220. ПАН ТВАРДОВСКИЙ
(Вольный перевод)
Носогрейки хлопцы курят,
Пьют в дыму,
Едят в дыму,
Пляшут,
Свищут,
Балагурят
И орут на всю корчму.
На скамейке пан Твардовский
Развалился, как паша.
Служит весь синклит бесовский
Колдуну.
Гуляй, душа!
Он солдату-забияке,
Что с любым задраться рад,
Погрозил лишь пальцем в драке —
И, как мышь,
Притих солдат.
Он судье подбросил в шапку
Злотый адского литья —
И, как пес,
На задних лапках
Перед ним стоит судья.
Загулявшего портняжку,
Что пропил штаны давно,
Щелкнул в лоб,
Подставил чашку —
И рекой течет вино.
Ровно чарку гдовской старки —
Крепкой водки —
Первый сорт! —
Нацедил,
Хлебнул из чарки,
Глядь туда —
А в чарке —
Черт.
Щуплый черт одет, как стражник,
В рваный плащ и сапоги.
Знать, нечистый не из важных:
Так,
Из адской мелюзги.
Вылез черт.
Собачьим когтем
Почесал сопливый нос,
Вырос на два — на три локтя,
Кашлянул И произнес:
«Ты,
Мосьпан,
Забыл,
Похоже,
Меж интрижек и пиров
Договор на бычьей коже,
Что твоя скрепила кровь.
Ведь, согласно договора,
Ты алхимию постиг.
Выполнял весь ад без спора
Сотни прихотей твоих.
И, как там писалось ниже,
Прямоту в делах любя,
Мы в Варшаве
И в Париже
Всем служили для тебя!
Вспомни ж,
Пунктами какими
Договор кончался наш:
Если мы сойдемся
В Риме —
Там
Ты душу нам отдашь.
Час пробил,
Ясновельможный!
Ты попался,
Старый плут.
Посмотри, неосторожный:
Ведь харчевню —
„Рим“
Зовут!»
Огляделся пан Твардовский:
Да.
Над дверью надпись —
«Рим».
Только шляхтич
Не таковский,
Чтоб отдаться в руки им!
«Что ж! — сказал,
Усмешку пряча. —
Помирать
Так помирать!
Перед смертью три задачи
Вправе я тебе задать:
На воротах церкви божьей
Видишь медного коня?
Оседлай-ка,
Если можешь,
Эту лошадь для меня.
Свей мне
Плеть из чистого песка
Да построй высокий замок
Вон у этого леска.
Вместо дерева —
Орехи
В пятистенный сруб свяжи,
Зерна мака
Вместо стрехи
Аккуратно положи,
Да забей
В орешек каждый
Три дюймовые гвоздя…
Я дворец такой однажды
Видел,
По миру бродя».
Что поделать с окаянным?
Исхитрился ведь, шельмец:
Миг прошел —
И перед паном
Конь храпит,
Стоит дворец!
«Тьфу ты, пропасть!
Экий, право,
Прыткий бес!..
А всё ж постой:
Окунись-ка,
Пане дьявол,
В пузырек с водой святой!»
Бедный черт испуган насмерть,
Вытирает лапкой пот.
«У меня, —
Он стонет, —
Насморк!
От воды меня несет!»
Лях решил:
«Уж не избег ли
Я напасти?
Струсил бес!»
Но, прошедший муштру в пекле,
В склянку черт,
Кряхтя, полез.
Вылез.
«Ну, — кричит, — и баня!
Фу!
Поддал ты пару мне!
Марш теперь,
Вельможный пане,
На расправу к Сатане!»
«Не спеши!
Помедли малость! —
Черту шляхтич говорит. —
Дельце тут еще осталось.
Сладишь с ним —
Мой козырь бит!
Слышишь —
Визг несется с луга?
Дело клонится к тому,
Что сейчас моя супруга
К нам пожалует в корчму.
Я с большой охотой,
Право,
Спрячусь в ад
На два-три дня,
Коль возьмешься ты,
Лукавый,
Заменить при ней меня.
Будь ей,
Бесе,
Вместо няни,
Угождай,
Войди в фавор,
А прогневается пани,—
Расторгаем договор!»
Черт на пани только глянул,
Грозный голос услыхал, —
К двери в ужасе отпрянул,
По корчме метаться стал.
«Что ж ты мечешься без толку?
К делу, бес!
Без дураков!»
Черт согнулся,
Юркнул в щелку,
Запищал
И был таков!
1940
221. ТЮЛЬПАНЫ
(Вольный перевод)
В комьях грязи дорожной
Пан Сапега вельможный
Воротился в свой краковский замок.
Пан не будит прислуги,
Прямо в спальню супруги
Он идет между дремлющих мамок.
Тихо в спальном покое…
Только вдруг — что такое?
У алькова — кровавая лужа.
Ручкой, словно из снега,
Злая пани Сапега
Заколола уснувшего мужа.
Тело спрятать ей надо:
До поляны средь сада
Дотащила тяжелого пана
И, с неженскою силой
Закопавши в могилу,
Посадила на ней два тюльпана.
Месяц плавал в тумане,
Руки вымыла пани
И спалила кровавое платье…
Утром плеткою кто-то
Постучался в ворота:
В гости едут к ней мужние братья.
«Ну, золовка, здорово!
Как! Неужто ни слова
Нет с Украйны от нашего братца?»
— «Нет полгода ни слова!
Я уж плакать готова!
Матка-боска! Убит, может статься?
Жестоки киевляне,
И на русской поляне,
Знать, гниют его белые кости!..
Скиньте шлемы тугие,
Деверья дорогие,
Отдыхайте, любезные гости!»
Дни за днями минуют,
Гости в замке пируют
С молодою хозяйкою вместе.
Смерть хранит свои тайны:
Муж не шлет ей с Украйны
С гайдуком ни поклона, ни вести.
«Пана Жигмонта в драке,
Видно, сшибли казаки! —
Говорят ей влюбленные братья. —
Не сидеть же во вдовах?
Одному из нас слово
Дай, раскрой для счастливца объятья!»
«Вот ведь, право, задача! —
Пани молвит им, плача, —
Бог свидетель, вы оба мне любы!
Оба в ратной науке
Закалили вы руки,
У обоих медовые губы.
Сговоримся заране:
Я в саду на поляне
Посадила тюльпаны весною.
Слов я даром не трачу:
Чей из двух наудачу
Я возьму, тому буду женою!»
Хочет пани, не глянув,
Взять один из тюльпанов,
Но цветы друг на друга похожи…
Быть меж братьями сваре:
«Мой!» — сказал тот, что старе.
«Мой!» — ответствовал тот, что моложе.
«Всё делили мы дружно:
И коней, и оружье,
А любовью поделимся вряд ли!»
Тут соперники разом
Шапки скинули наземь
И схватились за длинные сабли.
Стены замка трясутся!..
Насмерть рыцари бьются!..
Вдруг покойник выходит из гроба:
«Те тюльпаны, панове,
Напились моей крови!
Спрячьте сабли: мои они оба!..»
Братья видят в испуге
Призрак в ржавой кольчуге,
В польском выцветшем красном жупане.
Он мешает их бою
И в могилу с собою
Увлекает безгласную пани.
Это всё миновало!
Уж и замка не стало:
Лишь руины стоят средь поляны
Да цветут, что ни лето,
Словно в память об этом,
На зеленой поляне тюльпаны.
Февраль 1941
