упала в пепел на колени:
– Прости. Я не хотела.
Ты сама всему виной!
Теперь остались тени.
Весь Свет с тобой,
И Радость, и Любовь.
А мне достались Зависть,
Соль, да кровь,
Из оголенной вечной раны.
Ты и теперь моя, лишь – боль.
И в сотни тысяч раз, чем прежде,
Огромней.
Дай мне луч надежды.
Пойми, я дочь твоя!
И что же?
Поземка замела подножье,
Вокруг позорного столба.
«Что это? Я схожу с ума?».
– Не горься, дочь моя, не плачь.
И верен слову был палач.
Боль не страшна, страшна разлука.
И жалок мне твой скорбный плач.
Я, милое мое дитя,
Тебя укрою волей Бога.
И на подкошенном пороге,
Сумею планку удержать.
Живи, родная, и не бойся.
Я и теперь, и здесь вам – мать.
Вьюн рухнул в прах, всё стало тихо.
И средь нависших облаков,
Пронзив свинцовые обиды,
Луч Солнца осветил остов
Столба и кучку пепла.
– Опять на все ответ готов.
Ты неизменна. Что-же: "браво"!
Я счастлива, но я устала.
Тяжелый день. Зачем? И, ветер…
И кто теперь за все в ответе?
– Никто! Не ты. Верь мне, родная.
Душой своею заклинаю:
Люби теперь, любимой будь,
О дне тяжелом позабудь.
Всему свой срок, и стать счастливой,
За жизнь мою – тебе урок.
Довольно много говорили,
О том былом, что пережили.
Вдвоем.
Их ветер слушал.
Вдруг, как зимой завыл,
Пропал.
Потом все стихло.
И в ладошку
Упрямой дочери упал
Кусочек пепла -
Видно сердца.
И сердцем, сердце удержал.
***
Все это Сказка.
Но однажды,
Развеяв утренний туман,
Кусочек сини в тучном небе,
Жизнь чью – то в жизни удержал.
А сини нет. Есть только Небо.
Дорога белым Облакам.
***
Прескучна жизнь была в деревне:
От посевной, до посевной.
Работали. Чудес не знали,
Да вот поди ж ты: стороной
Окольней, мимо ехал
Граф Калиостро. Был такой,
В то время Персонаж известный.
В науке вечно «с головой».
Что ни сезон, то он в бегах:
То там кого-то облапошит,
То здесь. Вот так вот, впопыхах,
И жил магистр наук различных.
Простых наук и необычных.
Народ болтал (а зря не скажут),
Что граф статУи оживлял,
Что повседневные предметы,
Он в драгметаллы превращал.
Что где-то там не поделился…
(Теперь в чести у всех дележки),
Собрался быстро, и теперь,
В бегах, он, от людей острожки.
Скиталец – даром что мудрец!
И вот в глухую деревеньку,
Не по своей он воле влез.
Дороги смыло. Нет пути.
Ну не пешком ему идти?
Карета, напрочь развалилась,
А он в бегах, и гонят псы.
Рожки трубят во все концы.
И нервная за ним охота -
Хоть вброд иди через болото.
Тут подвернулся мужичок.
Карету выправить помог.
Мосластый – даром что худой.
Карету поднял он рукой,
Поправил ось, там что-то ткнул,
Потом, как взял её, тряхнул,
Крутнул, на взвеси, колесо,
И доставать полез яйцо,
За ним и хлеб, и снедь, и лук.
Решил перекусить он вдруг.
Граф Калиостро обалдел:
«Вот это сила! Сколько дел
Обделать можно было б с ним.
Десяток заменить одним».
Он пригласил его на службу.
Пообещал пиры и дружбу,
Кураж, девиц, адреналин.
«Все будет», – сватал господин.
Народная гласит молва,
Что Сила может без Ума.
И, поговоркой ей отрада:
«Раз Сила есть – Ума не надо".
Вот как-то приближенно так,
Ответил графу наш … силач.
Чем откровенно удивил.
Граф простоту его простил,
И даже больше: дал кольцо.
Им потереть велел яйцо,
То, что силач собрался съесть.
За сим сказал: «Имею честь!».
Карета дальше покатилась.
За поворотом, испарилась,
Как будто не было её.
У мужика житье-бытье,
Никоим разом, не сменилось.
Он руки о штаны обтёр,
Вихор затылочный пригладил,
Кольцо богатое куснул:
– О, золотое. Славно сладил!
Отдам жене. Да толку в нем.
Носить нельзя, ведь не поверят,
Что не украл. Скажу – нашел.
И так отнимут. Не поделят.
Под нос бурчал себе силач:
– Как он сказал мне напоследок?
Потри яйцо? Потру, пожалуй.
Сейчас потру. А лучше, съем.
Приду домой, все честь по чести.
Вот там яиц не перечесть.
А это вон уже помято,
Всё в трещинках – то там, то здесь".
Подумав, он разинул рот.
Вдруг, образ графа предстает
(Не полностью, а лишь лицо),
И очень строго говорит:
– Кольцо три срочно об яйцо!
Силач, на землю, аж, присел:
«Вот это да! Что это было?
Колдун! Кому я помогал?
Вот, вляпался».
Мужичья сила
Куда-то делась вся из ног.
«Ох, Господи, ты б мне помог!».
Перекрестился и потер
Кольцом яйцо. Оно раздулось,
В ладонях пару раз крутнулось,
Всё загорелося огнем,
Потом размером прежним стало.
Кольцо ж, рассыпалось, пропало.
Глядь, на ладони мужика,
Лежит яичка шелуха.
Тут разом наш силач дохнул,
Да скорлупу, с яйца, всю сдул.
И вот, в ладони у него,
Лежит тяжелое такое,
И сразу видно – золотое,
Так, килограммчиков на пять,
Яйцо.
-Ну, граф – ядрёна мать!
Я, и с кольцом, не знал, как быть.
Теперь – яйцо! Что с ним то, делать?
Сегодня мне не пообедать.
До дому, к ужину б, поспеть.
И, к дому, лесом напрямик,
Голодный двинулся мужик.
Шел дорогою. Ругался.
Очень сильно есть хотел.
В это время в голове,
Ум мужичий просыпался.
Спал он года тридцать три.
Надо ж, шут его бери,
О, заерзал-завертелся -
Непривычно как, внутри:
«В нем ведь килограммов пять.
Это ж можно хату взять,
И корову, и коня, и в округе зеленя.
Можно самовар купить,
Чтоб чаи ввечёру пить.
Двух наивных батраков
Можно взять. Я взять готов».
Так мужик дошел до дому.
«А жене то, как сказать?
Растрещит по всей деревне,
И тогда оно опять -
Не поверят и отнимут.
Как разборок избежать?
Как в бюджете провести?
Так мне нужно подвести,
Чтоб жена яйцо добыла,
Но контроль все ж соблюсти».
Поумневший, враз, мужик,
Мимо дома, к курам – шмыг.
Подложил яйцо несушке.,
Утро ждать пошел к подушке.
Он забыл, что был голодный.
Завалился спать свободным
От богатств и от работ.
Спал без снов
