Ознакомительная версия.
Уходит. Мгновенно Мартемьянов оказывается в своей кухне.
Мартемьянов
Жизнь прошла. Видел многое. Но… поищи, брат, баранов!
Где улики, улики же правду одни говорят?
Нет, любезный полковник, не выйдет такой твой расклад.
На-кось, выкуси, Ванечка не виноват.
Проходит три дня. Мартемьянов опять в кухне.
Мартемьянов
На-кось выкуси, накося выкуси, выкуси накося!
Ишь ты, выдумал пакости, вишь, тебе нравятся пакости…
Сын… на даче… поджёг пьяниц двух!
Ну а кто их спалил? Хоть – злой дух!
Я встречался не раз – с чудесами,
Даже было, что жгли себя сами.
Ты вот, только, при чём тут, сынок?
Генерал, входя:
Я намучился жать на звонок.
Мартемьянов
Не фурычит он… вы? Как открыли?..
Генерал… но полковник – не вы ли?
Генерал
Я, сынок. Забываешь ты дверь
Запирать. Я повышен теперь.
Встаёт.
Генерал
Спасибо, но дело —
Дело прежде
всего.
Генерал
Бросьте ёрничать! Муж ведь с женой
Умерщвлён.
Мартемьянов
Ну и кто тут виной?
Падает в кресло.
Генерал
Перестаньте шутить ваши шутки!
Дам, пожалуй, я вам день… нет, сутки.
Мартемьянов
Да на что вы даёте мне срок?
Генерал
Через сутки чтоб был голубок!
Наутро.
Мартемьянов
Ни секунды не спал я.
Голос.
Инженер, с вами маршал, неведомый вам, говорит.
Мартемьянов
Вы?.. Вчера генералом являлись ко мне, что вы мелете!
Голос.
Я повышен. А вы, запасник, мне дерзить как вы смеете!
Голос
Живо Ваню в охапку и рысью к ментам.
Мартемьянов
Есть. Р-шите идти?
Голос.
Да, ступай! И смотри… Вот я вам!
Мартемьянов
Собирайся, сынок, мы уходим с тобой по приказу.
Как придём, так узнаешь, куда, чтоб не всё, друг мой, сразу.
Уходят.
У дверей кабинета ожидают Мартемьяновы, вбегает бабка.
Бабка.
Ой, коза! Ой, Манефа-коза, подожгла, дура, дачников,
Да сама и сгорела… глупа да бодлива была.
Мартемьянов
Что, какая коза?
Бабка.
Смерть в огне. Помнишь прессу про двух неудачников?
Их Манефа моя, то бишь дура-коза подожгла.
Зацепила проводку рогами и, милушка, вспыхнула,
Погорела, весь дом погорел.
Мартемьянов
Говорите, Манефа-коза их убила? Неслыханно!
Сыну:
Что смеёшься, пострел?
Входит в майорском кителе тот, что был полковником, генералом и маршалом.
Бабка
Вот, товарищ майор.
И улика – рог правый, обугленный.
Майор.
Подожди ж ты с уликами, дай же открыть кабинет.
(Возится с ключом)
Мартемьянову:
Да, разжалован я! Был фигурой, вот, сделали пугалом,
Но зато ваш сынок получил на свободу билет.
Что вы смотрите? Вон! Я сказал, вон отсюда, проклятые,
И смотрите, чтоб не попадались, не то вот я вас…
Бабке:
Проходите, гражданка…. Так что там Манефа, коза твоя?
Каб осталась жива, я бы ей надавал по рогам.
Скрывается с бабкой в кабинете, в руке обугленный козий рог.
Мартемьянов
Что ж, Ванюша, пойдём, видишь, как наша жизнь переменчива,
Хорошо, что сгорела коза, а иначе бы швах.
Кто же знал, дорогой, что так глупо умрет твоя женщина?
Что ты чувствуешь, Ваня?
Сын
Не выразить сердце в словах.
Стремительно убегает.
Мартемьянов
Он живой! Сын живой!
Удаляется, пританцовывая.
Выходит из кабинета бабка, крестясь, семенит прочь.
Дверь открыта. Кабинет пуст.
Двое прохожих:
1-й
Да, представьте, вот так-то недавно сынок Мартемьянова
Был спасён от решетки козою Манефой внепланово.
Проходят мимо.
