своей мысли о том, что «в целом акмеизм утратил ту далекую перспективу, которая обогащала поэтический образ символистов», что стих Блока «существует в контексте высокой и общезначимой трагедии: «Выходи на битву, старый рок!» А строчка Гумилева вводит в микродраму частной, унылой судьбы...» (Тагер Е. Б. Избранные работы. М., 1988. С. 425). И. Винокурова ссылается на него, высказываясь о том, что «русские стихотворения, которыми переслоены в “Колчане” “итальянские”, выделяются на их фоне своей неизбывной грустью» (Винокурова И. Блок и Гумилев: Двойной портрет через 70 лет // Русская мысль. 1990. 10 августа (№ 3840). С. 10). По определению Н. А. Оцупа, оно (вместе со ст-нием «Почтовый чиновник») «погружает нас в атмосферу чеховской России» (Оцуп. С. 145).
Ст. 23. — Стансы — небольшое ст-ние, каждая строфа которого имеет свое замкнутое, требующее отдельного осмысления содержание.
35
Лукоморье. 1915. № 50 (12 декабря).
ПС 1922, ПС 1923, ИС 1943, СС II, СП (Тб), БП, СП (Тб) 2, Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, СПП, СС (Р-т) II, Соч I, СП (Ир), Круг чтения, Изб (XX век), ВБП, МП.
Автограф 1 с вар. — РГАЛИ. Ф. 147 (Н. С. Гумилева). Оп. 1. Ед. хр. 2. Л. 1 — 1 об. В ст. 18 вместо «полог» ранее было: «купол». Автограф 2 с вар. — РГАЛИ. Ф. 147 (Н. С. Гумилева). Оп. 1. Ед. хр. 7. Л. 27–28.
Дат.: до 12 декабря 1915 г. — по дате публикации.
И. Ростовцева приводит это ст-ние в доказательство своей мысли о том, что «история проделала с Гумилевым удивительную вещь, превратив его из автора в героя поэмы, баллады или величественного эпоса»: «Но, может быть, к этому и стремился? Не случайно же он с 1914 года числил себя “воином, а не поэтом” <...> не случайно, как и воспетый им конквистадор, он смог еще при жизни заглянуть в даль — “до области ада” — и увидеть, что будет дальше...» (Ростовцева И. Судьба. Шаг судьбы. К 75-летию со дня смерти Николая Гумилева // Литературная Россия. 1996. 23 августа (№ 34). С. 10).
Конквистадор — см. комментарий к № 36 в т. I наст. изд. Ст. 20. — Треба — церковная служба, совершаемая по заказу (потребности); здесь имеется в виду кощунственный молебен, совершаемый сатанистами. Ст. 23. — Эльдорадо — название вымышленной страны, которая по представлению испанцев — искателей удачи в Южной Америке, — изобиловала золотом и драгоценными камнями. Ст. 33–36. — Реминисценция из ст-ния Э. По «Эльдорадо».
36
При жизни не публиковалось. Печ. по ПС 1923.
ПС 1922, с вар., ПС 1923, СС II, СП (Тб), СП (Тб) 2, Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, СС (Р-т) II, Соч I, СП (Ир).
Дат.: 1915 г. — по времени службы Гумилева в Лейб-гвардии Уланском полку и датировке Г. В. Иванова в ПС.
Неожиданное уподобление в этом ст-нии войны раю (вызвавшее у современников протест, в частности, пародию В. Пяста) Б. Хелман объясняет тем, что Гумилев («хотя его воинская карьера впечатляет») «был сравнительно благополучен и нечувствителен к тому, что происходило вокруг него <...> Гурии никогда не лишаются девственности при всей полноте интимных переживаний в мусульманском раю» (Hellman B. A Houri in Paradise. Nikolaj Gumilev and the War // Studia Slavica Finlandensia. T. 1. Helsinki, 1984. P. 26). В. Л. Полушин, наоборот, считает, что за разговором о войне «как об увеселительной прогулке» (в беседе с любопытствующими на эту тему друзьями) и чтением в доказательство «посвященных полковым дамам мадригалов» Гумилев скрывал свое истинное, серьезное отношение к войне как к «священному долгу перед родиной», которую он «должен защищать <...> в любых условиях» (Полушин В. Л. Рыцарь русского ренессанса // Н. Гумилев. В огненном столпе. М., 1991. С. 35).
Мадригал — небольшое лирическое ст-ние, содержащее комплимент определенному лицу, обычно женщине. Ст. 2. — Гурия — в мусульманской мифологии вечно юная дева, услаждающая в раю праведников. Ст. 3. — Лейб-гвардия — в монархическом государстве привилегированные войска, в задачу которых входила охрана особы императора и его семьи; Уланский полк — кавалерия, вооруженная пиками, саблями и пистолетами; во 2-й маршевый эскадрон лейб-гвардии уланского Ее Величества полка был назначен в конце сентября 1914 г. Гумилев.
37
Аполлон. 1916. № 1, другая ред., Костер.
Кост 1922 (Б), Кост 1922 (М-П), СС 1947 III, СС II, Кост 1979, Изб (Огонек), СП (Волг), СП (Тб), БП, СП (Тб) 2, СП (Феникс), Ст ПРП (ЗК), ОС 1989, Кост 1989, Изб (М), Ст (XX век), Ст ПРП, СПП, ШЧ, Изб (Слов), Кап, СС II, СП (XX век), Изб (Слов) 2, СП (Ир), Изб (Х), Соч I, СП (К), Ст (Яр), Круг чтения, Престол, Изб (XX век), ЧН 1995, Изб 1997, ВБП, МП, СП 1997, Изб (Сар) 2, Серебряный век. Петербургская поэзия конца XIX — начала XX века. Л., 1991, Душа любви, Серебряный век русской поэзии, Школа классики, Поэты серебряного века. Йошкар-Ола, 1997.
Автограф 1 другой ред. — Архив Лозинского. Автограф 2 другой ред. — Собрание А. К. Станюковича (Москва). Автограф 3 с вар. — Альбом Струве. Автограф 4 другой ред. — Отлуние. Автограф 5 — Архив Лозинского, рукопись Костра.
Дат.: конец 1915 г. — начало 1916 г. — по местоположению в Альбоме Струве (с учетом близости расположения материала в нем к хронологическому) и дате публикации.
Назвав это ст-ние «мифологическим», Н. А. Оцуп видит в нем увлечение Гумилева «отражением всеобщих старых верований индоевропейских племен доисторических времен». Не создавая нового мифа, Гумилев, по его словам, сближает здесь «легенду о драконе с легендой о Вольге, герое русской эпопеи». Далее Н. А. Оцуп интерпретирует: «Стихотворение “Змей” одновременно эпическое и лирическое. Автор почти жалеет похитителя красивых девушек, из которых ни одна не остается в живых после похищения. Они умирают одна за другой во время полета, и змей бросает их тела в море. Вот почему могучее чудовище жалуется и воет, завидуя простым пастухам, чьи мелодичные песни привлекают молодых красавиц.
Со стилистической точки зрения “Змей” является искусным переложением народных сказок с их красочным языком <...> Афанасьев, Орест Миллер, Потебня, Александр Веселовский и другие ученые-фольклористы отнесли бы, вероятно, “Змея” к категории сказок с исторической основой. Ведь Гумилев упоминает мимоходом “Золотую Орду”, “пестрый грохот равнины китайской”, Китай. Поэта привлекал этот таинственный большой мир. Китай, кстати, дал ему одну из его любимых тем, тему дракона» (Оцуп. С. 149–150). Эту мысль подтверждает современный исследователь: «Древний восточный
