Все умрут, а я останусь
23.02.2012
«Битва за Россию продолжается, победа будет за нами».
Из речи Владимира Путина на митинге в «Лужниках»
Мы не можем похвастаться мудростью глаз
И умелыми жестами рук,
Нам не нужно все это, чтобы друг друга понять.
Сигареты в руках, чай на столе – так замыкается круг,
И вдруг нам становится страшно что-то менять.
Виктор Цой «Мы ждем перемен»
До чего хороши Лужники в феврале, с этим шествием в виде хвоста!
А в Газпроме синим баблом течет газ.
Населенье в зубах, Путин в Кремле – эта схема проста,
В ней на месте Кавказ и ГЛОНАСС, она не для нас.
Лужники!
Такие вот, блин, пироги!
Мужики!
Все, кто не с нами, враги.
Мы поднялись с колен, опершись на кремлевский двучлен.
Перемен?
Хрен вам перемен!
Рок-н-ролл уже мертв, а шансон еще жив, и «Любэ» зажигает с толпой,
Перед нею последний герой сорвался на вой:
«Наши деды пошли умирать под Москвой, и погиб под автобусом Цой,
А те, кто живет подо мной, умрет подо мной!»
Передел?
Слушай, какой передел?!
Перебздел,
Слушай, ты так перебздел!
И заценит Госдеп, что с усмешкой на это глядел:
– Вери велл!
– О’кей, вери велл!
В стадионную чашу залили компот, где Лубянка и Нижний Тагил,
Где намешаны жажда плетей, и злость, и нужда.
Наши предки варились тут лет восемьсот, от рожденья до самых могил,
А теперь они хочут детей. Скажите им «да»!
Полимер
вытеснил бронзу и медь.
Поимел —
всех, кого мог поиметь!
От Кремля, где привычно меняются редька и хрен,
Перемен,
Мы не ждем перемен!
05.03.2012
5 марта 1953 года умер Сталин. 5 марта 2012 года вышла финальная серия проекта «Гражданин поэт»
Вот жаворонок всех смелей
Поднялся выше облаков,
А вдохновенный соловей
Пел детям песню из кустов.
И.В. Джугашвили «Утро»
Как ваш бесстыдный балаган,
Я умер в пятый день весны,
И в общем, я бы полагал,
Что вы почтить меня должны.
Когда мне было двадцать лет,
Свистя от голода в кулак,
Я тоже был большой поэт
И сочинял примерно так:
«Вот жаворонок всех смелей
Поднялся выше облаков,
А вдохновенный соловей
Пел детям песню из кустов».
В стихах немного красоты,
И сам я это понимал.
Плох перевод, заметишь ты?
Но хуже был оригинал.
Я пел о розах, о луне,
И о поэзии святой,
И о любви к моей стране,
Что типа стонет под пятой.
В моих стихах, по ходу, нет
Ни ярких мыслей, ни картин.
Я был посредственный поэт,
Зато хороший гражданин.
Как символично, видит Бог,
Что все у нас наоборот,
Что ваш проект сегодня сдох,
А мой, напротив, восстает!
Сегодня, в пятый день весны,
Хотим мы или не хотим,
Не только контуры ясны,
Но даже запах ощутим.
Прошла волна лихих годин,
Десятилетий череда,
А я, поэт и гражданин,
Опять не делся никуда.
Идет сопливая весна,
Уже недолго до травы…
А что страна? Да что страна!
Ей все смешно – что я, что вы.
На наших концертах, как положено, бывает музыкальный сюрприз и фокус. Сюрприз – когда Миша поет. Фокус – когда я сочиняю к концу (обычно успеваю к середине) стихи на заданную тему.
В общем, делается это так: дают свет в зал, люди выкрикивают предложения, мы выцепляем самые свежие и по возможности парадоксальные, потом я подбираю поэта и сажусь за компьютер, а Андрей с Мишей начинают конферанс и чтение. Через час-полтора происходит фокус: выхожу я и читаю заказанное. Самое интересное, иногда давали настолько классные темы, что получались хиты.
Aбсолютный лидер просмотров за всю историю проекта, «Путин и мужик», написан на сцене, в Краснодаре, по заказу. Правда, и темы такой выигрышной больше не было – комбайны, да еще бадминтон!
В общем, мне очень нравилось сочинять на сцене.
Хлопают полтора часа Ефремову с Васильевым, как будто они все это написали, а в конце они объявляют тебя – и ты получаешь скромную долю любви. То есть, оказывается, ты там на сцене за компом сидел не для мебели. Сюрприз.