Коробок V
К платформам ледяным тоски составы подавало лето
Бессовестный, бессовестный,
Смешной и жуткий шут,
Скажите, кто он, собственно,
Новейший русский плут…
Вавилонская Давалка
(стихи о современности и о современной поэзии)
Соловей мой, соловей,
Голосистый соловей…
* * *
Кто скушен мне? В ком постоянства нет,
В ком дышит жизнь ни шатко, и ни валко,
Тот (дворник ли, политик он, поэт) —
По сути – вавилонская давалка.
Ни обречённый, тусклый свет звезды
Меня, боюсь, в давалке, не волнует.
Ни принцип, ни хвостом туды-сюды,
Ни против ветра, ни куда подует…
Каков – как человек?.. – о, не бездарен,
Всем (по метле, политике, стихам)
Даст фору, здесь – свой парень, тут, глянь – барин,
Умён? – почти… в ошибках не упрям,
Занудливый? – …всё ж будит интерес,
Жаль, леноват? – всё ж, вместе с тем – проворен,
Все: Чацкий, и Молчалин в нём – Печорин,
И Гамлет, есть А. С., и есть – Дантес…
Зевс, Посейдон есть, Аполлон плюс Пан,
Чуть пьян, и трезв, чуть жив, чуть не упал,
Слегка официальный, и… опальный
Чуть не добрёл до мысли шедевральной,
Чуть любит чуть друзей чуть-чуть своих,
Чуть не блюю, признаюсь, от таких:
Чуть холоден, чуть-чуть горяч, вестимо,
Чуть поглядел, и мимо, Данте, мимо…
Отец: «Кем хочешь», – дочке как-то раз
Сказал, – «ты стань, всё ж, знаешь – не давалкой».
Ни пошлое тщеславье, ни отказ,
От мелкого тщеславья жалкий,
Ни принцип, ни хвостом туды-сюды,
Ни против ветра, ни куда подует,
Ни обречённый, тусклый свет звезды
Меня, боюсь, в давалке, не волнует.
* * *
Соловей мой, соловей,
Голосистый соловей…
Сняв гермошлем, на крыльях озорной
Влетел Ас Пушкин, «как поэт к поэту»
В дом Ладогина. Вынул сигарету,
И воздух задымил передо мной.
Понятно же, я кашлял и дрожал.
Дым Пушкина по комнате клубился.
Он сыпал на пол соль, он ел с ножа,
Он цвёл геранью и в стаканы лился.
Я так себя вести, как он, хотел,
Я даже (вздор, но!) танцевать пытался.
Он бабочкой по комнате летел,
Он кошкой по гардинам забирался,
Мне кажется, что я ему грубил.
Табачный дым он скатывал в клубочек,
И всовывал мне в рот, он столько ровно был,
Пока хватило на шестнадцать строчек.
Бык, Лев, Мартышка и Ёсич Суслик
(Исповедь охранника)
Дело было в Москве. Ох, Москва, тебя звать – Вавилон,
Где занятного вдосталь. Здесь каждая исповедь – книжка,
Всю Москву не прочтёшь. Собутыльник мой нынешний – вон—
Здоровенен, а хныкает, как – вороватый мальчишка,
Что таскает варенье у мамки. Непросто ему:
Исповедаться пьяно в Калашном, в шашлычной, в дыму,
Говоря, он неполную стопку крутил, всё елозил руками.
Эту исповедь я записал, как умею, стихами.
Рассказ «Быка»1.
«Славка, Суслика предали мы»!.. —
рюмзал бык, – «объяснить? —
В девяностых – все мы приподнялись на сосках-пустышках». —
Шумный вздох, – «да вот, хрен, подкузьмил нас «зелёный» кредит,
И доверчивость, знаете…
К слову, о сереньких мышках», —
Крякнул бык, – «Славка, я ведь о нас – в рот нам ты не пальцуй,
Фигу выкусим наискось! – Мышки», – он мыкнул, – «козлисты,
А без кошек – особенно», – по столу стукнул, – «хоть злись ты,
Хошь пляши на носу корабля или… собс-ном носу,
Капитан, улыбнитесь», – мой бык проревел, – «вами песенка спета.
Вы доверчивы к вашей команде? Что ж, море пожрёт
Ваш корабль», – (пьяный «чох»), – «ни привета в волнах, ни корвета,
Сага пишется золотом на этикетке от шпрот…
2.
Мы наваривались в связке – клейкой – с героем рассказа,
Спрос на соски пустышки пёр ахово, цвёл оборот.
