Если кто закричит —
шёпотом.
Побрели все от бед
на Восток, —
И над крышами нет
аистов.
* * *
Полчаса до атаки.
Скоро снова — под танки,
Снова слушать разрывов концерт.
А бойцу молодому
Передали из дому
Небольшой голубой треугольный конверт.
И как будто не здесь ты,
Если почерк невесты
Или пишут отец твой и мать…
Но случилось другое,
Видно, зря перед боем
Поспешили солдату письмо передать.
Там стояло сначала:
«Извини, что молчала!
Ждать устала…» И всё, весь листок.
Только снизу приписка:
«Уезжаю не близко,
Ты ж спокойно воюй и прости, если что!»
Вместе с первым разрывом
Парень крикнул тоскливо:
«Почтальон! Что ты мне притащил?
За минуту до смерти
В треугольном конверте
Пулевое ранение я получил!»
Он шагнул из траншеи
С автоматом на шее,
Он осколков беречься не стал.
И в бою над Сурою Он обнялся с землёю,
Только ветер обрывки письма разметал.
[1967]
Копи!
Ладно, мысли свои вздорные
копи!
Топи,
Ладно баньку мне по-чёрному
топи!
Вопи!
Всё равно меня утопишь,
но вопи!..
Топи.
Только баню мне, как хочешь,
натопи.
Ох, сегодня я отмаюсь, эх, освоюсь,
Но сомневаюсь, что отмоюсь.
Не спи.
Где рубаху мне по пояс
добыла?
Топи!
Эх, сегодня я отмоюсь
добела.
Кропи,
В бане стены закопчённые
кропи.
Топи,
Слышишь, баньку мне по-чёрному
топи.
Ох, сегодня я отмаюсь, эх, освоюсь,
Но сомневаюсь, что отмоюсь.
Кричи!
Загнан в угол зельем,
словно гончей лось.
Молчи!
У меня давно похмелье
кончилось.
Терпи,
Ты ж сама по дури
продала меня!
Топи,
Чтоб я чист был, как щенок
к исходу дня.
Ох! Сегодня я отмаюсь, эх, освоюсь,
Но сомневаюсь, что отмоюсь.
Купи!
Хоть кого-то из охранников
купи!
Топи!
Слышишь! Баню ты мне раненько
топи!
Вопи.
Всё равно меня утопишь,
но вопи.
Топи.
Эту баню мне, как хочешь,
натопи.
Эх, сегодня я отмаюсь, ох, освоюсь,
Но сомневаюсь, что отмоюсь.
[1967]
Уходим под воду в нейтральной воде.
Мы можем по году плевать на погоду,
А если накроют — локаторы взвоют
О нашей беде.
Спасите наши души!
Мы бредим от удушья.
Спасите наши души!
Спешите к нам!
Услышьте нас на суше —
Наш SOS всё глуше, глуше.
И ужас режет души Напополам…
И рвутся аорты, но наверх — не сметь!
Там, справа по борту, там, слева по борту,
Там, прямо по ходу, мешает проходу
Рогатая смерть.
Спасите наши души!
Мы бредим от удушья.
Спасите наши души!
Спешите к нам!
Услышьте нас на суше —
Наш SOS всё глуше, глуше.
И ужас режет души Напополам…
Но здесь мы на воле — ведь это наш мир!
Свихнулись мы, что ли, — всплывать в минном поле?! —
А ну, без истерик! Мы врежемся в берег! —
Сказал командир.
Спасите наши души!
Мы бредим от удушья.
Спасите наши души!
Спешите к нам!
Услышьте нас на суше —
Наш SOS всё глуше, глуше.
И ужас режет души
Напополам…
Всплывём на рассвете — приказ есть приказ.
Погибнуть во цвете уж лучше при свете.
Наш путь не отмечен. Нам нечем… Нам нечем!..
Но помните нас!
Спасите наши души!
Мы бредим от удушья.
Спасите наши души!
Спешите к нам!
Услышьте нас на суше —
Наш SOS всё глуше, глуше.
И ужас режет души Напополам…
Вот вышли наверх мы, но выхода нет!
Вот — полный на верфи! Натянуты нервы,
Конец всем печалям, концам и началам — мы рвёмся
к причалам
Заместо торпед!
Спасите наши души!
Мы бредим от удушья,
Спасите наши души!
Спешите к нам!
Услышьте нас на суше —
Наш SOS всё глуше, глуше.
И ужас режет души Напополам…
[1967]
* * *
Марине
То ли в избу и запеть,
Просто так, с морозу!
То ли взять да помереть
От туберкулёзу…
То ли выстонать без слов,
То ли под гитару,
То ли в сани — рысаков
И уехать к Яру!
