Михаил Яснов - Пылая страстью к Даме. Любовная лирика французских поэтов

Ты будешь гордою от силы два-три лета,
А после – красоты поблекнет цвет живой;
Когда же наконец прорвется пламень твой,
Злословье не найдет желаннее предмета.
На страсть постыдную не жди тогда ответа —
Любовию твоей пренебрежет любой,
И разве что лакей польстится спать с тобой,
В надежде, что ему перепадет монета.

И будешь ты искать, кому бы навязать
Себя в любовницы: простись с былым успехом —
Ничтожество тебе отставку может дать.

Ты кинешься ко мне – но взор я отвращу,
Заплачешь от любви – но я отвечу смехом:
Так ты поплатишься; так я тебе отмщу.

Своей жестокостью меня вы поразили;
Когда бы ваш приход, что я так долго ждал,
Лишь на единый день иль на два запоздал,
Вы б осчастливили лишь мертвеца в могиле.

Нет, никогда души столь тяжко не казнили!
Я, унимая боль, ее лишь растравлял,
Я делал все, что мог, но тщетно применял
Те средства древние, что мудрецы открыли.

Но, ваш целуя дар, бесценный ваш привет,
И с ним – след ваших рук и ваших взоров след,
Я здравие свое уже вернул отчасти.

Клоринда, вы моей владеете судьбой:
И даровать мне жизнь всецело в вашей власти,
И даровать мне смерть небрежностью любой.

Люблю – и в этом честь моя;
Никто из смертных, знаю я,
Не испытал подобной страсти,
И чем бы ни грозил мне рок,
Смерть не страшна мне, видит Бог:
Ведь жизнь моя – лишь в вашей власти.

Смиреннейшие из людей,
Склонясь во прах у алтарей,
Ища богов благоволенье,
Сжигают только фимиам;
А я, верша служенье вам,
Решаюсь… на самосожженье!

Монархи – баловни судьбы:
Сеньоры наши – им рабы,
Стихии им подвластны тоже,
Весь мир – их замок родовой;
А я владею лишь тюрьмой,
И мне она всего дороже.

Когда к рукам твоим прильну,
Затмившим ложа белизну,
И неотрывно их целую,
Когда пылающей рукой
Скольжу по груди молодой —
Ты знаешь, как тебя люблю я.
Как богомолец к небесам,
Взор возвожу к твоим глазам,
Колена преклонив у ложа,
Молчу, желаньями палим,
И дремлют, сон твой не тревожа,
Мои восторги вместе с ним.

Сон, твои чувства полоня,
С твоих очей прогнал меня;
Ревниво он тобой владеет
В своих таинственных краях,
Твоя душа в его сетях
Не ропщет и вздохнуть не смеет.

И роза, льющая нектар,
И солнце, источая жар,
И бледное луны сиянье,
И ход наяды в лоне вод,
И тканых Граций хоровод
Шумнее твоего дыханья.

Так, близ тебя простертый ниц,
На стрелы сомкнутых ресниц
Гляжу, смиряя вожделенье,
– О, небо! – восклицаю я, —
Скажи, зачем краса творенья —
Источник муки для меня?

Я вас поцеловал в неверном сновиденье,
И, пусть Амур огня еще не угасил,
А все же поостыл мой неуёмный пыл
И распаленных чувств утихло возбужденье.

Теперь моей душе, похитив наслажденье,
Вольно его презреть – я от плода вкусил,
Полуутешенный, отказы вам простил
И вновь уверовал в свое выздоровленье,

И чувства наконец узнали мирный сон,
И после двух ночей утих мой жалкий стон,
Ваш призрак отлетел и дал очам свободу.

Что сон бесчувственен, я слыхивал не раз;
Но, сжалясь надо мной, он изменил природу —
Он сострадательней и человечней вас.

В одежде из цветов тут в заревую пору
Предстала Нимфа та, что вижу в нежных снах,
Окраскою ланит, сиянием в очах
Новорожденную являя в мир Аврору.

И зацвела земля ее навстречу взору,
И разлился восторг в певучих голосах,
Огни вечерние потускли в небесах,
Как будто день пришел на смену их убору.

