Статуя.
Настоятель. I Монах. II Монах. Хор Монахов.
Пролог
Духи:
быть — это быль
и тот, кто был, тот будет
быть — это радость
и тот, кто хочет быть, — тот будь.
И в колыбель его кладут
в младенчестве
и кормят молоком,
и с молоком впервые
он вкушает радость.
А в детстве он идет
и посещает школу,
а в школе получает знание,
и в знаниях он видит радость.
А в юности он сильно любит
и чувствует большую радость.
А в зрелости он получает силу
и в силе ощущает радость.
А в старости он получает мудрость
и мудростью он произносит слово,
и это слово — радость.
Дух Фирмапелиус:
Тому, кто хочет быть, и стал
тому всегда прилична глупость.
Дух Бусталбалиус:
Быть это значит быть умом.
И тот, кто хочет быть,
тот будет умным.
Дух Фирмапелиус:
А тот, кто хочет быть — и будет,
того тотчас же одолеет глупость.
Дух Бусталбалиус:
А я твержу и утверждаю:
быть, это значит быть неглупым
и ты, приятель Фирмапелиус
жестоко ошибаешься
Дух Фирмапелиус:
Скажу тебе, друг Бусталбалиус,
что ты прямое доказательство
того, что значит быть
Дух Бусталбалиус:
Я не был и буду никогда
и ты не будешь никогда
и никогда ты не был.
Проходящие облака:
А потому и разговор небывших
мы будем называть небывшим.
Расцветающие цветы:
А размышленье проходящих
мы называем проходящим.
Заходящее солнце:
Что не успело расцвести,
то не успело мудрости приобрести.
Озёра и реки:
Течение всегда приятно
и радостен покой.
Когда мы пристально
глядим на что-нибудь,
то наши мысли быстро несутся
и мы, не в силах оглянуться,
летим с порога на порог
журчим рекой на поворотах
и поднимаем в верх волну.
Но вот затихло быстрое теченье
мы видим шире, больше,
видим сразу много
и не спешим, а тихо разливаемся
и делаем свою поверхность гладкой.
И гладкая поверхность отражает небо.
А в небе, ночью, светят звезды,
а днём летят по небу птицы
и отражаются в воде.
Пролетающие журавли:
В этих водах, наши крылья
очень чёрны, журавли.
В этих водах, наши крики
очень громки, журавли.
В этих водах, наши ноги
могут быстро обмануть.
В этих водах, наши дети
могут быстро утонуть.
Эти воды, нашим детям,
очень гладки, журавли.
Эти воды, нашим детям,
не годятся, журавли.
Голос:
Эй тварь живая и неживая,
такая и не такая, от
племяни и не от племяни,
во времяни и не во времяни
расступись перед ним,
перед самим, господином
и таким и не таким!
Сатана:
Часть I
Инквизитор: Стой! Я ещё не всё тебя спросил. Ты не сказал мне как зовут его слугу.
Фискал: Сейчас скажу. Я только справлюсь в этой книжечке. Тут, у меня, всё нужное записано. Вот перечень главнейших книг, а вот литература, которая меня интересует; всё больше, кажется, по математике. А вот таблица чисел, их свойства и и значения. Вот непонятные слова, которые мне приходилось слышать. Вот перечень породы бабочек…
Инквизитор: Довольно! Эти глупости меня не занимают. Мне нужно имя, или я пущу в тебя четыре пули.
Фискал: Вот имена погибших. Вот имя Дон-Жуана, а вот его слуги.
Инквизитор: Ну как же?
Фискал: Лепорелло.
I член священного трибунала:
<1932>
«Николай II. Я запер дверь…»
Николай II.
Я запер дверь.
Теперь сюда никто войти не сможет.
Я сяду возле форточки
и буду наблюдать на небе ход планет.
Планеты, вы похожи на зверей!
Ты, солнце, — лев, планет владыка,
ты неба властелин. Ты — царь.
Я тоже царь.
Мы с тобой два брата.
Свети ко мне в окно,
мой родственник небесный.
Пускай твои лучи
войдут в меня, как стрелы.
Я руки разверну
и стану, как орел.
Взмахну крылами и на воздух,
с землей простившись, отлечу.
Прощай, земля! Прощай, Россия!
Прощай, прекрасный Петербург!
