1940–1942.
По небу осеннему катится гром,
Дивизия наша стоит за Днепром.
Мост взорван — в мой город вступили враги,
И город во мраке, не видно ни зги,
Лишь вспышка зарницы в полнеба блеснёт
Да выстрел зенитки вдали громыхнёт.
И снова свист ветра, журчанье воды,
И жёлтые листья роняют сады.
В пробоинах зданья, в глухой небосвод
Упёрся огромной рутой дымоход.
Кривые заборы, пустые дома
И крики о помощи сводят с ума.
А в доме, где в детстве кормил я котят,
Убийцы за ужином сытным сидят,
И рыжий ефрейтор с нагрудным крестом
Уставился молча в портрет над столом.
Смеётся ефрейтор, стреляя в портрет:
— Пока получите задаток, поэт!
Свистит в переулочке ветер степной,
Читатель обходит мой дом стороной:
Со мной он когда-то был лично знаком,
Пугает его мой покинутый дом.
Под ветром осенним шумят тополя,
И улицы прямо ведут на поля,
В широкие степи, в родимый простор,
К могилам поруганных жён и сестёр.
Здесь жертвы хрипели в крови под кнутом.
Их жгли на огне, добивали потом.
И свежий курган окровавленных тел
Глазами замученных в небо глядел
И слушал, как, руки в могиле сложив,
Живой из могилы взывает: — Я жив!
И солнце глядело в сиянии дня,
Как праздник справляли огонь и резня.
Как люди в степи полыхали огнём.
Как жаркую кровь их сосал чернозём.
И слышу я: колос шумит на ветру:
Я каплю за каплей их кровь соберу,
Всю ярость в себе соберу я одном,
Рассеюсь в краю ядовитым зерном,
И жатвою мщения зерно прорастёт.
«Вставайте и мстите!» — гортань обожжёт.
И камни восстанут за каждым кустом
И скажут друг другу: «Пойдём и убьём!»
И рыжий ефрейтор, стрелявший в портрет,
В тот день не закончит свой сытный обед.
Мой город во мраке, не видно ни зги,
Читатель во тьме ускоряет шаги.
Над братской могилой, над трупом жены
Услышал он голос с родной стороны.
Он знает пути и дороги кругом,
Он в степи уйдёт, он покинет свой дом.
Детей он оставит, — забросит уют,
Здесь в городе завтра его не найдут.
По небу осеннему катится гром:
Дивизия наша стоит за Днепром.
Ненависть, тебя пою
И тебе слагаю оду,
Кто не знал тебя в бою.
Тот не знал любви к народу.
Я под знаменем вождя
Жду тебя во имя чести.
Словно в засуху дождя,
Край любимый жаждет мести.
Ненависть, пришёл твой срок.
Ты — судья земле и небу!
Ты зажми в руке клинок,
Стань со мной и крови требуй!
Наноси удар, рази!
Молнией мелькай летучей!
Пусть у ног твоих, в грязи,
Стонет враг от боли жгучей!
Пусть врастёт в траву нога,
Пусть землёй заносит тело,
Бей, чтоб ведьма — мать врага —
Дважды за ночь сиротела!..
Ну, а если сам паду, —
Песней встречу пулю злую.
У народа на виду
След твой алый поцелую.
Чтоб друзьям издалека
Излучали без ошибки
Тусклый взгляд мой — блеск клинка,
Губы — жар твоей улыбки…
Степь в мареве лежит, как неживая:
Ни ветерка вокруг — несносный жар лучей.
И вдалеке, как туча грозовая,
К нам движется толпа отцов и матерей.
Кто тянет скарб в узлах, кто по-хозяйски яро
Бичом свистит, сгоняя в круг коров.
И в дальних отблесках погасшего пожара
Похож на плач скотины хриплый рёв.
— Откуда, мать? Куда? — Со станции Лихая,
От немца мы… А ты куда, сынок?
И словно с неба капля дождевая,
Слеза на землю падает у ног.
Что ей сказать? Молчу я, брови хмуря,
Вдыхаю горестно простор
