Ю. Визбор
Хала-Бала[1]
Заблестели купола,
Глядь — страна Хала-Бала.
Отворяют ворота,
Выплывают три кита,
А на них Хала-Бала.
У страны Халы-Балы,
Невеселые делы,
Ни прописки, ни угла,
Ни рекламного села,
Лишь одна Хала-Бала.
В той стране Хале-Бале
Сорок восемь королей,
С ними всеми весела
Королева там жила,
Да и та — Хала-Бала.
Зато мужики там молодцы —
Все они хала-бальцы,
Начищают купола
Да звонят в колокола,
Вот и все у них дела.
К ночи стаяла заря,
Я, как «Три богатыря»,
Все стою перед скалой,
Перед этою Халой,
Перед этою Балой.
Раздается тут звонок:
Вызывает лично бог.
Говорит он: «Всем хвала
За хорошие дела!»
Все кричат: «Хала-Бала!»
Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены,
Тих и печален ручей у янтарной сосны.
Пеплом несмелым подернулись угли костра —
Вот и окончилось все, расставаться пора.
Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких краях встретишься со мною?
Крылья сложили палатки — их кончен полет.
Крылья расправил искатель разлук — самолет,
И потихонечку пятится трап от крыла —
Вот уж, действительно, пропасть меж нами легла.
Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких краях встретишься со мною?
Не утешайте меня, мне слова не нужны —
Мне б отыскать тот ручей у янтарной сосны,
Вдруг там в тумане краснеет кусочек огня,
А у огня ожидают, представьте, меня.
Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких краях встретишься со мною?
Ты у меня одна,
Словно в ночи луна,
Словно в году весна,
Словно в степи сосна.
Нету другой такой
Ни за какой рекой,
Нет за туманами,
Дальними странами.
В инее провода,
В сумерках города.
Вот и взошла звезда,
Чтобы светить всегда,
Чтобы гореть в метель,
Чтобы стелить постель,
Чтобы качать всю ночь
У колыбели дочь.
Вот поворот какой
Делается с рекой.
Можешь отнять покой,
Можешь махнуть рукой,
Можешь отдать долги,
Можешь любить других,
Можешь совсем уйти,
Только свети, свети!
П. Вегин
Уходя, оставьте свет
Уходя, оставлю свет
В комнатушке обветшалой,
Невзирая на запрет
Правил противопожарных.
У любви гарантий нет —
Это очень скверно, братцы,
Но, уходя, оставьте свет
В тех, с кем выпадет расстаться!
Жаль, что неизбежна смерть,
Но возможна сатисфакция:
Уходя, оставить свет —
Это больше, чем остаться.
Ах, гостиница моя, ах, гостиница!
На кровать присяду я — ты подвинешься,
Занавесишься ресниц занавескою…
Хоть на час тебе жених — ты невестою.
Занавесишься ресниц занавескою…
Я на час тебе жених — ты невестою.
Бабье лето, так и быть, не обидится,
Всех скорее позабыть, с кем не видимся.
Заиграла в жилах кровь коня троянского,
Переводим мы любовь с итальянского.
Наплывает слов туман, а в глазах укор,
Обязательный обман — умный разговор.
Сердце врёт: «Люблю, люблю!» — на истерике,
Невозможно кораблю без Америки.
Ничего у нас с тобой не получится.
Как ты любишь голубой мукой мучиться!
Видишь, я стою босой перед вечностью,
Так зачем косить косой — человечностью?
Коридорные шаги — злой угрозою,
Было небо голубым — стало розовым…
А я на краешке сижу и не подвинулся…
Ах, гостиница моя, ах, гостиница!
Понимаешь, это странно, очень странно,
Но такой уж я законченный чудак:
Я гоняюсь за туманом, за туманом,
И с собою мне не справиться никак.
Люди сосланы делами,
Люди едут за деньгами,
Убегают от обиды, от тоски…
А я еду, а я еду за мечтами,
За туманом и за запахом тайги.
Понимаешь, это просто, очень просто
Для того, кто хоть однажды уходил.
Ты представь, что это остро, очень остро:
Горы, солнце, пихты, песни и дожди.
И пусть полным-полно набиты
Мне в дорогу чемоданы:
Память, грусть, невозвращённые долги…
А я еду, а я еду за туманом,
За мечтами и за запахом тайги.
Я был мальчишка глупенький
и темноту любил.
Еще любил я девочек
и так-то вот и жил.
Мы встретились с ней вечером —
она была смела:
губами ли, руками ли —
она меня взяла.
Растаял, как конфета, я,
влюбился, как дурак.
Готов мою неспетую
таскать я на руках.
Насилу дня дождался я —
и вот она пришла…
Широкая и плоская,
как рыба-камбала.
Глаза — как две смородины,
а ротик — словно щель.
Ой, мама моя, Родина,
ой, где моя шинель.
С тех пор — к чертям романтику,
знакомлюсь только днем.
А если выйдет — вечером,
то лишь под фонарем.
В. Цветков и Ю. Тишкин
Заплутали мишки, заплутали…
Ты скучаешь — вата валит с неба,
По неделям вьюги и метели.
У дороги домики под снегом
Будто белые медведи.
Заплутали мишки, заплутали!
Заблудились в паутинках улиц
И большой медведице как маме
В брюхо звездное уткнулись.
Молоком течет по снегу ветер
Обдувая сгорбленные крыши,
Будто белых маленьких медведей
Мама языком шершавым лижет.
Заплутали мишки, заплутали!
Заблудились в паутинках улиц
И большой медведице как маме
В брюхо звездное уткнулись.
Ты скучаешь — вата валит с неба,
Всю неделю вьюги и метели.
У дороги домики под снегом,
Будто белые медведи.
Заплутали мишки, заплутали!
Заблудились в паутинках улиц
И большой медведице как маме
В брюхо звездное уткнулись.
Потянуло, потянуло
Холодком осенних писем,
И в тайге гремящий выстрел
Ранил птицу и меня.
Думал, все во мне уснуло,
Не важны ни боль, ни смысл…
Защемило, затянуло
В печь осеннего огня.
Что же делать, что же делать?
Постучаться в ваши двери
И, как будто от убийцы,
От себя себя спасать?
Первым к вам войдет отчаянье,
Следом я — ваш Чарли Чаплин,
Жизнь, как тросточку, кручу я,
Сделав грустные глаза.
Невезенья, неурядиц
Стал замерзшим водопадом.
Мне тепла от вас не надо,
Не тревожьте водопад!
Только осень — листопадом,
Только ты — последним взглядом.
Я ж просил тебя: «Не надо», —
Всё вернули мне назад.
Уезжал в зеленый омут,
Убегал в волшебный город,
И прыжкам сквозь арки радуг
Сам себя тренировал.
Знал же, знал, что не поможет,
Приобрел ненужной ложью
Пустоту ночей бессонных
И восторженных похвал.
Потянуло, потянуло
Холодком осенних писем,
Желтых, красных, словно листья,
Устилающие путь.
И опять лицом в подушку —
Ждать, когда исчезнут мысли,
Что поделать? Надо, надо
Продержаться как-нибудь…
