Мария Покровская - Творчество Лесной Мавки

 Собираю в котомку все дары усталого дня:
 чье-то доброе слово, затертое, будто монетка,
 нежность кошки бродячей, что другом избрала меня,
 и зацветшей сирени несмелую первую ветку.
 Всё запомню, что дарят последние дни.
 Ни о чем на земле не жалею.
 Тонкий месяц, похожий на ангельский нимб,
 я заметила нынче впервые.

 Заря тонула в озере Октай.
 Седые волки приходили к келье,
 с моей ладони брали теплый хлеб,
 как доброе, безхитростное зелье.
 Клянусь, что страха не было в глазах
 янтарных волчьих, ни в девичьих серых.
 А был покой, и светлая слеза,
 и благодать прощения и веры.

 Спускалась к речке молодой.
 В моем ведре заря умылась.
 И расплескалась Божья милость
 студеной чистою водой.
 Здесь изб бревенчатых ряды,
 как декорации, убоги,
 глядят на новую дорогу
 и века черного следы.
 Как сотню лет тому назад,
 калитка всхлипнет, крикнет кочет,
 и Русь, восстав от страшной ночи,
 откроет светлые глаза.

 Солнце вышло на проталины,
 с горки желтая вода.
 Злого города дыхание
 не доносится сюда.
 Здесь и времени не плачется,
 потеряемся в веках.
 За ворота вышли старицы
 в теплых, с маками платках.
 Тихи улицы сутулые,
 пляшет солнце по дворам.
 За еловым древним сумраком
 рвется к небу белый храм.

 Горем чужим, будто черствым ломтем,
 давятся люди, царапая горло.
 Думают, купят такой добротой
 место в Раю, как гостиница, теплом.
 Очи, как раны, ладонью зажму —
 упаси Господи плакать при людях.
 Не приютилась я в вашем дому.
 Простите, милые, вы мне не судьи.

 Мертвые колокола
 повешены на звонницах высоких,
 как мученики
 с вырванными языками.
 Кто отнял у них голос?
 Настанет белая заря,
 когда они заговорят.
 Они воскреснут,
 тишину пронзит набат,
 и перед ними ниц падут немые города.
 В полете звоны радужные птицы,
 ночь опалят свтым огнем.
 И обреченных просветлеют лица.
 Прольется благовест,
 как солнечный янтарь.
 Когдав в оглохший мир придет Звонарь…

 Наплодила стихов,
 Как бродячих щенков.
 Они тычутся людям
 В сердца и в ладони.
 Кто-то мимо пройдет,
 Кто-то в дом свой возьмет,
 Кто-то бранью и камнями гонит,
 Говоря, что добрей
 Утопить их в ведре.

 Над крестом ржавый ковш луны.
 Волчий крик вдали за погостом.
 Оправданье моей вины
 Оказалось до боли просто.
 Мне не горько уйти одной.
 Лишь у Бога прощенья просила.
 Мне не страшно в земле родной,
 Под шиповником огнекрылым.
 Просто жизнь мне была как смерть.
 А теперь умерла — воскресла.
 Покореженный ковш луны
 Проливается светом небесным.

 Стихами твоими, как красными нитками,
 Латаю души моей лютую рвань.
 Ищу палисад с потемневшей калиткою,
 Где любящий кто-то дождется меня.
 Дождется, простит мне и нервы колючие,
 И режущий горло полуночный крик.
 Там буду кому-то желанной и лучшею.
 Там в горнице — Божий немеркнущий лик.

 Когда тугие стрелы запоют,
 О злой моей погибели звеня,
 Поверьте — клены рыжие придут,
 Срываясь болью с мощного корня.
 Они придут и защитят меня.
 Когда мишень приметную всерьез
 Жизнь начертает на моей груди,
 Меня обступит хоровод берез,
 От человечьей злобы защитит.
 Придут меня утешить и спасти
 Лесная птица и бродячий пес.

