Автограф ПД Фрагмент
Полн затаенною тоской,
Князь никогда не унывал,
Почти ни с кем не говорил;
Боярский круг его боялся,
И царь за то его любил.
И что ж, свое расположенье
На деле Грозный доказал:
Как высший знак благоволенья
Ему прозванье «Коршун» дал.
И князь, казалося, гордился
Кровавой славою своей,
И удовольствием светился
Глубокий блеск его очей.
ЖЕЛАНИЕ
Автограф После 20
Ни счастья, ни отдохновенья
В пути ей не дает судьба,
А впереди – опять сомненья,
Опять страданья и борьба!
Другой автограф После 24
[Вокруг везде кипят страданья
И слышен вечный звон цепей,
Везде сливаются рыданья
С безумным смехом палачей;
Везде разврат, борьба и слезы,
Проклятья и людская кровь,
Осмеяны святые грезы
И неподкупная любовь.]
Здесь царство мрака и мученья,
Здесь мир рабов и палачей
ПОХОРОНЫ
Автограф тетр. 1 Фрагмент
Встанет, бывало, до зорьки росистой,
Выйдет в луга – и косой серебристой
Скудные травы кладет.
Спинушку ломит от трудной работы,
Сердце болит от тяжелой заботы,
Хлебушко в горло нейдет.
БОЯРИН БРЯНСКИЙ
#«Свет» Между 11 и 12 строфами
Сколько раз под липой полночью немою
Их уста сливались в поцелуе страстном
И сердца кипели силой молодою,
Наслаждаясь счастьем, шатким и опасным.
Не простит боярин, если он узнает,
Не простит боярин – и, сверкнув очами,
Проклянет он дочку, а его поймает,
Заклеймит позором, окует цепями.
«ТЫ ПОМНИШЬ – НОЧЬ ВОКРУГ ТОРЖЕСТВЕННО ГОРЕЛА…»
Автограф тетр. 4 Начало
Глухая ночь безмолвно догорала
Огнями бледными в лазури голубой,
Заря далекая свой светоч зажигала
Над сонною зеркального рекой.
Ты пела мне. Лились покорно звуки
И вдаль неслись широкою волной,
И вновь любви страдания и муки
Сжимали грудь мою знакомою тоской.
«ТОМЯСЬ И СТРАДАЯ ВО МРАКЕ НЕНАСТЬЯ…»
Автограф тетр. 6 После 24
Тяжелой борьбою рассеять ненастье,
Трудиться так долго и горько сознать,
Что счастье, желанное, светлое счастье,
Прошло – и не может вернуться опять.
Что ты не заметил в упорных исканьях
Его благодатных и кротких лучей,
Что тайна его – в пережитых страданьях
И в чистой работе <на> благо людей!..
ОТРЫВОК («И вот, от ложа наслажденья…»)
РБ После 26
Не блеск небес, не краски рая
На смуглый лик ее легли;
Она стояла, обольщая
Греховной прелестью земли.
Неутолимой жаждой счастья
В ней билась каждая черта,
И к знойной неге сладострастья
Манили алые уста.
О, ей ли, полной юной силы,
За час любви во тьме ночной
Уснуть в безмолвии могилы,
Проститься с жизнью и землей?
Ее ли осудить на муку?
Кто святотатственную руку
Дерзнет на красоту поднять,
Чтоб безвозвратно и навеки
Глубокий взор закрыли веки,
Чтоб на уста легла печать?
В АЛЬБОМ («Непрошеный стучусь я в ваш альбом…»)
Автограф После 6
Но страшен черный лес в разгневанную ночь,
Суров и грозен путь – и силы ослабели.
Я к вам вхожу как брат – душа моя чиста,
В ней нет коварных дум и замыслов опасных.
Пустите ж странника во имя слов Христа,
Во имя лучших чувств, во имя всех несчастных!
И настежь дверь открыта перед ним,
И видит он с сердечною тревогой
Всё то, о чем, тоской глубокою томим,
Так часто он мечтал тяжелою дорогой
«ЕСЛИ ДУШНО ТЕБЕ, ЕСЛИ НЕТ У ТЕБЯ…»
Автограф После 4
Ты мне брат, брат по общей суровой борьбе
Против пошлости, зла и ненастья.
Ты мне брат по тяжелой и грустной судьбе
Жить без ласк, без любви, без участья
«ВЫ СМУЩЕНЫ… ТАКОЙ РАЗВЯЗКИ…»
Автограф После 3
Вам жаль, что вы его терзали,
И вы бы дорого бы дали,
Чтоб вырвать жертву у земли.
Но поздно
НА МГНОВЕНЬЕ
Автограф Перед 1
Все мы – узники смерти, и счастлив лишь тот,
Кто забыл про позор заключенья,
Кто убил в себе трезвую мысль и живет
Мимолетною жизнью мгновенья.
«В РОЩЕ ЗЕЛЕНОЙ, НАД ТИХОЙ РЕКОЙ…»
Автограф После 12
[Очи мои наслажденьем горят,
Ночи – блаженною негой томят,
Звуки – волнуют желанья в крови,
Сны – заражают недугом любви.]
