БОИ ГРЕМЯТ ЕЩЕ В ЕВРОПЕ
Бои гремят еще в Европе,
И смерть еще свое берет,
Но минет время, в свой черед
Планета вспомнит об окопе,
Откуда мы пошли вперед.
В СТАНИЦЕ ПУШКИ… ПЫЛЬ… ОБОЗЫ…
В станице пушки… пыль… обозы…
Грустит на цепке пес незлой.
И мирно пахнет от повозок
Травой привядшей и смолой.
Бойцы у кухонь с котелками, —
Солдатским щам пришел черед.
А кто-то точит нож о камень,
А кто-то дремлет наперед.
Поет цыганка, будто стонет,
Звенит монисто из монет.
Играет юность на гармони
Все о любви, которой нет.
Завороженные трехрядкой,
Солдаты песенку хрипят.
И смотрят девушки украдкой
На славных стриженых ребят.
Река рыбачьи лодки вертит,
Вдали саперы ищут брод.
…Как будто ни войны, ни смерти, —
К страде готовится народ.
Тишина полевая
И полыни пыльца.
Пыль полей истлевает
На морщинах лица.
И в душе у солдата
Эта тишь, как ожог.
Будто где-то когда-то
Я все это прошел.
Было, было все это
Наяву иль в бреду:
Я в зеленое лето,
Точно в реку, бреду.
Вскрикнут сонные гуси,
Просвистит ветерок.
Снова тихо над Русью
У полевок-дорог.
Ни войны и ни боли —
Только вёдро и синь,
Только гуси на поле
Окликают гусынь.
Никого там не травят,
Никому там не лечь.
И шумит разнотравье,
Точно бабкина речь,
Точно реченьки лепет
Там, в глуши, вдалеке.
…Самолеты — над степью!
Самолеты — в пике!
Мальчишка шел, задохшийся от пыли,
Из черных сел, где вороны кружат.
Его станицу пушками разбили,
Отец и мама мертвые лежат.
Трещали крыши от жары в колхозе,
Бродил в лощинках, запинаясь, дым.
Ревели танки, сокрушая озимь.
И мальчик шел. И пепел плыл над ним.
Застывших туч печальное молчанье.
В его глазах отчаянье и страх.
…А в этот день шутили англичане
В кругу своих детей, на островах.
А в этот день, закованные в панцирь.
На якоря поставив корабли,
Крутили патефон американцы
От плачущего мальчика вдали.
Он ковылял устало по проселку
И вдруг увидел нас в пыли, в дыму.
Мы в этот день форсировали Волгу.
Мы шли к нему. К мальчишке своему.
Орудие черно от сажи,
Почти лежит оно в снегу.
Но покореженное даже
Еще стреляет по врагу.
Его расчет стоит на месте,
Еще в лотках снаряды есть.
А дым разрывов — в перекрестье,
А танков на́ поле не счесть.
Свою уральцы ставят мету —
Сгорает прусское литье,
Нет, вашим танкам хода нету,
Умерьте рвение свое!
Покрыты по́том руки, лица,
Ревут разрывы, душит дым.
Ты не достанешься, станица,
Заклятым недругам твоим!
Гвардейской доблести и чести
Не тронут траки и броня,
И танк, попавший в перекрестье,
Уже не выйдет из огня.
Упал один боец расчета,
Упал второй — и он не бог.
И обтекает нас пехота
Под волчьи вопли «Хенде хох!».
Уже сержант навылет ранен.
Ему кричат живые: «Ляг!».
Но он стоит и умирает…
Твое предсмертное старанье
Навек запомню я, земляк…
Да будет ваше имя свято,
Как вечный памятник трудам
От крови красного солдата,
Не уступившего врагам!
ВОШЛИ В СТАНИЦУ НАШИ ТАНКИ
Вошли в станицу наши танки.
Течет, качаясь, черный чад.
У тела молодой крестьянки
Мальчишки малые молчат.
Дымя, потрескивает уголь,
И в пепле мать от кос до пят.
Глазами, полными испуга,
Сироты под ноги глядят.
Садится дым над пепелищем
В золу обугленных стропил.