Народ бросает кверху шапки,
и артиллерия гремит,
и едет в лентах князь Суворов,
и князь Кутузов едет следом,
и Ломоносов громким басом
зовет солдат на поле брани,
и средь кустов бежит пехота,
и едет по полю фельдмаршал.
Голос Александры Федоровны.
Николай II.
Да тут. Войди пожалуйста!
Александра Федоровна.
Я не могу войти. Ты запер дверь.
Открой скорее. Мне надо тебе что-то сказать.
Николай II. Сейчас открою.
(Открывает дверь. Входит Александра Федоровна.)
Александра Федоровна.
Ты что-то делал у окна.
Тебя Адам Адамыч со двора увидел
и, сильно напугавшись,
прибежал ко мне.
Николай II.
Да, это совершенно верно.
Я протирал оконное стекло.
Оно немножко запотело,
а я подумал: дай протру!
Александра Федоровна.
Но ты же мог позвать лакея?
Николай II.
Я Митьку звал, но Митька не пришел.
Александра Федоровна.
Тогда позвал бы Вальтазара.
Николай II.
А Вальтазар сидит на кухне,
он крутит с девками любовь.
А ты скажи мне, где Адам Адамыч?
Александра Федоровна.
Адам Адамыч в розовой гостиной
ведет беседу с Воробьевым,
у Воробьева дочь Мария
сбежала в Тулу с женихом.
Николай II.
Да что ты говоришь?
Вот это новость!
А кто жених ее?
Александра Федоровна.
Николай II.
Как Стасов?
Да ведь он старик почтенный!
Александра Федоровна.
И старики бывают прытки на ходу.
Николай II.
Да, удивительно, как создан мир!
Все мертвое спешит исчезнуть,
а все живое день и ночь
себя старается увековечить.
И будь то роза, рыба или человек —
везде, везде любовь царица!
О Стасов! Ты старик,
и борода твоя серебрянного цвета,
перо дрожит в твоей руке,
твой голос утерял былую силу,
твоя нога на поворотах стала шлепать,
и многих блюд желудок твой
уж больше не приемлет,
но все по-прежнему стучит в волненьи сердце,
и все по-прежнему шалит в тебе коварный бес.
Александра Федоровна.
Сюда идут Адам Адамыч с Воробьевым.
Поправь прическу и одерни свой шлафрок.
Воробьев и Адам Адамыч (входя).
Здравствуйте!
Здравствуйте!
Здравствуйте!
Здравствуйте!
Николай II.
Здравствуйте!
Здравствуйте!
Здравствуйте!
Здравствуйте!
Воробьев.
Оставив личные заботы
и суету бесчисленной родни,
сойдемся лучше для работы
и посвятим работе наши дни.
1933 год, 7 октября.
«Факиров. Моя душа болит…»
Факиров.
Моя душа болит.
Перед глазами все как прежде,
а в книгах новая вода,
не успеваю прочитать страницу,
звонит над ухом телефон
и в трубку говорит мне голос:
Петр Нилыч, сегодня в три часа обед у Хвалищевского,
вы будете?
Да, отвечаю, буду.
И книгу в сторону кидаю,
и одеваю лучшую пару,
и свою келью покидаю,
и стол, и кресло, и гитару.
И бреюсь, одеваю лучший галстук,
и выхожу к трамвайной остановке.
А вот вчера я покупал себе зубную щетку
и встретил в магазине Ольгу Павловну, ужасную трещотку.
И 1.5 часа выслушивал рассказ о комнатных перегородках,
о том, что муж ее без брюк и ходит в парусиновых обмотках,
о Верочке в зеленых трусиках
и о Матвее с дьявольской улыбкой
в черных усиках.
А я всю жизнь, минуту каждую
премудрость жду, коплю и жаждую,
то в числа вглядываюсь острым взглядом,
то буквы расставляю друг за другом рядом,
то в соль подбалтываю соду,
то баламучу вилкой воду,
то электричество пытаюсь разглядеть под микроскопом,
то повторяю все эксперименты скопом.
Я сам дошел до биквадратных уравнений
и, сидя в комнате, познал весенний бег олений,
я сам, своею собственной рукой,
поймал молекулу.
Вот я какой!
Достает из шкапа сложную машину.
