Вячеслав Ладогин - Спички

То мне снилось: краснеет рябина,
Кормилица снегирей.

То приснилась, иссечена поркой, рабыня
Мне, в шрамах, невольница южных морей.

Мне приснилась приволжская вьюга,
Трюмы влажные корабля.
То снилось мне, воешь, как волк, как белуга,
Ты, пустая, покрытая настом земля.

И коснулся пронзительный холод
Проснувшегося лица.
И почудилось мне, что, как якорь, наколот
Крест Южный на сильном предплечье Творца.

Ох, всё чудилось мне, что молюсь я, что каюсь,
Что исповедь нежная – удалась,
Но грёза, как хлопнувший парус,
Куда-то спешила от глаз.

Спи ты, Волга – под толщей, под коркой,
Под серой фольгою льда.
Там снегирные флейты, вороньи стада…
Там рябина кипит снегирями – над Волгой,
Древней флейте подобно.

Не так ли и ты, Русь,
Что бойкая необгонимая
(хоккейная) тройка, несешься?
Дымом дымится (лёд)
Под тобою (хоккейная тройка)
(к пьедесталу почёта) дорога,
Гремят (коньки, сожжены) мосты,
Всё отстает и (мы
Чемпионы (бит швед, и канада)
Остается (ура!) позади.
Остановился пораженный
Божьим чудом (американец)
Созерцатель(обозреватель)
Не молния ли (петровский
Знаменитый бросок, что это,
Шайба) сброшенная (прямо) с неба?
Что значит это
Наводящее ужас движение?
И что за неведомая сила
Заключена в сих неведомых светом
(Михайлов, Петров, Харламов),
Трёх ужасных (советских) конях?
Эх, (коньки), кони, кони,
Что за (ледовые)кони!
Вихри ли сидят в ваших гривах?
Чуткое ли ухо горит
Во всякой вашей жилке?
Заслышали с вышины
(гимн Союза, иль пение певчих,
что в нем скрыто, как девочка в хоре,
узнаёте) знакомую песню,
(под доспехами) дружно и разом
Напрягли (свои) медные груди
И, почти не тронув (коньками
Льда хоккейного, скользкой) земли,
Превратились в (продление клюшек)
Одни вытянутые линии,
Летящие по воздуху, и
Мчится, вся вдохновенная богом!..
(как легенда, хоккейная тройка)
Русь, куда ж несешься ты,
Дай ответ? Не дает ответа.
Чудным звоном (коньков об лёд)
Заливается колокольчик;
Гремит и становится ветром
Разорванный в куски воздух;
Летит мимо всё, что ни есть на земли,
И косясь постораниваются
И дают ей дорогу другие
Народы и государства.
Имя её, этой птицы хоккея
Михайлов, Петров, Харламов.
Говорит и показывает
Москва в телевизоре «Темп».
У микрофона Озеров.

…Вначале, я верую, слово.
Представь: до всего… до бабла!
Я зрел, как с иконы Рублёва
Хоккейная тройка пришла
В ледовом малиновом звоне.
Три клюшки – три тонких жезла
На средневековой иконе,
И вера в нас не умерла.
Что хочется, с Церковью делай
Но «Темп» черно-белый не врёт,
Как вера твоя в чёрно-белый
Крепка телевизорный лёд.
Потомок владетельных хамов,
Был я в телеикону влюблён —
Михайлов, Петров, Харламов,
Коньков тех – малиновый звон.

Широкая грудь с «эСэСэРом»,
Как молнии росчерк, бросок.
Над замершим в страхе партером
Священный летит сквознячок.
Как камня свист шайбы, о, кара
Давидова! Крах вратаря!

О, волшебная сила удара!
О, восторги, что вера не зря!
Даже тени не знал я сомненья
В чистой правде хоккейных побед,
Таково моё было крещенье,
А иного, считалось, что нет.
Голоса про высокое благо
Часто лгут (что пятнает Христа).
Маргарита – с метлой, а в «Живаго»
Много прозы. Вся полупуста.
Не спеши дать оценок спесивых,
Почитатель рояльных вершин
Вспомни, Быков, чудесный отрывок,
В русской прозе такой лишь один:
Лёд дрожит, да вскрикнул в испуге
Остановившийся (чешский защитник)
И вон она понеслась, понеслась, понеслась!
(Наша тройка: Михайлов, Петров, Харламов),
И вон уже видно вдали,
Как что-то пылит и сверлит воздух,
(Это шайба, смотрите повтор)!
Не так ли и ты, Русь,
Что бойкая необгонимая
(хоккейная) тройка, несешься?