Оголев, налипала – рублишками впятеро – касса.
Огорчила фортуна, зря все чаяли – в горку попрёт —
Пшик… иссяк к девяносто восьмому берёзовый сок.
Ты кромсай, ты вгрызись в бересту, не докусишься – в мае.
Славка Ладогин, помнишь ли, доллар в те дни всполз, высок —
Просто выстрел в висок, чушь, ламбада светил чумовая.
…Вот и предали мы – ртов лавина ж – по лавкам гудит! —
Это мало, что предали – мы распилили остатки.
И не отдал наш Ёсич кредита, и чисто в девятке,
Как сказала завскладом, умчал его нохча – бандит.
Говоря это, вдруг поднял, как у младенца больного
Бык глаза на меня… и – давай наливать водку снова.
Ну так, Суслик на днях отзвонился… прошло десять лет.
Всем – и Лёве, и мне, и Мартышке… зовёт на обед.
3.
И вздохнул неказистый гигант, как грудное дитя…
«Мы с Сусликом встретились с гаком лет десять спустя», —
Зашептал покаянно, – «на рынке одной из окраин,
Где, знаешь ли, с рыбой живой то ли чан, то ль бадья
Пластмассовая», – пьяный кашель, и всхлип… – «встал хозяин:
– Нам парочку карпов вот этих, красулей, – давай» —
Так Ёсич носатому весело кажет кавказцу —
Сегодня мы рыбу, апостолы! Не унывай,
У нас Благовещенье, мы протчую вкусность на Пасху…
«Хатите, два штучка пачищу за сорок рублей», —
Спросил нас носач. – «Да, почисть. Только раньше убей»…
Тут паузу сделал «апостол» и водки глотнул,
Потом продолжал на корявом своём воляпюке,
Простецком московском жаргоне трындеть, так заёрзав, что стул
Под ним заелозил по кафельной плитке, и звуки
Мешали мне слушать, но я не сказал ничего,
Я ждал чуть брезгливо, чем кончится притча его.
4.
«Ну… Ёсич поморщился: «Участь я вижу мою» —
Продолжил охранник, – «не чувствую больше, мол, боли —
Как с рыбы вначале, содрали в тот день чешую,
Как ей, после выдрали жабры, живот, мол, вспороли.
Карп думает, будто плывёт, хвост дрожит, плавники
Шевелятся… нет, ему плыть, как по водам вам топать!
Он будет изжарен вдали от пруда и реки,
Идёмте же, нам вчетвером предстоит его слопать».
И рыбу в пакет непрозрачный кавказец швырнул,
И вывесил Ёсич улыбку свою – шире скул.
5.
И велит Суслик в кухне Мартыну:
– Мартыш, подсоби, —
В муку соль вмешай, перед жаркой посыплешь ей карпа, —
Оно не сложней, чем пилить и мутить из деньги
Себе на чаёк – да чего ж это ты – без азарта?!
А ты – бык продолжил – (сказал Суслик благостно мне) —
Порежь, брат, хребет поперёк, попили кругляками, —
Товар не со зла попилил ты, и не по вине —
А просто что делать, твой шеф же в лесах, с бандюками!..
Ты же, Лёва,
поставь сковородку на сильный огонь —
И лей в неё масло, когда та «тефаль» раскалится,
Как ложь в мои уши ты лил…
Был один, стал другой
Из вас, хлопцы, каждый. Не бойтесь, я не Монтекристо,
Не мститель я, мальчики, всех созываю к столу,
Кормлю от души, хоть прошу не серчать – без размаху.
И прошлое видится мне как сквозь некую мглу
За этою гранью – он рек, расстегнувши рубаху…
Шрам яркий на рёбрах – лиловый с багровой каймой —
Невольно потрогав, наш Лев прошептал: «Бог ты мой»!
Тут – бывший хозяин сказал: «Карпа, парни, берите,
Вино вам, и хлеб – что же как не родные сидите?
Глаз вон – тем, кто старое всуе начнёт поминать,
Два глаза долой – кто посмел о былом забывать».
Боялся, что делать, я пьяной истерики после
Такого рассказа, но «бык» обошёлся без позы,
Лишь вскинул глаза на меня. Водки налил, хлебнул,
Качнул стул скрипящий и плешь очень низко нагнул.
Мне – страх – его слог неприятен, но повесть такую
Не вдруг позабудешь, вот, я её и – публикую.
Ознакомительная версия.
