id="id135">
Ты – беспечно, Вечное Небо
Ты – беспечно, Вечное Небо,
оглушенное ревом мотора,
ты к тому же еще и слепо,
если смотришь на все без укора,
если, пыль человечью глотая,
ты по принципу «хата с краю»
продолжаешь взирать равнодушно
и не вспыхнешь грозой:
«ах, как душно».
Средь моря равнодушия есть остров,
к нему доплыть, увы, совсем не просто.
Там нет ни райских кущ,
ни пенья птиц.
И нет ни жаб голодных, ни мокриц.
Средь скал холодных,
глядя в неба раструб,
там ждут огнепоклонцы Зороастру.
В сердцах из немой целлюлозы
неясною каплею вдруг
живые появятся слезы,
как отзвук на Вашу игру.
Слой облаков по-весеннему тонок
Слой облаков по-весеннему тонок,
слезы дождя источает несмело;
серое утро, как гадкий утенок,
станет к обеду лебедем белым.
Что человек – пигмей в своем величьи
Что человек – пигмей в своем величьи,
иль великан в ничтожности своей?
Меж тем и этим нет, увы, различья,
коль нет границ отсчета для идей.
В гладких строчках не выразишь боль
В гладких строчках не выразишь боль –
порожденье колючей души.
Ты пожар потушить не спеши,
пусть сгорит то, что должно сгореть.
Играет солнце в белых кружевах
Играет солнце в белых кружевах
старинного Успенского собора,
и память многоликая жива,
кружит меня в своих объятьях споро
Я слышу белых звонниц благовест,
взывающих, сзывающих, зовущих,
я вижу лики русские окрест
и отсвет в них всех таинств в мире сущих.
Мы часто бесполезно обсуждаем
Мы часто бесполезно обсуждаем,
первично что: материя иль дух,
друг другу свое мненье насаждаем,
выпячивая лишь одно из двух.
Первично что: зима, весна иль лето,
наивность утра, вечера ли ум.
И невдомек: то ль мы идем по следу
проложенному некогда поэтом,
то ль сытость в мире празднует триумф.
Уму дано лишь частности понять
Уму дано лишь частности понять,
все разом может сердце лишь обнять.
Перед единством сердца и ума
раскроется и завтрашняя тьма.
3 и 7 – магические цифры,
Бог недаром троицу святил,
пряча тайны мирозданья
в шифры
кругообращения светил.
Мы недельный цикл давно
раскрыли,
треугольник знаем наизусть,
цифры дарят нынче людям
крылья,
и за них я трепетно держусь.
А есть ли то,
к чему стремимся мы -
иль это только яркая химера,
как призрак лета
средь седой зимы,
как во Христа спасительная вера.
Таких вопросов задано – не счесть.
Но и ответ рожден не этим веком,
на то и человек разумный есть,
чтобы стремиться статься Человеком.
Воображенье, не играй со мной
Воображенье, не играй со мной,
не строй воздушных замков и иллюзий,
с тобой не утону в печальном блюзе,
достаточно мне твердости земной.
Ночь взгромоздилась на плечи домов
Ночь взгромоздилась на плечи домов,
сны выползают из книжных томов,
жизнью чужой хороводят у глаз,
чтобы рассудка огонь не погас.
Фланируют яркие тени,
стараясь не вляпаться в грязь.
Вершиною страстных хотений -
нашлепкой фирмовой гордясь.
Слова,
как наклеенные ресницы,
красиво цепляются друг за друга,
но мешают видеть суть.
Божество – убожество,
черная доска.
На душе – тоска.
Я вчерашним быть бы не смог
Я вчерашним быть бы не смог,
быть бы завтрашним – не сумел.
Позади – смоляной смог,
впереди туман – мел.
Лишь сегодняшнему служа,
ощущает себя душа.
Стремится вверх воздушный шар мечтаний
Стремится вверх воздушный шар мечтаний
и тянет вниз привязанность к делам.
Я – пополам.
Меняются местами
мечта и явь.
В смешеньи их – бедлам.
Ты жизнь,
поправ ошибку вычитаний,
вдоль вектора
в грядущее направь.
Мне сняться звоны колокольные
Мне сняться звоны колокольные
малиновые и горчичные,
в них что-то празднично-раздольное,
в них что-то нутряное – личное.
Под этот звук я с Русью венчаный,
с ее ухабами и храмами.
И сказками очеловеченный,
и распят жизненными драмами.
Сквозь жаркий гром
ракет космических,
сквозь шлягерные театральности
я слышу благовест мифический,
как знак благих вестей
в реальности.
Не вздыхаем, не клянем, не ропщем,
с прошлого срывая пелену.
Не изъять из памяти всеобщей
взбитую тревогой старину,
конными и пешими рядами
всю перелопаченную Русь,
не изъять, что было с пра-дедами,
осуждать которых не берусь.
Вятичи, древляне и поляне,
скифы, и варяги, и Орда.
На Руси как на большой поляне
по соседству ваши города
воздымались, падали и снова
жгли друг друга, силясь и ярясь.
Не могу хулить сегодня словом,
не к лицу бросать мне в предков грязь.
Кто из них был прав, а кто – виновен,
я им – не всевышний судия.
Все они в своей первооснове
были мне и братья, и дядья.
Дружба и вражда перемежались,
рядом по истории снуя.
На Поляне все перемешались,
и для всех их стал потомком я.
В кровь свою вобрал я все кровины,
ничьего родства я не стыжусь.
Все соединила воедино Родина моя – Большая Русь.
(по А. Вознесенскому)
О – округлое как озеро
и как остров одинокое,
одинаково на Одере,
и на Волге, там, где окают.
О-в обойму слова встроено
как восторг и как воззвание,
как оружие у воина,
объявившего восстание.
О – как облако сомнения
как осина осторожная,
обожженное осеннее
опахало подорожное.
Пень, опятами опрысканный
от обилия обабился,
подосиновик отысканный
мне обиженно осклабился.
Бор как «О» насквозь пронзительный,
воздух словно нож заточенный
озонирует пользительно,
опьяняет очень-оченно.
О – как хор, многоголосица
океанно необъятная:
то как шторм она проносится,
то – овалово