ЦАРЕВНА СОФЬЯ
Автограф Сцена из 1-й ред.
Явление 2
Софья (одна)
Гроза близка – и первые раскаты
Уже гремят над головой моею
Как вестники борьбы и непогод.
Гроза близка, но нет в душе смятенья:
Я час ее предвидела давно.
Что мне терять? Весь этот хлам неволи!
Почет рабов и ласка государя –
Ничто в сравненья с тем, чего я жду!
За миг один, миг власти и свободы
Я всё отдам, я всех продать готова,
И – горе тем, кто встал мне на пути!
С ребячества уж я рвалась душою
Из этих стен постылых на свободу,
Я задыхалась здесь!.. Во мраке ночи
Мне грезились роскошные палаты,
Залитые в бесчисленных огнях;
Мне снился трон, и там, на этом троне
Стояла я, всех выше над толпою,
Со скипетром в бестрепетных руках!
От этих грез кружилась голова,
Кипела кровь и сердце замирало!
Недаром я наукой укрепляла
Свой слабый ум для подвигов тяжелых,
К минувшему возврата больше нет!
Пора сорвать гнетущие оковы,
Пора разбить железные запоры
И встать во всем величьи пред толпой!
(Задумавшись)
Боярин Милославский поневоле
Мне предан! Ненависть его к царице
Порукой мне за верность. Чернь – тупа.
Кто ласков с ней да больше обещает,
Тому она и служит. Князь Голицын
Умен, хитер, расчетлив, остроумен
И, главное, любим народом. Он –
Единственный, пред кем я преклоняюсь
И кто в душе моей сумел поднять
Невнятное и сладкое волненье –
Блаженный трепет девственной любви.
Но если он задумает измену –
Я и его сумею не щадить?
СВЯТИТЕЛЬ
Автограф тетр. 6
Угодник
Народное предание
Не с пути и не с дороженьки
– Не стоят больные ноженьки,
Не с вина качает старую,
Как избенку обветшалую,
Не от ветра плачут оченьки,
Горько плачут – не наплачутся, –
От глухой тоски-кручинушки
Нет мне мочи, сиротинушке!
Помолилась я создателю
И пошла в дорогу дальнюю.
Шла я темною дубравою,
Шла отрогами да балками,
Шла я в изморозь осеннюю,
Шла я в непогодь туманную, –
А со мной глухая думушка
Шла попутчицей незваною.
Ох уж эта мне попутчица:
Ни души в ней нет, ни жалости,
Вырывает корку изо рта,
Подымает ночью на ноги,
Шепчет речи мне зловещие,
Кровью сердца упиваючись,
Над годами и недугами
Ядовито надсмехаючись!
Долго шла я; вся измаялась,
Изболелась, исстрадалася…
Шла семь ясных зорек утренних,
Семь седых, ненастных сумерек;
На восьмую зорьку алую
Дали мне отцы-святители
Увидать кресты далекие
Вашей ласковой обители.
Не отриньте, православные,
Вы мольбу мою сиротскую,
Не обидьте бесталанную,
Не гоните неимущую:
Был бы грош – не пожалела я,
Принесла б вам с упованием, –
Но живу я божьим именем,
Доброхотным подаянием.
С той поры как взяли Васеньку
На войну, на службу царскую,
И угнали в даль далекую,
На сторонку бусурманскую,
Я, как ивушка поречная,
Как березка надмогильная,
Всё тоскую, безутешная,
Всё хвораю, слабосильная.
Без работника рассыпалась
Хата осенью дождливою,
Без сохи поля заглохнули
Коноплею да крапивою,
Пес подохнул без хозяина, –
И осталось мне имения
Только палка сучковатая
Да ширинка полосатая.
Не побрезгайте ж даянием,
Ради нищенства и немощи,
Вот ширинка вам сиротская,
Хоть не много – да последнее:
Помолитесь вы угоднику,
Да хранит родной он Васеньку,
Да поможет сиротинушке
На далекой на чужбинушке.
Ведь один он, ясный сокол мой,
Мне остался в утешение.
Злые люди всё расхитили –
И здоровье и имение,
И сынка… сынка последнего –
Видно, нет в них сострадания…
И, кряхтя, старушка хворая
Трижды в землю ноклони. чася,
Л монахи над старушкою
Потешались да глумилися:
«Эй, княгиня тороватая,
Что ж не всё несешь обители,
Ты и палку сучковатую
Не жалей уж для святителя.
То-то светлый праздник, братия,
То-то вклады нам боярские.
Что ж вы встали словно мертвые:
Растворяйте двери царские,
Надевайте облачение
Для народного служения
За ширинку полосатую
Да дубинку сучковатую!»
Закат ли над сонной волной разгорается,
Росистое ль утро встает
«КАК БЕЛЫМ САВАНОМ, ПОКРЫТАЯ СНЕГАМИ…»