Вот напасть — то не в сласть,
То не в масть карту класть.
То ли счастие украсть,
То ли просто упасть
В страсть…
В никуда навсегда —
Вечное стремление.
То ли с неба вода,
То ль разлив весенний…
Может, песня без конца,
Может — без идеи.
Строю печку в изразцах
Или просто сею…
Сколько лет счастья нет,
Впереди — красный свет.
Недопетый куплет,
Нед одаренный букет…
Бред…
Назло всем, насовсем,
Со звездою в лапах,
Без реклам, без эмблем,
В пимах косолапых,—
Не догнал бы кто-нибудь,
Не учуял запах…
Отдохнуть бы, продыхнуть
Со звездою в лапах.
Без неё, вне её —
Ничего не моё —
Невесёлое житьё.
И быльё — и то её,
Ё-моё…
[1967–1969]
В который раз лечу Москва — Одесса —
Опять не выпускают самолет.
А вот прошла вся в синем стюардесса, как принцесса,
Надёжная, как весь гражданский флот.
Над Мурманском — ни туч, ни облаков,
И хоть сейчас лети до Ашхабада.
Открыты Киев, Харьков, Кишинёв,
И Львов открыт, но мне туда не надо.
Сказали мне: — Сегодня не надейся,
Не стоит уповать на небеса.—
И вот опять дают задержку рейса на Одессу —
Теперь обледенела полоса.
А в Ленинграде с крыши потекло,
И что мне не лететь до Ленинграда?
В Тбилиси — там всё ясно и тепло,
Там чай растет, но мне туда не надо.
Я слышу — ростовчане вылетают!
А мне в Одессу надо позарез,
Но надо мне туда, куда меня не принимают
И потому откладывают рейс
Мне надо, где сугробы намело,
Где завтра ожидают снегопада
А где-нибудь всё ясно и светло,
Там хорошо, но мне туда не надо!
Отсюда не пускают, а туда не принимают,
Несправедливо, муторно, но вот —
Нас на посадку скучно стюардесса приглашает,
Похожая на весь гражданский флот.
Открыли самый дальний закуток,
В который не заманят и награды.
Открыт закрытый порт Владивосток,
Париж открыт, но мне туда не надо.
Взлетим мы — можно ставить рупь за сто — запреты снимут.
Напрягся лайнер, слышен визг турбин.
Но я уже не верю ни во что — меня не примут,
У них найдётся множество причин.
Мне надо, где метели и туман,
Где завтра ожидают снегопада,
Открыли Лондон, Дели, Магадан,
Открыли всё, но мне туда не надо!
Я прав — хоть плачь, хоть смейся, но опять задержка рейса, —
И нас обратно к прошлому ведёт
Вся стройная, как ТУ, та стюардесса — мисс Одесса,
Доступная, как весь гражданский флот.
Опять дают задержку до восьми,
И граждане покорно засыпают.
Мне это надоело, черт возьми,
И я лечу туда, где принимают!
[1967]
* * *
На краю края земли, где небо ясное
Как бы вроде даже сходит за кордон,
На горе стояло здание ужасное,
Издаля напоминавшее ООН.
Все сверкает, как зарница,—
Красота! Но только вот —
В этом здании царица
В заточении живет.
И Кащей Бессмертный грубое животное
Это здание поставил охранять,
Но по-своему несчастное и кроткое,
Может, было то животное, как знать!
От большой тоски по маме
Вечно чудище в слезах —
Ведь оно с семью главами,
О пятнадцати глазах.
Сам Кащей (он мог бы раньше врукопашную!)
От любви к царице высох и увял,
Стал по-своему несчастным старикашкою,
Ну, а зверь его к царице не пускал.
— Пропусти меня, чего там,
Я ж от страсти трепещу!
— Хоть снимай меня с работы,
Ни за что не пропущу!
Добрый молодец Иван решил попасть туда, —
Мол, видали мы Кащеев, так-растак!
Он все время, где чего — так сразу шасть туда!
Он по-своему несчастный был дурак.
То ли выпь захохотала,
То ли филин заикал,—
На душе тоскливо стало У Ивана-дурака.
Началися его подвиги напрасные,
С Баб-Ягами никчемушная борьба —
Тоже ведь она по-своему несчастная,
Эта самая лесная голытьба.
Сколько ведьмочек пришипнул!
Двух молоденьких, в соку…
Как увидел утром — всхлипнул,
Жалко стало дураку.
Но, однако же, приблизился, дремотное
Состоянье превозмог свое Иван.
В уголке лежало бедное животное,
