,
кто лег под стеной. Облил
булыжники
лунный никель, штыки
от луны
и тверже
и злей, и, как нагроможденные книги,его
мавзолей. Но в эту
дверь
никакая тоска не втянет
меня,
черна и вязка,души
не смущу
мертвизной,он бьется,
как бился
в сердцах
и висках, живой
человечьей весной. Но могилы
не пускают,
и меня останавливают имена. Читаю угрюмо:
"товарищ Красин". И вижу
Париж
и из окон Дорио... И Красин
едет,
сед и прекрасен, сквозь радость рабочих,
шумящую морево. Вот с этим
виделся,
чуть не за час. Смеялся.
Снимался около... И падает
Войков,
кровью сочась,и кровью
газета
намокла. За ним
предо мной
на мгновенье короткое такой,
с каким
портретами сжились,в шинели измятой,
с острой бородкой, прошел
человек,
железен и жилист. Юноше,
обдумывающему
житье, решающему
сделать бы жизнь с кого, скажу
не задумываясь
"Делай ее с товарища
Дзержинского". Кто костьми,
кто пеплом
стенам под стопу улеглись...
А то
и пепла нет. От трудов,
от каторг
и от пуль, и никто
почти
от долгих лет. И чудится мне,
что на красном погосте товарищей
мучит
тревоги отрава. По пеплам идет,
сочится по кости, выходит
на свет
по цветам
и по травам. И травы
с цветами
шуршат в беспокойстве. - Скажите
вы здесь?
Скажите
не сдали? Идут ли вперед?
Не стоят ли?
Скажите. Достроит
комунну
из света и стали республики
вашей
сегодняшний житель?Тише, товарищи, спите... Ваша,
подросток-страна с каждой
весной
ослепительней, крепнет,
сильна и стройна. И снова
шорох
в пепельной вазе, лепечут
венки
языками лент: - А в ихних
черных
Европах и Азиях боязнь,
дремота и цепи?
Нет! В мире
насилья и денег, тюрем
и петель витьяваши
великие тени ходят,
будя
и ведя. - А вас
не тянет
всевластная тина? Чиновность
в мозгах
паутину не свила? Скажите
цела?
Скажите
едина? Готова ли
к бою
партийная сила?Спите,
товарищи, тише... Кто
ваш покой отберет? Встанем,
штыки ощетинивши, с первым
приказом:
"Вперед!"
19
Я земной шар чуть не весь
обошел,И жизнь
хороша, и жить
хорошо. А в нашей буче,
боевой, кипучей,и того лучше. Вьется
улица-змея. Дома
вдоль змеи. Улица
моя. Дома
мои. Окна
разинув, стоят магазины. В окнах
продукты: вина,
фрукты. От мух
кисея. Сыры
не засижены. Лампы
сияют. "Цены
снижены! Стала
оперяться моя
кооперация. Бьем
грошом. Очень хорошо. Грудью
у витринных
книжных груд. Моя
фамилия
в поэтической рубрике. Радуюсь я
это
мой труд вливается
в труд
моей республики. Пыль
взбили шиной губатойв моем
автомобиле мои
депутаты. В красное здание На заседание. Сидите,
не совейте, в моем
Моссовете. Розовые лица. Револьвер
желт. Моя
милиция меня
бережет. Жезлом
правит, чтоб вправо
шел. Пойду
направо. Очень хорошо. Надо мною небо. Синий
шелк! Никогда
не было так
хорошо. Тучи
кочки, переплыли летчики. Это
летчики мои. Встал,
словно дерево, я. Всыпят,
как пойдут в бои, по число
по первое. В газету
глаза: молодцы-венцы. Буржуям
под зад наддают
коленцем. Суд
жгут. Зер
гут. Идет
пожар сквозь бумажный шорох. Прокуроры
дрожат. Как хорошо! Пестрит
передовица угроз паршой. Что б им подавиться. Грозят?
Хорошо. Полки
идут, у меня на виду. Барабану
в бока бьют
войска. Нога
крепка, голова
высока. Пушки
ввозятся,идут
краснозвездцы. Приспособил
к маршу такт ноги: вра
ги
ва
ши мо
и
вра
ги. Лезут?
Хорошо. Сотрем
в порошок. Дымовой
дых
тяг. Воздуха береги. Пых-дых,
пых
тят мои фабрики. Пыши,
машина,
шибче-ка, вовек чтоб
не смолкла,побольше
ситчика моим
комсомолкам. Ветер
подул в соседнем саду. В ду
хах
про
шел. Как хо
рошо! За городом
поле. В полях
деревеньки. В деревнях
крестьяне. Бороды
веники. Сидят
папаши. Каждый
хитр. Землю попашет, попишет
стихи.
Что ни хутор, от ранних утр, работа люба. Сеют,
пекут, мне
хлеба. Доют,
пашут, ловят рыбицу. Республика наша строится,
дыбится. Другим
странам
по сто. История
пастью гроба. А моя
страна
подросток,твори,
выдумывай,
пробуй! Радость прет.
Не для вас
уделить ли нам?! Жизнь прекрасна
и
удивительна. Лет до ста
расти нам
без старости. Год от года
расти нашей бодрости. Славьте,
молот
и стих, землю молодости.
1927