И Феб, уже клонясь к Фетиде лечь на грудь,
Внезапно поспешил свой светоч вновь раздуть
И повернул коней вслед за зарею ясной,

В тот миг и власти волн его б не удержать;
Но видя и вблизи ее такой прекрасной,
Во влагу низойдя, вновь не посмел восстать.

Три долгих дня, три ночи им вослед
Медлительно прошли с тех пор, как свет,
Сиявший мне, смог черной тьмой смениться,
Свет двух очей твоих, моя царица,
Глаза мои пленявший столько лет.

Лью слезы об утрате; силы нет
Изыскивать целенье мук и бед;
Мне каждый миг в терзаньях этих длится
Три долгих дня.

Меня стремит и мысль, и грустный бред
Искать тебя, забыв себя, свой вред;
А если рок сейчас же не смягчится
И не вернется злая чаровница, —
Не выживет в томленьях жизни цвет
Три долгих дня.

В любви к Урании дни жизни завершу я;
Ни время чувств моих уже не охладит,
Ни одиночество; любовь меня пьянит.
Я волю променял на сладость поцелуя.

Пускай она строга! Печаль мою врачуя,
Сиянием красы мой взор она слепит,
И муки вольные душа благословит,
И на жестокости ее не возропщу я;

Но в излияниях подчас мой трезвый ум
Нашептывает мне рои мятежных дум.
Когда ж оковы рву с решимостью железной,

Вновь разум шевелит потухшую любовь,
Твердя: «Достойней нет Урании любезной!»,
И он сильней, чем страсть, любить заставит вновь.

Маркиза, я смешон пред Вами —
Старик в морщинах, в седине;
Но согласитесь, что с летами
Вы станете подобны мне.

Страшны времен метаморфозы,
Увянет все, что расцвело, —
Поблекнут так же Ваши розы,
Как сморщилось мое чело.

Наш день уходит без возврата
Путем всеобщим бытия;
Таким, как Вы, я был когда-то,
Вы станете такой, как я.

Но уберег от разрушенья
Я некий дар – он не пройдет,
Мне с ним не страшно лет теченье,
Его и время не берет!

Да, Ваши чары несравненны, —
Но те, что мало ценит свет,
Одни пребудут неизменны,
Переживут и Ваш расцвет.

Они спасут, быть может, славу
Меня очаровавших глаз,
И через сотни лет по праву
Заставят говорить о Вас;

Среди грядущих поколений,
Где я признанье обрету,
Лишь из моих стихотворений
Узнают Вашу красоту.

И пусть морщины некрасивы,
Маркиза юная моя,
Но старцу угождать должны Вы —
Когда он сотворен, как я.

Мне хочется, чтоб, сон ваш прерывая,
Мой вздох и вас заставил воспылать…
Вы слишком долго спите, дорогая,
Ведь не любить – не то же ли, что спать?

Не бойтесь ничего: не так уж плохи
Дела любви, и невелик недуг,
Когда, любя, мы в каждом сердца вздохе
Находим средство от сердечных мук.

Любовь – недуг, когда ее скрывают:
Признайтесь мне – и станет жизнь легка.
Не надо тайн: любовь их отвергает.
Но вы боитесь этого божка!

Где легче бремя вы найдете сами?
Ужель такое иго можно клясть?
Иль вы, владея столькими сердцами,
Самой любви признать не в силах власть?

Молю вас, Амаранта, уступите —
С любовью спорить никому не след!
Любите же, покуда вы в зените:
Года бегут, годам возврата нет.

С пастушкою поспорил Альсидон,
Что пес его найдет куда быстрее,
Чем пес ее, зарытую в пырее
Свирель, – и выиграл три поцелуя он.
Пастушка бросилась бежать, чтоб не платить,
Но резвость девичья и прыть
Бессильны против чар любви – так отрок милый
Поставил на своем; и вот итог игры:
Был первый поцелуй похищен силой,
Но два других он принял, как дары.

Эрот, любезный всем, и всех вокруг палящий
Безжалостным огнем,
Дай передышку мне в тоске, меня щемящей
И по ночам, и днем!
Утешь и помоги: пускай в Алькандре милом
Родится нежность с пылом,
Ты в грудь ему вложи весь блеск того огня,
Тот бурный мой восторг, ту жгучую истому,
Которую уже вложил в меня.