восьми узлов!..
Вот идет Фидель, шатаясь
По проходам нутряным,
Чрезвычайно побледнелый,
Укачался, видно, в дым.
Он заходит в ПЭЖ, где мирно
Спит механик, тих, как мышь,
Но немалый опыт службы,
Уверяю, не проспишь:
Очи вскрылись, удивились,
Рявкнул "Смирно!" А Фидель
Покачнулся от смущенья,
На приборную панель
Завалился… Покушенье,
Может быть, – в который раз?
Он подобные сюрпризы
Ожидать не мог от нас…
Постепенно оживает
Общепризнанный герой,
Встал с приборов, отряхнулся
Знаменитой бородой
И почти совсем по-русски
Слово "Волно!" говорит…
Так закончился на Кубе
Исторический визит.
С честью выполнив задачу,
Мы гребём в обратный путь.
Ну, российская мучача,
Подожди ещё чуть-чуть!
2006
Раз, посетивши Барбадόс,
Литровую бутылку рома,
Две пинты, то есть, я привёз
С друзьями и родными дома
Распить… Увы, преодолеть
Никто не мог и полстакана,
Никто не мог и даже треть,
Что представляется не странным:
Столь мощным духом заряжён
Был этот алкоголь нездешний,
С ним рядом русский самогон –
Амброзия, духи, черешня…
Но сей напиток злой зело
Не без добра был, слава Богу,
Мгновенно тёще помогло,
Когда она растёрла ногу…
Ко мне явился газовщик
Проверить газа уплотненье.
Налил ему стакан и вмиг
Он опрокинул без сомненья.
"Ух, ты! – специалист сказал, –
Такое пью впервые в жизни!"
Полезли из орбит глаза,
Ручьями слёз на скатерть брызнув.
Но отказался от второй,
Я понимаю человека:
Не может он идти бухой
С работы на собранье ЖЭКа!
ОДЕССЕЯ корабля "Одесса".
В Севастополе, проснувшемся весной,
Где причалы обнимаются с волной,
Как "Прощания Славянки" лейтмотив,
Плачут жены, три получки получив.
В одночасье три получки наперед:
Знать по плану, на три месяца поход.
Мы уходим. Да, сегодня и сейчас…
Раскрутился, чтоб ему, гирокомпас.
Вот в спасательных жилетах молодцы
Тянут на борт непокорные концы,
По которым наш корабль молодой
Обрубает отношения с Землей.
Очень грамотный машинный старшина
Открывает беззаботно клапана,
Всюду трюмные бегут, как на пожар,
Льют на палубу то воду, то соляр.
Комендор навел оптический прицел,
Сфокусировав на безымянный пляж.
Это кто же там прекрасно загорел? –
Старший боцман перепутал такелаж
И орет на все окрестные моря,
Будто лично поднимает якоря…
Затрезвонили авральные звонки,
Якорь-цепи застучали позвонки!
"По местам стоять!" – Сказали, – значит, стой.
И швартовная команда встала в строй.
Изумительно видны со стороны
В ряд на палубе стоящие штаны.
Увертюрою похода клокоча,
Провернулась вся наличная матчасть…
Трогай что ли? – И машинный телеграф
Командир рукою твердою берёт –
Командир всегда на флоте прав…
Отвалили. Малый ход вперед!
Проливы, греки и дядя Жора.
Вот-те-нате: на Босфор валился снег!
Мёрз у берега турецкий человек.
"Он имеет незначительный доход
И всё займы у Америки берет,
А на займы-то попробуй, разойдись!"–
По трансляции сказал пропагандист.
Между тем константинопольский Стамбул
Вдоль бортов туманной тенью проскользнул.
Мы проходим вдоль, а наш пропагандист
За листом очередной читает лист.
Всё про греков, кто в далёкие года
Были славные вояки хоть куда.
Что осталось с незапамятных времен?
Лишь "Эллада", да и то одеколон,
Коим в память исторических веков
Любит брызгаться товарищ Куликов.
Дядя Жора! – он имеет строгий вид:
Трюмной частью он у нас руководит.
Звезда Средиземного моря.
Черной палубой, как крыльями, паря,
Мы волнуем средиземные моря:
Здесь еще таких красавцев не видали…
Рядом ходит из Америки фрегат,
Прям-над-мачтами разведчики висят, –
Вертолеты, самолеты и так далее.
Но, ребята, зарубежные фрегаты
В экстерьере против наших – слабоваты:
Трубы – бревнами у них, а нос-утюг,
Удивишь ли с этим носом скоростью? …
Там, конечно, кибернетика внутри
Понатолкана, за хвост её дери.
Покажи издалека ей пять рублей, –
"Файв", – ответит не по-нашему дисплей.
То ли Ливия, а то ли и Марокко
Дуют ветром, именуемым сирокко.
И на якорной стоянке одинокой
Занесенному песками кораблю
Представляется, как будто он верблюд.
Жарко… Старший лейтенант Черных
Огорчил весьма товарищей своих:
Постоял в строю на солнце и прилег,
Закатив глаза, главою на восток.
Здесь, конечно, не Приморский, не бульвар, –
Здесь случается и солнечный удар!
Но, Володя, умирать-то погоди:
Много суток еще плавать впереди…
А в Крыму, поскольку радио не врет,
Только правду говоря, миндаль цветет,
Все колхозники-совхозники подряд
Обещают урожай на виноград,
На военно-черноморском корабле
Пела Пьеха, и в сердцах матросских след
Проложила ее вечная любовь,
И Главком сказал в приказе: "Пьянству – бой"! …
Это было в 0 часов 1-го апреля.
Офицеры БЧ-5 в ПЭЖе засиделись.
Дядя Жора не сидел, спал себе в каюте,
Позабыв, что в эту ночь сослуживцы шутят.
А конкретно, в 0 часов 1-го апреля
Против нашего ДЖ сослуживцы спелись.
И механик записал в вахтенном журнале:
"Двое трюмных на посту полчаса проспали.
Остальные у котла на всю их шарагу
Из запасов корабля наварили брагу."
Изумляется стармех с искренним укором:
"Вот ведь суки, трюмачи! Разберитесь, Жора!
Мы же прямо посреди службы боевой.
Или зря закон у нас так сказать сухой?!"
До обеда разговор шел с крутым разбором;
Грустно трюмный старшина слушал Дядю Жору.
Тот пилил его, пилил, правды добивался,
И во всех своих грехах старшина признался.
Не проникся, не сумел выполнить задачу,
За такое по нему гауптвахта плачет,
Прямо сам бы побежал виноватым, с горя,
Только где губу найдешь в Средиземном море?
По рассказу капитана 3 ранга Г. Портника
"У Станюковича" сидели
два черноморских офицера,
И под стаканов лёгкий звон
Поведал Жора другу Гене,
как романтическим манером
Попал на гауптвахту он.
В военно-женском общежитье
сперва всё началось отлично,
Открыла девушка окно,
Он влез, а в комнате соседней
другой красотке в званье мичман
не показалось всё равно.
Завидки взяли, позвонила
в комендатуру стерводева
И намекнула на скандал.
Когда у Жоры и подруги
на рандеву дошло до дела,
Пришёл патруль и повязал…
Чтоб я так жил, ответил честный
друг Гена прямо другу Жоре
Простить такое нам нельзя
И с Жорой Гена согласился,
простить нельзя, а кто же спорит,
За
