Водомерка
Чтоб цивилизацию не одолел
Варвар – заклятый враг,
Подальше на ночь коня привяжи,
Угомони собак.
Великий Цезарь в своем шатре
Скулу кулаком подпер,
Блуждает по карте наискосок
Его невидящий взор.
И как водомерка над глубиной,
Скользит его мысль в молчании.
Чтобы Троянским башням пылать,
Нетленный высветив лик,
Хоть в стену врасти, но не смути
Шорохом – этот миг.
Скорее девочка, чем жена, –
Пока никто не войдет,
Она шлифует, юбкой шурша,
Походку и поворот.
И как водомерка над глубиной,
Скользит ее мысль в молчании.
Чтобы явился первый Адам
В купол девичьих снов,
Выставь из папской часовни детей,
Дверь запри на засов.
Там Микеланджело под потолком
Небо свое прядет,
Кисть его, тише тени ночной,
Движется взад-вперед.
И как водомерка над глубиной,
Скользит его мысль в молчании.
Джон Кинселла пьет за упокой миссис Мэри Мор
Горячка, нож или петля,
Пиковый интерес,
Но смерть всегда хватает то,
Что людям позарез.
Могла бы взять сестру, куму,
И кончен разговор,
Но стерве надо не того –
Подай ей Мери Мор.
Кто мог так ублажить мужчин,
Поднять и плоть и дух?
Без старой милочки моей
Что мне до новых шлюх!
Пока не сговоришься с ней,
Торгуется как жид,
Зато потом – заботы прочь,
Напоит, рассмешит.
Такие байки завернет,
Что все забудешь враз,
Любое слово у нее
Сверкало, как алмаз.
Казалось, что невзгоды – прах,
А бремя жизни – пух.
Без старой милочки моей
Что мне до новых шлюх!
Когда бы не Адамов грех,
Попы нам говорят,
То был бы уготован всем
При жизни райский сад,
Там нет ни горя, ни забот,
Ни ссор из-за гроша,
На ветках – сочные плоды,
Погода хороша. Там девы не стареют ввек,
Скворцы не ловят мух. Без старой милочки моей
Что мне до новых шлюх!
Томас Стернс Элиот (1888–1964)
Родился в Сент-Луисе (штат Миссури, США), учился в Гарварде, Оксфорде и Сорбонне. В 1914 году поселился в Англии, принял британское гражданство. Сборник «Пруфрок и другие наблюдения» (1917), поэмы «Бесплодная земля» (1922) и «Полые люди» (1925), а также критические статьи Элиота и издаваемый им журнал «Критерий» (1922–1939), составили ему репутацию лидера и главного «гуру» английского модернизма. Со временем католические убеждения поэта крепнут, и его стихи становятся более медитативными, «метафизическими». Не случайно Элиот был одним из самых влиятельных пропагандистов поэзии Джона Донна. Сборник поэм «Четыре квартета» (1943), в особенности последняя из них, «Литтл Гиддинг», относятся к высшим достижениям Элиота.
Вот она, прямо из Божьих рук, простая душа,
Является в этот шумный и яркий, яростный мир,
Теплый, холодный, ветреный, влажный или сухой.
Вот она, заблудившись в ножках стула или стола,
Падает, ушибается – и в испуге бежит
К маминым ограждающим коленям и рукам.
Вот она, жадная до игрушек и ласк,
С восхищеньем глядит
Томас Стернс Элиот. Фото 1940-х гг.
На море, на рождественскую елку в огнях,
Вдыхает праздничный запах хвои и соли морской,
Изучает узоры солнечные на полу,
Пляшет вокруг коробки с серебряною тесьмой,
Смешивает сон с явью, и правду с мечтой,
Радуется карточным дамам и королям,
Впитывает рассказы о феях и сплетни слуг.
Ноша взросления отягощает ее,
Отягощает и мучает день ото дня,
Месяц за месяцем все больше мучает и тяготит –
Все эти бесконечные «можно» и «нельзя»,
Эти «вряд ли, как на голову холодный душ.
Мука существования и соблазны мечты
Нудят детскую душу скрыться от всех –
На подоконник, где, коленки поджав,
Томом Британники она отгораживается от мира людей.
Вот она, питомица времени, ребячья душа,
Самолюбивая, робкая и невезучая,
Не способная ни ополчиться решительно, ни отступить;
Она пугается всего, не отличая блага от зла,
Страшится кляксу поставить в тетрадь,
Боится призраков и собственной тени своей,
Оставляет после себя разор и груду пыльных бумаг,
Лишь в смертный час обретая желанный покой.