 По деревне горят иконы.
 Так, что больно от дыма глазам.
 Вдоль дороги шершавые клены
 Кровоточат, как образа.
 Чуть светлей, между утром и ночью,
 Неба дымный болезненный лик.
 И шатаясь, как раненый кочет,
 Из трактира плетется мужик.
 Босиком, нараспашку рубаха.
 В кабаке свою душу забыл.
 За помин, верно, горькую пил.
 А деревня притихла, как плаха.
 Смотрит, в небе над ним хохочет
 Окровавленной пастью заря.
 Прохрипл мужичонка: Боже,
 Упокой со святыми царя!..
 А в ответ лишь ожглась крапива,
 Испугавшись той пьяной мольбы,
 Да брехнул чей-то пес лениво
 От рассохшейся черной избы.

 Я прожду тебя ровно три тысячи дней.
 А потом я зверицей лесной обернусь.
 И уйду за погост, за тропу нелюдей,
 Где вскричала крестами погибшая Русь.
 Нежный образ девичий меняю на клык,
 И на шелест осины — человечий язык.
 Я забуду дорогу к людскому жилью,
 И ненужное сердце отдам воронью.
 Только — так я пою в озаренной ночи
 При сияньи луны — поминальной свечи,
 Что ты станешь искать меня в чаще лесной,
 Позабыв о привычной тревоге дневной.
 Только поздно, родной.
 Эти рощи — мой дом. Волчья стая — семья.
 Я убила любовь. Я теперь не твоя.

Я взвыла на алом снегу.
 Вам болью моей не согреться.
 Вонзилась на волчьем бегу
 горячая пуля под сердце.
 Вам нечего даже прощать.
 А всё ж вам, беспамятным, в лица
 моя усмехнется душа
 глазами убитой волчицы.

 Я тебя позову в свое дикое детство,
 Как в заросший крапивой заброшенный сад.
 Будем жить через речку, почти по соседству.
 Будем верить — от взрослых тайком — в чудеса.
 Мне на плечи ложится вековая усталость.
 Моя девочка-фея, мой друг и кумир,
 Ты одна разгадала и сберечь попыталась
 Заколдованный мой, опрокинутый мир+

 Письмо под Рождество. Прохладно-вежливо.
 Кто пишет — не понять. Чужая женщина,
 Что музой маленькой была.
 Осталась в сказке беззаветной.
 Но Время вылакало полдень летний
 И звонкий плеск упрямого весла.
 Я мщу словам за одиночество.
 Я в шутовской свой мир надежды поселил,
 Дурацким колпаком от злобы мир укрыл.
 Мне хохот в спину, хохот, как картечь,
 Ведь главного не высказать и не сберечь.
 Алиса, неужели я старик?..
 Никем любим доселе не был,
 Но в памяти твой детский лик
 Хранил от времени и неба.
 Письмо под Рождество. Прохладно-вежливо.
 Кто пишет — не понять. Чужая женщина,
 Что музой маленькой была.
 Опять, я чувствую, кому-то там хохочется.
 И снова мщу словам за одиночество.
 И в колпаке дурацком мир мой корчится.

В Город Забытых Поэтов
осень пришла босая
и принесла с собою
пепел отцветших слов.
Город Забытых Поэтов —
он по соседству где-то
с Царством Брошенных Кукол
и Городом Детских Снов.

Тройка-осень. Ретивая поступь
золотых, красногривых коней.
Все окончилось странно и просто,
ни о чем на земле не жалей.
Кони ярые чуют погибель,
ибо Время — суровый ямщик.
Поразвеялась жизнь, аки небыль,
лишь безумный бубенчик кричит.
Тройка-осень уносит счастливцев.
Кто  остались, те плачут и лгут.
Здесь подковами палые листья
задымились на первом снегу,
и в лазури звенят колокольцы…
Исчезающей тройке вослед
в маске горького злого пропойцы
смотрит в небо забытый поэт.

В этом городе серые стены,
но к жилищам подходят осины,
как танцовщицы древних племен.
Это город холодных рассветов,
это город забытых поэтов,
это город печальных сюжетов,
это город, нелепый, как сон.
Здесь проходят, как призраки, годы,
здесь седые смиренные воды
и надежды далекий маяк.
Этот город похож на Венецию,
лодки-птицы печали таят.
И, наверное, можно согреться
горько-алым вином забытья.

В Город Забытых Поэтов
приходят дожди-почтальоны,
приносят осенние письма
в конвертах златых и зеленых.
Кому-то письмо от Музы,
кому-то письмо от Смерти.
Скупа лишь Земная Слава
на вести в осенних конвертах.