После вышла «Рублёв» кинолента,
И хоккейный развеялся сон,
Очевиднее нет документа,
Что летал тенью Троицы он.
…И хоккей наш, и Тройку из Гоголя,
И наш коврик а ля Васнецов
Взяли мы грабежом не у Бога ли?
Всё Твоё. Пощади наглецов.

Меня не брали в команду, почти – не брали…
И младше был я, и хуже умел – с мячом,
Когда им хватало людей, без меня играли.
Я был – «на пожарный случай», – «Я исключён,

Я лишний на поле», – страдание мне твердило,
И «тише, Танечка», – дразнил себя я, – «не вой», —
Пиная мяч, пока солнце не заходило,
Настропалялся ловить его головой,

И вот однажды я выскочил из защиты
На правый фланг, и повёл, повёл мяч, пошёл…
И пас был на левый край… И летит, обшитый
Верёвками, мяч, тут-то я – головой, и… гол,

В девятку сладко попасть. Мяч попал в девятку.
Признанье смущало. Все хлопали по плечам:
«Как Славка наш вмазал!» – а Славке почти не сладко.
А Славка гулял, только где вот, не вспомню сам.

Уж не по душе мне играть ни в единой сборной,
И новый придумал футбол я в сердце моём:
Выходит один на поле с душой упорной,
И все двадцать двое играют с одним игроком,

Где чисто играют, а где «подкуют», попинают,
Где в спину двумя руками толкнут на бегу,

Где слово обидное скажут. Игрок же играет.
Я сам тот игрок. И ни жалобы, ни гугу.

Понятно, что в этом поле одни лишь ворота,
И ясно, что сложно забить в них победный свой гол,

Но если забьёшь, «победил Слава Ладогин». Вот как.
«Зачем же?» – спросил я себя и ответ нашёл:

В том матче, где гол я забил головой в девятку,
Я руки увидел – из воздуха – взявшие мяч,
И внесшие в угол, и дивно мне стало, и сладко
От их красоты, и огонь в моём сердце горяч.

Я не знаю, что нужно, чтоб я их увидел снова,
Но думаю, нужен почти невозможный гол,

И если я прав хоть на ноготь, то, честное слово,
Нет лучшей игры, чем Ладогинский футбол.

Вот, ты, моя радость, не любишь моих
Народных баллад за корявости…
С другой стороны – ну куда мне без них —
В серебряный век и кудрявости?
Живей меня – в кузню хороших манер,
Да перековать мои слабости,
И выйдет оттуда – такой кавалер! —
Что горло заноет от сладости.
Даёшь перековку, ни шагу назад!
Жаргонами больше не «ботаю»!
Долой этих уличный слов зоосад,
Смотрителем где – я работаю.
Гиен и волков, ядовитых змеюг
На зебр поменяем
                       с жирафами.
Жаргонные фразы, вам скоро каюк!
Мужланы, хотите ль быть
                       графами?

Я сам по себе никуда не гожусь,
Вся песнь! Весь язык мой, всё начерно!
Скорей же к тебе! – в тачк………… в авто я сажусь,
Которое взял я на Нансена,
А там, в этой тачке… тьфу, в этом авто
Шансонская радиостанция,
Унылый пошляк завывает про то,
Что «в жизни, бродяга, скитался я», —
Что «Пропасти, братцы, я встал на краю», —
Что, – «Рвётся душа, в пропасть падая», —
Что, – «РРР… столько лет отдыхал я в раю», —
Рычит магнитола хрипатая.
И я, чтоб не слышать, стал сам говорить,
Слова выбирая не «зверские»,
А так, понежней: «Надо переварить», —
Сказал я, – «Причины бы – веские,
Зачем «Я у пропасти встал на краю»
Сует обязательным образом
Вся русская улица в песню свою,
С надрывным при том ещё голосом?
Возможно, у всех нас характер такой», —
Сказал я водителю, – «Кажется
В России всем – пропасть, мол, передо мной,
Бултых… и кровавая кашица»…

«Возможно, вы правы», – водитель вздохнул
Остатком вчерашнего Бахуса, —
«Бывают такие дела… ну и ну…
Но в пропасть нельзя вдруг – шарахнуться.
Мне всякое видеть случалось: в делах
Ограбят, побьют… сами знаете…
Забрали машину – пусть не Кадиллак,
Однако – модель… и куда идти?
…Нет, надо терпеть, одолеешь беду,
И жизнь рассосётся коварная.
Да вот я, хотите? – пример приведу,
Как смерть наступает бездарная?

