Сборник - Персидские лирики X–XV вв.

Ни счастье жизни сей лишений в ней не стоит,
Ни сладость бытия его скорбей не стоит,
Ни срок в семь тысяч лет веселья на земле
Страданья лишь семи печальных дней не стоит.

Сегодня тягостней трудов мой будет сон;
И как же без тебя здоров мой, будет сон?
Но ты не веришь мне, – так призрак свой пошли,
Чтоб посмотрел хоть он, каков мой будет сон.

Сказала ты: „Терпи, но не теряй покоя
И сердцем ободрись: ведь буду я твоей”.
Терпенье – где оно? а сердце – что такое?
Лишь крови капелька и тысяча скорбей.

В этом сердце любовь создала ей приют,
В этих взорах черты милой девы живут.
Не пленяет меня свет ни этот ни тот:
Быть достойным ее, – вот меня что влечет.
Что тебе древо рая, то мне – ее стан,
По уму идеал свой ведь каждому дан.
Но как мог бы войти я в волшебный тот мир,
Где святыня – она, где привратник – зефир?
Пусть мой вид неопрятен, – беды в этом нет:
Чистоту моей милой признает весь свет.
Дни Меджнуна минули, и наш нынче век:
Пять-шесть дней – вот и все, что живет человек.
Сад любви и веселье вдали от людей,
Эти блага мои – плод покорности ей.
Пусть и сердце и я за нее пропадем:
Я живу для того, чтоб хранить ее в нем.
Милой образ в глазах да не меркнет нигде;
В них привычно ей жить, как в родимом гнезде!
Каждой розе в саду, что пробудит весна,
Аромат и красу придает лишь она.

Хоть я с виду бедняк, ты о том позабудь:
К ней любовью богата Хафизова грудь.

Кравчий! влаги, что жизни полна, принеси!
Кубок, или хоть два, нам вина принеси!
Средства против печали любовной, вина,
Чем и старость и юность сильна, принеси!
Нам вино – то же солнце, а кубок – луна, —
Солнца свет, что объемлет луна, принеси!
Но рассудок упрям; – бремя винных оков
Для него, вместо уз изо льна, принеси!
Это пламя во мне свежей влагой залей;
Пламя жидкое, словно волна, принеси!
Если роза пропала, скажи ей: „Прощай!”
И напитка, где роза видна, принеси!
Если рокот замолк соловьиный, так что ж?
В горле фляги нам рокот вина принеси!
Стон о прошлом оставь; звук отраднейший нам
Чтоб с гитарой сливалась зурна – принеси!
Видеть образ ее я могу лишь во сне;—
Самый верный источник мне сна принеси!
Хоть я пьян, три-четыре мне кубка еще,
Чтоб совсем стала память темна, принеси!

Две-три чаши тяжелых Хафизу подай:
Будь заслуга мне хмель, будь вина – принеси!

Приди, чтоб, как прежде, умело
Усталое сердце желать.
Приди, чтобы мертвое тело
Воспрянуло к жизни опять.

Приди: безрассветною тьмою
Разлука застлала мой взгляд,
И только свиданье с тобою
Отдаст ему ясность назад.

Хоть душу мне скорбь отравила,
Ей мрачные мысли внушив,
Отрадной красы твоей сила
Удержит их грозный прилив.

Могу я предметы любые
Пред зеркалом сердца держать —
Твои лишь черты неземные
Умеет оно отражать.

Чреватою ночь называют;
Смотрю я, разлуку кляня,
Как звезды свой путь совершают:
Что ночь породит для меня?

Приди!.. Соловей, от созданья
Вселенный в Хафизову грудь,
Уж чуя восторги свиданья,
Вновь песню готов затянуть.

Вновь придет Иосиф пленный в Ханаан: не унывай!
Много слез украсят роза и тюльпан: не унывай!
Сердце бедное! настанут дни веселья: не крушись!
Мозг безумьем вновь не будет обуян: не унывай!
Как весна воздвигнет в жизни вновь зеленый свой престол,
Кровь из роз найдешь ты, птичка, тьмы баян: не унывай!
Не теряй еще надежды, мира тайн не разгадав:
Много там чудес, хоть кроет все туман: не унывай!
Если круг судьбы вертелся не по вкусу нам дня два,
Не всегда расчеты наши ждет обман: не унывай!
Если ты зашел в пустыню, устремляясь к Каабе,
И язвит тебя шипами мугилан – не унывай!
Если бед поток, о сердце, жизнь в основах смыть грозит, —
Ной – твой кормчий: с ним не страшен океан: не унывай!
Пусть и поприще опасно и конец пути сокрыт, —
Кто б куда ни шел, ведь отдых будет дан: не унывай!
Что в разлуке я с любезной, что от зависти терплю,
Знает все судеб Владыка, врач всех ран: не унывай!
О Хафиз! в убогой келье, в одиночестве ночей,
При тебе лишь будь молитва и Коран – не унывай!