…Мы в бой идем. И мы отыщем
Того, кто детство их убил.
В СОЛДАТСКОМ ЗЕРКАЛЬЦЕ СЛУЧАЙНО
В солдатском зеркальце случайно
Увидишь свой висок седой,
И станет на душе печально,
Что ты уже не молодой.
Но, завершив атаку дружно,
Где столько крови утекло,
Поймешь, что хмуриться не нужно,
Что лжет бездушное стекло.
В полях, снарядами избитых,
И в жар сражаясь, и в пургу,
Не дал ты Родину в обиду,
На разграбление врагу.
И ты спешил со всеми рядом,
Не уступая никому,
И седина твоя — награда
Тебе, и делу твоему.
Пусть время лица наши сушит,
И не близка победы высь,
Не в стужу зеркала, а в душу
Взгляни, солдат, и улыбнись.
НА ПОЛЕ БОЯ ПАДАЮТ СОЛДАТЫ
На поле боя падают солдаты.
Звезда из жести. Рябь имен и дат.
И синие холодные Карпаты
Заносят снегом кладбища солдат.
Во имя нашей Родины и чести,
Четвертый год, как братья и родня
Бойцы победу добывают вместе,
Не все дойдут до радостного дня.
…Те, что погибли, доверяли свято
Победе нашей, что должна прийти.
На поле боя падают солдаты…
Не забывайте павших на пути!
В ОКОП СНАРЯД УПАЛ ГРОМАМИ
В окоп снаряд упал громами,
Чтоб там служивого накрыть.
И в тот же миг старушке-маме
Смерть принялась могилу рыть.
Потом корчагу слез влачила
Молчком по выжженной траве,
Чтоб их хватило до кончины
Того, убитого, вдове.
И ни детей, ни внуков ныне
И впредь — на тысячу веков —
От тех, горбатых, как унынье,
Неисчислимых бугорков.
Ах, нету горя глубже ямы,
И нету памяти больней —
Когда теряют наши мамы
Своих неживших сыновей.
КОГДА-НИБУДЬ, КОГДА ПРОЙДЕТ ВОЙНА
Когда-нибудь, когда пройдет война
И наш народ отпразднует победу,
И вновь посеет пахарь семена, —
Я на могилу к матери приеду.
Там шелестят березки в тишине,
Там чуть дрожит железная ограда.
Враг не топтал твоей могилы. Мне
И это, мама, ратная награда.
…Горит металл. На поле тлеет пень.
— Ты жив, сосед? — кричу я наудачу.
Еще придет благословенный день —
Я на могиле матери поплачу.
ВСЕ ВПЕРЕДИ. И СЛАВА, И НАГРАДА…
Все впереди. И слава, и награда.
И мир. И тишь. И, может быть, музей.
Все впереди. А здесь бомбежка рядом
И смертный скрежет танковых осей.
И до предела выжатая фраза,
Окопный настороженный народ.
И коммунисты — молча, без приказа
Из ряда выходящие вперед.
Сигнал — в атаку! Ветер хлещет в лица
На штык наткнуться тут немудрено.
И атакуют первыми партийцы,
Иного на войне им не дано.
Мы — ленинцы, мы все — однополчане
На этих тропах, где горит броня,
Мы столько раз друг друга выручали,
И столько нас не вышло из огня!
Еще немного. Мы додавим гада.
Живи в тиши. Поля боев засей.
Еще чуток… А здесь бомбежка рядом,
И смертный скрежет танковых осей.
Зееловские высоты под Берлином, апрель, 1945
На берегу морском, в тумане,
Не на земле своих отцов,
Пилотки сняв, однополчане
Похоронили трех бойцов.
Чтоб им не тосковать в могиле.
Вдали от милых мест родных,
На холм машину водрузили,
В которой смерть застигла их.
Волна метаться не устала,
И лбами бури бьют в гранит,
Но танк уральского закала,
Как часовой, их сон хранит.
…Мы помним берег дальний, синий,
Гуденье гневного огня.
Спокойно спите на чужбине:
Над вами — Родины броня!
Берег Балтийского моря, 1945