Мой друг, одноклассник, сказал мне в году…
(Лет десять назад, или менее):
«Всё. Жизнь холостую имел я ввиду,
Один не хочу – как растение!

«Женюсь»! – «А на ком»? – Называет одну.
Ту женщину знаю, и тесно я.
– «С ума», – говорю, – «ты сошёл, маханул,
Штамп негде поставить. Известная», —
– «Молчи», – говорит, – «Здесь любовь у меня,
Не путай меня, я распутался».
– «Тогда сам решай», – говорю ему я…

Женился. А эта распутница
Беременная, представляешь, пила
Коктейли из банок поганые,
Курила одну за одной… Ну, дела…
Представляете: роды-то пьяные!

…Рождается девочка. Мать только пьёт,
Муж деньги приносит, в работе весь.
Представьте, ребёнку пошёл третий год,
И вышло, опростоволосились —
Ребёнок глухой от рожденья у них,
А мать и не знает, гулящая.
Представьте, в каком настроенье мужик,
«Любовь ведь», – твердил, – «настоящая»…
Забрал он дочурку, – «Живи», – говорит, —
«В квартире моей, да развод мне дай».
«Знай, я отравилась», – она звонит,
Вот рыбка ж какая… даёт!.. минтай.

И нет бы сказать ей: «Бросаю пить»,
И нет бы сказать: «Дорогой, прости»,
Пришлось этой маме в могилке сгнить,
На пьянку таблетки – и не спасти…
Хотела пугнуть, а не вышло пугнуть,
Рвало, а отраву не вырвало.
Вот вы мне скажите, ну разве не жуть,
Ну разве не дура, чувырла-то?..

Вожу теперь девочку я в интернат,
Чтоб как-то помочь однокласснику.
Да, пропасть, вы правы, на первый-то взгляд,
Жизнь – пропасть, и тут не до праздника!
А надо же – как вы считаете? – жить!
И завтра встречать, может, хмурое,
Не прыгать по пропастям, зря не блажить,
Не быть, извините, но дурою…
А как эту пропасть порой миновать,
Не знаешь, стоишь, и шатаешься…
Других что́ учить? Самому не понять,
Хоть честно страдаешь, пытаешься.

Вот, взять для примера (я лично свою)
Как есть, расскажу пропасть тёмную:
Я пью, очень редко. Но если уж пью,
То метко. Уж начал, так ё моё…
Однажды я выпил… не знаю сам, как
Добрался домой после этого.
Проснулся. С похмелья пылает чердак.
Мутит не шутя. Сигарету бы.
Влез в сумку к жене (она в смене была,
Такая работа – посменная)
Чужая сим-карта в ладонь мне легла.
Будь трезв, говорю откровенно я,
Я б эту сим-карту, уверен, забыл,
Но тут в мою пьяную маковку
Втемяшилось. Вставил. Себе позвонил.
И разоблачил свою лакомку.

Звоню генералу из органов: «Слышь,
Пробей, кто хозяин мобильника.
По гроб должен буду. Пробил он. Тот шиш
Работал с ней вместе. Как миленько!
У всех нас, кто в бизнесе, есть на крайняк
Любая печать, сами знаете,
На всякий на случай… И я не дурак.
Что нужно? Нотариус. На тебе!

Всё нотариально – доверенность есть —
«Друг болен, нужна распечатка мне
Звонков» – распечатку дают в МТС
…Звонки в тот же номер десятками.
Всё ясно мне стало. От злости дрожу:
Жена, не посмей отпираться ты»!
«Зачем», – говорит, – «я к нему ухожу»…
Вот, знаете, рада стараться-то!
Как всякий мужик, я беру пистолет,
Который у всех нас в загашнике,
Звоню её хахалю, мол-де, привет.
Примчал. Он сидит на багажнике,
И пьёт из бутылки коньяк – из горла.
«Убью» – я сказал, – «И беседа пошла».

Жена оказалась ему не нужна
Иначе, как для развлечения.
Осталась со мной… но не спим ни хрена
Два года, и нет излечения.
А как излечиться? Не скажете вы,
Как в пропасть не рухнуть проклятую?
Два года. Два года. И чтобы не выть,
Бомблю по ночам, зарабатываю.
«У пропасти», – в песне поётся, – «стою»,
И чтоб не упасть в неё, водку не пью.

Прощаемся, вышел, и про́пасть в тот миг —
Открылась мне в пламенной явности…
Вот, ты, моя радость, не любишь моих
Народных баллад за корявости…