образ Дракона, чья смерть начинает письменную историю, у Гумилева так или иначе связан со старыми славянскими преданиями о волшебных змеях» (Иванов Вяч. Вс. Звездная вспышка (Поэтический мир Н. С. Гумилева) // Ст ПРП. С. 30).
Ст. 22. — Лагор — древний город Индии, столица провинции Пенджаб. Ст. 33. — Вольга (или Волх) — герой одноименной былины киевского цикла, богатырь-оборотень, обладающий властью над силами природы.
К числу других редакций этого ст-ния следует прибавить два расшифрованных Н. М. Иванниковой черновых наброска «эпической поэмы на русскую тему», относящихся к 1914 г.:
«На заседании Общества ревнителей художественного слова 25 февраля 1914 г. автор не только озвучил “Мика”, но и “изложил свои взгляды на эпический род, к коему он причисляет свою поэму, и на современные его возможности. Основная мысль сводилась к утверждению, что единственной областью, в которой еще возможно большое эпическое творчество, есть поэзия “экзотическая”. Большинство участников прений “оспаривало теоретические воззрения автора; общий вопрос о современной эпической поэзии остался открытым” [43]. Возможно, под влиянием этих споров поэт сразу же попробовал написать эпическую поэму на русскую тему. Два ее черновых наброска (разделенных чертой) записаны на обороте листа [44] с черновым текстом монолога Пиппы из драмы Р. Браунинга “Пиппа проходит”, перевод которой Н. С. Гумилев закончил в феврале 1914 г. [45]
В глухом монастырском саду,
Где хлещет река под обрывом,
Да веришь себе на беду
Высоким развесистым ивам,
Закатам и песням, и снам.
Своим и весны баловницы,
И даже лукавым губам,
Куда-то спешащей черницы,
Где, плача, не ждешь ничего,
Живешь, ничего не умея,
Я встретил в канаве его,
Огнистого древнего змея
...............
Позабыв Золотую Орду,
Пестрый грохот равнины китайской,
Он залег в монастырском саду
В мяте сладкой полуночью майской.
Что ни шаг, то болото и гать,
Где пиявки, что верные палки,
Да из мелкого омута встать
Все хотят, но не могут русалки.
Дальше этого не пошло, но “огнистый древний змей” [46] уже не отпускал поэта. Через полгода он ушел на фронт в качестве вольноопределяющегося, а в конце сентября 1915 г. его командировали на полгода в Петроград для обучения в школе прапорщиков. Это время Н. С. Гумилев использовал для реализации некоторых довоенных замыслов и создания новых произведений. На волне подъема национального самосознания русского народа, вызванного войной, он впервые погружается в русскую стихию и зимой 1915–1916 гг. создает цикл прекрасных стихов, объединенных русской темой и составивших позднее сборник “Костер”. Среди них сказочное стихотворение “Змей”, начальные строки которого, очень емкие по информации, взяты им из второго наброска к “русской поэме”. Упорно работая над текстом, избавляясь от излишней детализации, заменяя, переставляя и сокращая строфы, но не трогая столь удачного зачина, он написал за полгода несколько вариантов стихотворения, по сути мало отличающихся [47]. Но ни один из них так и не удовлетворил мастера [48].
На листе с фрагментами «поэмы» о змее есть еще один набросок, написанный вслед за ними и тем же пером и почерком, но содержание его имеет как будто самостоятельное значение. Возможно, это заготовка для будущего стихотворения на характерную для Н. С. Гумилева тему: самобичевание за любовную катастрофу. К сожалению, нижний левый край листа залит чернилами и полностью остановить текст без специальной аппаратуры невозможно. Поврежденные слова отмечены многоточием в прямых скобках, вызывающие сомнение — знаком вопроса в прямых скобках.
Опять весна, и мне идти опять.
Но одному, как в чаще ходит лось.
Опять идти и сердце надрывать,
Как будто сердце не надорвалось.
Когда надорвалось, давным-давно,
В тот миг [нрзб.] я вечность полюбил.
Мне сердце было лучшее дано
Навек, и я его не сохранил.
Любовь ко мне не синим васильком,
Не ласковым слетела голубком.
Но все божественным казалось сном.
Безумно [?] ринулся я, зажил бы в нем [49]
[...] я встал над ним и сбил [?].
[...] света [?] тишина
[...] я наши дни и что любил,
[...] в жизни глубина.
И понял я великую звезду,
Как все, что не погибло и светло.
Но я иду, уже без сил иду,
Чтоб изменилось сущности стекло» [50].
(Иванникова Н. М. Неизвестные стихотворения Н. С. Гумилева // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник. 1994. М., 1996. С. 51–52).
38
Аполлон. 1916. № 1, с вар., Костер.
Кост 1922 (Б), Кост 1922 (М-П), СС 1947 III, Изб 1959, СС II, Изб 1986, Ст 1986, Кост 1979, Изб (Огонек), Сп (Волг), СП (Тб), БП, СП (Тб) 2, СП (Феникс), Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), ОС 1989, Кост 1989, Изб (М), Ст (XX век), Ст ПРП, СПП, ШЧ, Изб (Слов), Кап, СС (Р-т) II, ОС 1991, СП (XX век), Изб (Слов) 2, СП (Ир), Изб (Х), Соч I, СП (К), Ст (Яр), Круг чтения, Carmina, Изб (XX век), Русский путь, ЧН 1995, Изб 1997, ВБП, МП, СП 1997, Изб (Сар) 2, Мир искусств в образах поэзии. Архитектура. Скульптура. Живопись. Танец. Музыка. М., 1922, Собеседник. Литературно-критический ежегодник. Вып. 8. М., 1987, Ст (Куйбышев), Душа любви, Поэзия серебряного века: 1880–1925. М., 1991, Хрестоматия по отечественной литературе XX века. Для учащихся 11 класса. М., 1995, Огонек. 1986. № 17.
Автограф 1 с вар. — Архив Лозинского. Автограф 2 с вар. — Альбом Струве. Автограф 3 с вар. — Отлуние. Автограф 4 — Архив Лозинского, рукопись Костра.
Дат.: конец 1915 г. — начало 1916 г. — по местоположению в Альбоме Струве (с учетом близости расположения материала в нем к хронологическому) и дате публикации.
Ахматова в беседе с П. Н. Лукницким (28 мая 1925 г.) отнесла это ст-ние (хотя оно и навеяно, по ее словам, книжным впечатлением, а именно, статьей Н. Пунина «Андрей Рублев» в «Аполлоне» — 1915. № 1) к «русскому Гумилеву», т. е. к стихам, написанным в «период, когда он полюбил Россию», что совпадает с его «пребыванием на войне» (Жизнь поэта. С. 164, 165). Рецензент «Костра» приводит его в доказательство того, что «при всем своем постижении чужеземной жизни автору по-прежнему знакомы красоты родной природы, родного искусства, и в творчестве Андрея
