Уильям Вордсворт - Избранная лирика

                  Скажи, мой друг, как путь найти прямей,
                  Когда притворство — общая зараза
                  И делают нам жизнь — лишь для показа —
                  Портной, сапожник, повар и лакей?

                  Скользи, сверкай, как в ясный день ручей,
                  Не то пропал! В цене — богач, пролаза.
                  Величье — не сюжет и для рассказа,
                  Оно не тронет нынешних людей.

                  Стяжательство, грабеж и мотовство —
                  Кумиры наши, то, что нынче в силе.
                  Высокий образ мыслей мы забыли.

                  Ни чистоты, ни правды — все мертво!
                  Где старый наш святой очаг семейный,
                  Где прежней веры дух благоговейный?

               Milton! thou shouldst be living at this hour;
               England hath need of thee: she is a fen
               Of stagnant waters: alar, sword, and pen,
               Fireside, the heroic wealth of hall and bower;
               Have forfeited their ancient English dower
               Of inward happiness. We are selfish men;
               Oh! raise us up, return to us again;
               And give us manners, virtue, freedom, power.
               Thy soul was like a Star, and dwelt apart;
               Thou hadst a voice whose sound was like the sea:
               Pure as the naked heavens, majestic, free,
               So didst thou travel on life's common way,
               In cheerful godliness; and yet thy heart
               The lowliest duties on herself did lay.

                   Нам нужен, Мильтон, — ты! Отчизна ждет.
                   Трясина дней, стоячее болото
                   Священника, солдата, рифмоплета,
                   Пустопорожних мнений и хлопот —
                   Таков, порвавший с прошлым, этот год,
                   Поправший нашу праведность. Забота
                   Лишь о себе к нам ломится в ворота.
                   Вернись! верни свободу и почет,
                   Былую доблесть и благую силу.
                   Ты был звездой, сиявшей с высоты.
                   Реченья, величавы и просты,
                   На берег Альбиона набегали,
                   Как волны, — но послушные кормилу.
                   Ты понимал и низкие печали.

               Nuns fret not at their convent's narrow room;
               And hermits are contented with their cells;
               And students with their pensive citadels;
               Maids at the wheel, the weaver at his loom,
               Sit blithe and happy; bees that soar for bloom,
               High as the highest Peak of Furness-fells,
               Will murmur by the hour in foxglove bells;
               In truth the prison, unto which we doom
               Ourselves, no prison is; and hence for me,
               In sundry moods, 'twas pastime to be bound
               Within the Sonnet's scanty plot of ground:
               Pleased if some Souls (for such there needs must be)
               Who have felt the weight of too much liberty,
               Should find brief solace there, as I have found.

                   Монашке мил свой нищий уголок,
                   В пещерной тьме аскет не знает скуки,
                   Мила студенту цитадель науки,
                   Девица любит прялку, ткач — станок.

                   Пчела, трудясь, летит искать цветок
                   На дикий Фернс, — жужжит, и в этом звуке
                   Лишь радость, ни усталости, ни муки.
                   И кто в тюрьме свой дом увидеть смог,

                   Тот не в тюрьме. Вот почему не ода,
                   Но тесного сонета краткий взлет
                   И в радостях мне люб, и средь невзгод.

                   И кто, как я (не шутит ли природа!),
                   Горюет, что стеснительна свобода,
                   В сонете утешение найдет.

                 Earth has not anything to show more fair:
                 Dull would he be of soul who could pass by
                 A sight so touching in its majesty:
                 This City now doth, like a garment, wear
                 The beauty of the morning; silent, bare,
                 Ships, towers, domes, theatres, and temples lie
                 Open unto the fields, and to the sky;
                 All bright and glittering in the smokeless air.
                 Never did sun more beautifully steep
                 In his first splendour, valley, rock, or hill;
                 Ne'er saw I, never felt, a calm so deep!
                 The river glideth at his own sweet will:
                 Dear God! the very houses seem asleep;
                 And all that mighty heart is lying still!

                     Нет зрелища пленительней! И в ком
                     Не дрогнет дух бесчувственно-упрямый
                     При виде величавой панорамы,
                     Где утро — будто в ризы — все кругом

                     Одело в Красоту. И каждый дом,
                     Суда в порту, театры, башни, храмы,
                     Река в сверканье этой мирной рамы,
                     Все утопает в блеске голубом.

                     Нет, никогда так ярко не вставало,
                     Так первозданно солнце над рекой,
                     Так чутко тишина не колдовала,

                     Вода не знала ясности такой.
                     И город спит. Еще прохожих мало,
                     И в Сердце мощном царствует покой.

                Fair Star of evening, Splendour of the west,
                Star of my Country! — on the horizon's brink
                Thou hangest, stooping, as might seem, to sink
                On England's bosom; yet well pleased to rest,
                Meanwhile, and be to her a glorious crest
                Conspicuous to the Nations. Thou, I think,
                Should'st be my Country's emblem; and should'st wink,
                Bright Star! with laughter on her banners, drest
                In thy fresh beauty. There! that dusky spot
                Beneath thee, that is England; there she lies.
                Blessings be on you both! one hope, one lot,
                One life, one glory! — I, with many a fear
                For my dear Country, many heartfelt sighs,
                Among men who do not love her, linger here.

                       Вечерняя звезда земли моей!
                       Ты как бы в лоне Англии родном
                       Покоишься в блистании огней,
                       В закатном упоении своем.

                       Ты стать могла бы светочем, гербом
                       Для всех народов до скончанья дней.
                       Веселым блеском, свежестью лучей
                       Играла бы на знамени святом.

                       Об Англии, простертой под тобой,
                       Я думаю со страхом и мольбой,
                       Исполненный мучительных тревог.

                       В единстве жизни, славы и судьбы
                       Вы неразрывны — да хранит вас Бог
                       Среди пустой, нелюбящей толпы.

               The world is too much with us; late and soon,
               Getting and spending, we lay waste our powers:
               Little we see in Nature that is ours;
               We have given our hearts away, a sordid boon!
               This Sea that bares her bosom to the moon;
               The winds that will be howling at all hours,
               And are up-gathered now like sleeping flowers;
               For this, for everything, we are out of tune;
               It moves us not. - Great God! I'd rather be
               A Pagan suckled in a creed outworn;
               So might I, standing on this pleasant lea,
               Have glimpses that would make me less forlorn;
               Have sight of Proteus rising from the sea;
               Or hear old Triton blow his wreathed horn.