За розою я в сад однажды вышел
И пенье соловья внезапно там услышал.
Бедняк, подобно мне, был розою пленен
И песней изливал души болящей стон.
И часто проходил тот сад я в край из края,
Один о соловье и розе размышляя.
Как розе шип сродни! как нежен соловей!
И ей ли кротче стать? ему ли холодней?
Когда я потрясен был песней соловьиной,
Покою я не мог на миг найти единый.
Немало этот сад растит прелестных роз,
Но тех, кто их берет, шипы язвят до слез.
Хафиз, не уповай на мир, где все так ложно:
В нем зло грозит везде, а счастье невозможно.

Хотя бы тьма врагов мне гибелью грозила, —
Лишь будь мне другом ты – не страшны мне они;
Я жду твоей любви; в ней жизнь моя и сила,
А без тебя легко мои прервутся дни.
Когда тебя вблизи не чую ежечасно,
Как роза, вскрыться грудь готова в миг любой;
С тобой в душе я сна дождусь ли? – труд напрасный!
Разлуку облегчить могу ли? – бред пустой!
Мне рана от тебя милей, чем мазь чужая,
Твой яд отрадней мне лекарства от друзей,
Мне смерть от рук твоих – знак вечности и рая:
Душа моя свята, став жертвою твоей.
Приблизься лишь ко мне – и меч твой не ужасен:
Я голову на казнь и руки в плен отдам.
Твой образ истинный лишь избранному ясен,
И видит всяк тебя такой, как мыслит сам.
Тогда стяжать Хафиз хвалу людскую может,
Когда лицо во прах у ног твоих положит.

Царицею ты всех прелестниц быть должна,
Сияя выше их красою, как луна.
Волна твоих волос и очи с поволокой
Наносят прелестям других удар жестокий.
Лицо твое светлей, чем солнце в ясный день,
А косы темнотой стыдят ночную тень.
Твоими чарами – увы! – мой дух отравлен
И может лишь тобой от муки быть избавлен;
Твой ротик есть родник живительной воды,
Сладчайшей, чем садов полуденных плоды.
За что же сердце ты мое казнишь так злобно, —
То сердце, что стеклу по хрупкости подобно?
Слугой властителя такого быть, как ты,
Хоть низшим – вот предмет Хафизовой мечты.

Лучше быть мне вдвоем, чтоб со мною подруга
Пребывала одна,
Чем гореть мотыльком среди людного круга,
Где светильник – она.

Соломона печать с ее силою тайной
Не по мне талисман,
Если руку свою налагал хоть случайно
На нее Ахриман.

Да не будет того, чтоб мой храм упований
До последнего дня
Был доступен врагу моих высших желаний
И закрыт для меня!

Пусть и счастья звезда не блеснет с небосклона
Лаской ясных лучей
Над обителью той, где в почете ворона
И презрен соловей!

От тоски я мечтой под твой кров улетаю
Наяву и во сне:
Так томится иной по родимому краю
На чужой стороне.

Нет нужды набирать чувствам нежным и ярким
Доказательства там,
Где сердечный огонь вспыхнул пламенем ярким,
Пробежав по стихам.

Хоть десятком снабдит языков, как лилею,
Речь Хафизову рок,
Все ж, как почка, он с уст пред красою твоею
Снять не смел бы замок.

О ветер, откуда ты? воздух подруги
Я чую в струе благовонной твоей.
Но как ты ценою такой мне услуги
Дерзаешь развиться вкруг милых кудрей?

О роза, красой ты поспоришь ли с нею?
Она – так изящна, а ты – вся в шипах.
Лилея… но кто с ней сравняет лилею?
Там – свежесть, а здесь – увяданье и прах.

Нарцисс! близ очей ее стоишь ты мало:
В них – свет упоенья, а ты словно пьян.
Тебе ль, кипарис, величаться пристало
В той роще, где стройный мелькнул ее стан!

О ум, ее чары тобой овладели;
Ты бродишь во тьме наподобье слепца…….
Хафиз, ты достигнешь когда-либо цели,
Лишь стало бы силы терпеть до конца.

Уверься, как слабы и ложны
Основы надежды земной.
Подай мне вина! ведь ничтожны
Основы и жизни самой.

Тот мыслит, по мне, благородно,
Кто в мире, где царствует рок,
Все то, что в себе не свободно,
Из сердца бесследно извлек.