Прохорова часто называли нашим спонсором, хотя оплачивал он только несколько наших гастролей – там, где у города не хватало собственных средств нас пригласить. Поскольку именно Прохоров был самой яркой, таинственной и уж точно самой длинной фигурой президентских выборов, стихи о нем заказывали на концертах чаще других. Скажем, приезжаем мы в Питер – а Прохоров там посетил пышечную и лично съел пончик. В Москве заказывают по эму о том, как он оправился после краха «Правого дела» и все-таки решил баллотироваться. А в Ростове, где он побывал за неделю до нас, ростовчане ему пожаловались, что до сих пор нет метро, и он пообещал его построить. В общем, инфоповодов он давал не меньше, чем Путин, и прикладывали мы его ничуть не мягче. И чем больше прикладывали, тем больше все убеждались: ну, точно спонсор! Даже и не знаю, что бы такое теперь про него написать.
Длинный человек
По мотивам Есенина
Друг мой, друг мой!
Я очень и очень болен.
Не пишу не читаю, не пью, не пою.
То ли вправду до белки
довел я себя алкоголем,
То ли выборы вынесли крышу мою.
Голова моя машет ушами,
как копы дубиной.
Мне мерещиться стала крутая фигня:
Длинный человек,
Длинный,
Длинный,
Мне полгода уже говорит:
«Голосуй за меня».
Длинный человек
Водит пальцем по мерзкой газете
И, гнусавя надо мной,
как во дворе хулиган,
Говорит: неужели ты хочешь,
чтоб были вот эти?
Эти твари едросы, эсеры, зюган?
Посмотри, до чего я собой
этот список расширил!
Поучаствовать можно
в реальной борьбе.
Голосуй за меня —
потому что я столько натырил,
Что немного останется даже тебе.
– Длинный человек, —
я кричу в ответ,
И комок омерзения щетинится в горле. —
У тебя же, я знаю, и партии нет,
Потому что тебя
с руководства поперли!
Не успел заслужить ты любовь хомяков,
Как отправился в ссылку,
осмеян народом.
И вослед тебе нагло смеялся Сурков,
И сквозь слезы назвал
ты его кукловодом.
Длинный человек
Поднимает свой длинный палец
И, хихикая гнусно, как кузькина мать,
Говорит мне:
– Подрались, потом потрепались.
А теперь я им, видишь, сгодился опять.
Мы – политики,
что нам порядок нормальный!
Вся Россия стоит на крутом рубеже.
Ты ж не хочешь, чтоб Путин,
а чтобы Навальный.
Он еще не натырил, а я-то – уже.
– Уходи, уходи! – говорю задыхаясь.
Но решительно он возражать не дает:
– Ты ж не хочешь, чтоб кровь,
Ты ж не хочешь, чтоб хаос,
Соглашайся тогда на меня, идиот.
Коль не хочешь гражданской войны,
покури и утихни.
Я в политику лезу, свободу любя,
А коль мажешь на то,
что, мол, Прохоров – ихний,
Так ведь ихние все, начиная с тебя. —
Длинный человек, ты прескверный гость.
Эту наглость и сравнивать не с кем.
Я взбешен, разъярен, и летит моя трость
В нос его с логотипом «Онексим».
Месяц умер, синеет в окошке рассвет,
Силуэт мой размазан и смутен,
Я в цилиндре, трусах, никого со мной нет,
Я один. И, естественно, Путин.
По вечерам над ресторанами
Горит февральская заря,
И Прохоров гуляет с фанами,
Как равный с ними говоря.
Он прибыл в град святого Питера,
Трех революций колыбель,
Но не для лыж и винопития,
Поскольку здесь не Куршевель.
Он перед выборной урною
В большой фактически музей,
В столицу славную культурную,
Пришел искать себе друзей.
Команда после выступления
Утомлена морозным днем,
Его, финансового гения,
Спросила: «Где мы отдохнем?
Мы были вотчиною Валиной,
Но все же город мы крутой,
Не до конца еще заваленный
Московской вашей лимитой.
Отведать мы могли бы многого
Из многоумных наших сфер —
От бывшей сцены Товстоногова
До фильма “Фауст”, например».
Он, заслонясь от фотовспышечек
И прессы, вверенной Кремлю,
Им прошептал: «А можно пышечек?
Я очень пышечек люблю.
Как раз сейчас, из зала вышедши,
Окинув взглядом большинство,
Я видел: здесь такие пышечки!»
Но там не поняли его.
Виновны нравы негламурные
Иль просто питерская жесть —
Но там же люди все культурные
И понимают все как есть.
В Москве повсюду нравы мерзкие,
А тут культурен даже снег,
Да и культурой правит Месхиев —
Приличный, в общем, человек.
Тут у читающих и пишущих
Последний, в сущности, редут,
И если кто попросит пышечек —
Его туда и отведут.
И обалдел высокий Прохоров,
Услуге питерской не рад,
И, пышку сдобную попробовав,
Сказал: «Спасибо, Петроград!»
Но, улыбаясь неиспорченно
И всех приветствуя рукой,
Он попросил хотя бы пончика:
Он все же с дыркою такой.
А если с дыркой – значит, видимо,
С ним можно закрутить роман,
Как доказал нам житель Питера
Тополог Гриша Перельман.