Молись за нас, Дева Пречистая, за всех нас –
За Гуитьерреса, одержимого скоростью и высотой,
За Будэна, разорванного бомбой в клочки,
За того, кто успел не спеша сколотить капитал,
И за того, кто просто жил, как умел,
За Флорет, растерзанную псом в кипарисовой роще;
Молись за нас, грешных и новорождённых.
Пепел
(Из поэмы «Литтл Гиддинг»)
Серый след на руке старика –
Пепел роз, поглощенных огнем.
Пыль, что горло щекочет, горька, –
Пыль от жизни, пошедшей на слом.
Там, где памяти дым и зола,
Дом стоял, мышь под полом жила.
Видишь эти проломы и бреши?
Это – воздух сгоревший.
Эта сушь, эта морось в глазах,
Пепел дней, что дотла сожжены;
Влага мертвая, умерший прах
Все никак не поделят вины.
Смотрит выпотрошенная земля,
Горькой шуткой себя веселя,
На безумье великого дела.
Это жизнь догорела.
Не дождешься плода от труда,
Не удержит добычи ладонь:
Все захватит огонь и вода,
Все поделят вода и огонь.
Тщетны жертвы и тщетны труды,
Догниют и дотлеют следы
Алтарей и колонн и палат.
И вода и огонь догорят.
Белая богиня и черный кентавр
(Поэтические мифы Р. Грейвза и У. Б. Йейтса)
Влюбленные, безумцы и поэты
Сотворены из собственных фантазий:
Безумец видит демонов повсюду;
Влюбленный в ослеплении своем
Красу Елены зрит в цыганке смуглой;
Поэта взор, блуждая, переходит
С небес на землю и опять на небо.
Среди английских поэтов XX века было два великих мифотворца – Уильям Йейтс и Роберт Грейвз. Между прочим, оба – ирландцы, и кельтский элемент играет существенную роль в их творчестве. Он обнаруживает себя в причудливости фантазии, в поэтическом темпераменте, «одержимости» в платоновском смысле этого слова. «Безумная Ирландия втравила тебя в поэзию», – говорил Оден о Йейтсе. Наверное, только ирландцы могли сотворить такое – возвысить свой личный поэтический принцип до масштаба универсального мифа.
Мифопоэтическая система Йейтса, в основном, изложена в его прозаических книгах «Per Arnica Silentia Lunae» (1917) и «Видение» (1925); система Грейвза – в книге «Белая Богиня» (1946).
Главные понятия Йейтса – маска, Даймон и фазы лунных превращений, причем в первой книге 1917 года лунных фаз еще нет (они появляются только в «Видении»). Зато луна присутствует в самом названии этой книги: «Per Arnica Silentia Lunae» – «При благосклонном молчании луны» (из Вергилия). В «Per Arnica» высказывается выношенное Йейтсом убеждение, что истинный поэт должен довериться своему Даймону (анти-Я) и создать маску, во всем противоположную себе самому. Суть «Видения» – книги, якобы наговоренной духами жене поэта во время сеансов автоматического письма, – в учении о лунных фазах души, движущейся по кругу от пассивной объективности к полной субъективности, достигая состояния Единства Бытия в фазе полнолуния. При этом нужно учесть, что поэтическая мифология Йейтса не исчерпывается этими двумя важнейшими книгами, но включает в себя представление о символической Розе, распятой на Кресте Времен (от розенкрейцерской доктрины, разделяемой Йейтсом), и учение об трансмутации души (следствие его алхимических увлечений). Эти представления наиболее ярко представлены в его сборнике рассказов «Сокровенная Роза» (The Secret Rose, 1895) и в лирике.
Концепция Грейвза, в основе своей, чрезвычайно проста. Он утверждает, что вся истинная поэзия есть не что иное, как обряд поклонения тройственной богине Луны (которую Грейвз называет Белой Богиней), правящей в небе, на земле и под землей.
Представление о Луне как о тройственной богине восходит к античности (Феокрит, комментария Сервия к «Энеиде» и пр.). Поэты Возрождения подхватили эту идею. Грейвз ссылается на Джона Скельтона (1464?–1529), придворного поэта Генриха VIII, который в поэме «Лавровый венок» пишет:
Схема лунных фаз, по Йейтсу.
Диана в зелени листвы,
Луна, что светит ярко,
И Персефона Ада (154).
Если бы Грейвз знал сонет французского поэта Этьена Жоделя (1532–1573) «К Диане», он, вероятно, процитировал бы и его, потому что вряд ли в мировой поэзии существует более красноречивое восхваление Тройственной богини в единстве ее трех ипостасей – светлой (Силены или Цинтии), грозной (Артемиды или Дианы) и зловещей (Персефоны или Гекаты).