Сказать ли, что мне после пира
Вчера, свыше меры хмельной,
Глашатай нездешнего мира
Поведал в беседе ночной?

„О сокол, небесного зритель,
Достойный чертогов Творца!
Не эта печали обитель
Тебя приютит до конца.

С ограды надзвездного трона
Призывный ты слышишь свисток,
Зачем не летишь из загона,
Где ждут тебя сеть иль силок?”

Последуй благому совету,
Храни его свято и чти,
А слышал я заповедь эту
От старца прямого пути:

„Для верности в мир нет места;
К обманам его будь готов.
Знай: мир наш – старуха-невеста
С несчетной толпой женихов”.

Спокойно живи в своей доле,
Не хмурься навстречу судьбе
Затем, что ведь выбор по воле
Не отдан ни мне ни тебе. —

Завидуешь ты бестолково
Хафизу, о жалкий гусляр:
Изящество мысли и слова
Есть Богом ниспосланный дар.

Когда благовония сада
Как ныне плывут в небеса,
Мечта моя вся и отрада —
Вино и подруга-краса.

Потешиться грезою сладкой
И нищий сегодня готов,
Сень тучки считая палаткой,
Лужайку – чертогом пиров,

С поляны Апрельские сказки
Несутся, и слышится весть:
„За блага грядущей развязки
Не след отдавать то, что есть”.

Но честность у злобы плохая:
Ни искры не даст тебе тот,
Кто, в келье свечу зажигая,
Огонь из кумирни берет.

Вино в тебе бодрость упрочит,
А мир из надежд исключи:
Из праха он нашего хочет
На стройку лепить кирпичи.

Меня за мои прегрешенья
Надежды лишать погоди:
Кто знает, что мне от рожденья
Судьбой решено впереди?

На вынос Хафизова тела
Пойти себе в труд не, вменяй:
В грехах без числа и предала
Он может попасть еще в рай.

Подай мне вина; будет зельем
Целительным вновь мне оно:
Тому, кто страдает похмельем
Полезно все то же вино.

Веселие вносят и живость
В беседы друзей и пиры
Красавиц лишь милых игривость
И лоз виноградных дары.

В защиту от взоров плутовок
На святость расчета не строй:
Сам жертвою став их уловок,
Не верю в расчет я такой.

От первого их покушенья
Пропала безгрешность моя.
К чему были пост и лишенья
И строгий устав жития?

Любовь – животворная сила
Для добрых и чистых сердец.
Того, чья душа не любила
Простит милосердный Творец.

Настало блаженство свиданья,
Минула разлуки тоска.
Душа забывает страданья
И снова к покою близка.

Хафиз, то, что пережил тайно,
Не всяким доверишь ушам,
А только тому, кто случайно
Разлуку испытывал сам.

На груди моей роза и чаша в руке
И прелестная возле подруга.
Повелитель вселенной в подобном кружке
Для меня все равно, что прислуга.

Не заботесь о том, чтоб светильники нам
Приносить на ночное собранье:
Между нами теперь Друг присутствует сам
Изливая от лика сиянье.

Наша вера не враг влаге гроздий хмельной,
И пиющему нет в ней угрозы,
Но греховно вино без Тебя и живой
Кипарис с благовонием розы!

Заседанью такому не нужно ничуть
Ароматов земных воскуренье:
Здесь иными духами готовы пахнуть
Твои кудри в любое мгновенье.

Весь мой слух погружен в речь свирелей и труб,
В эти арф задушевные звуки,
А глаза привлекает рубин твоих губ
И хождение чаш из рук в руки.

Здесь о вкусе сластей говорить – суета,
Будь они хоть из дальнего края:
Пред собой Твои сладкие видя уста,
Пью из них я все сладости рая.

И покуда тоску по Тебе, словно клад,
Сохраню я в душе опустелой,
До тех пор проводить неизменно я рад
По притонам пьянчуг век свой целый.

Для чего о позоре заводишь ты речь?
Мой позор – моей славы опора.
Для чего мне внушаешь ты славу беречь?
Ведь мне слава – источник позора.

Мы – безумцы, гуляки, питомцы корчмы,
Недостойные прав человека;
Ну, а много ль найдешь ты таких же, как мы,
Меж детей настоящего века.

Полицейского нравов блюстителя мне
В укоризну не ставьте примером:
Лишь о выпивке думает он в тишине,
Как и я, хоть глядит изувером.

Ни на миг, о Хафиз, от любви и вина
Не беги, зная времени цену:
Средь жасминов и роз наступила весна
И разгул воздержанью на смену.